Граф придержал перед девушкой дверь. Шейла процокала по коридору в холл, где в компании тетсу, Криса и непочатой чашки чая ее дожидался шофер, он же охранник.
— Всего хорошего, граф! — Шейла сделала ручкой, и тут же легонько хлопнула себя по лбу. — Ах, чуть не забыла! Тетя приглашает вас в семь вечера на открытие выставки «Темные начала» в ее галерее. Новая коллекция, которую она два года собирала, ти-ви, банкет, все такое. Вас ждут четыре зала умопомрачительной мазни и минут сорок пространных речей о современном искусстве, потом можно будет свалить в буфет. Если скажетесь больным или занятым, я пойму и скормлю тёте эту пилюлю так, что она не обидится.
— Благодарю, мисс Берман. Передайте миссис Рамирес, я обязательно приду.
— Ого! — развеселилась Шейла. — Да вы не из пугливых! Ждем вас вечером, чао! Идем, Джон.
Дверь за посетителями закрылась. Граф шагнул было в комнату, но замер, прислушиваясь. На улице, в двух шагах от магазина громко спорили и пререкались, потом хлопнула дверца машины и завелся мотор.
Граф вздохнул, покачал головой.
— Крис, будь добр, достань чистые чашки. Надеюсь, твой брат позволит нам перекусить перед походом в галерею.
Тетсу защелкал зубами и занял стратегическую позицию сбоку от входа.
Грохнув дверью и споткнувшись на пороге, в магазинчик влетел Леон Оркотт.
— Что?! — Как всегда, Леон начал с крика. — Что ты ей всучил, негодяй? Опять какого-нибудь крокодила?
Крохотный крылатый кролик взвился под потолок, сердито вереща. Два гигантских шага — Леон сгреб графа за грудки и как следует встряхнул.
— Признавайся, какую пакостную тварь ты ей впиндюрил? Какую писулю она подписала? Что ты опять, черт тебя дери, задумал? Ай, блин! Ах ты сукин кот! Я убью твоего барана! Я убью его прямо сейчас! Пшел вон, скотина!
— Успокойтесь, детектив. Ти-чан всего лишь защищал меня.
— Он допрыгается. Я из него рагу сделаю. Я вас всех упрячу в каталажку.
Брат, не надо. Пожалуйста! Ну почему ты опять кричишь?
— Орет, потому что ничего умного сказать не может, — поделился наблюдениями тетсу.
— Побебекай мне еще! Разбебекался, барбекю ходячее!
— Детектив, сядьте. Вы пугаете ребенка.
— Крис, не лезь ко мне! Я хочу знать, что этот нахал всучил бедной девушке. И на сколько кусков эта мерзость ее разорвет.
— Я не продаю ничего противозаконного, детектив.
— А почему она не позволила мне взглянуть? Что за бумажку ты заставил ее подписать?
— Обыкновенный контракт по уходу за покупкой. Детектив, на этот раз это было даже не животное.
— Змея? Скорпион? Ядовитый паук?
— Всего лишь цветок. Один из редких видов австралийской орхидеи.
— Наркотики?
— Мой дорогой детектив, если вас зовет профессиональный долг, посетите городскую библиотеку и почитайте в справочнике по ботанике об орхидеях вида Chiloglottis. Вы узнаете много интересного, но, уверяю вас, ничего похожего на яды или галлюциногены ни один исследователь в этом растении не обнаружил.
— Ну, смотри! — Леон погрозил графу пальцем. — Если Шейла погибнет, это будет на твоей совести. И я наизнанку вывернусь, но упеку тебя за решетку.
— Не сказал бы, что мечтаю увидеть вашу изнанку, детектив. — Нервы у графа тоже были не железные и потихоньку начали сдавать. — Вряд ли это аппетитное зрелище.
— А! — тут же взвился Леон. — Значит, признаешь, что впарил ей опасную дрянь?
— Я не продаю дряни, тем более опасной! — граф повысил голос. — Мисс Берман угрожал маньяк, или вы забыли? Мой магазин — вовсе не сосредоточие зла, когда вы наконец это поймете?
— Когда твои клиенты перестанут дохнуть как мухи!
— Большинство моих клиентов в добром здравии, проверьте, детектив!
Ти-чан, они опять ссорятся! Сделай что-нибудь!
— Да чего я сделаю-то? Поорут, перестанут. Эй, кто опять протек? Фу, как девчонка, фу-у, бе-е!
— Кью-кью-кью!
— Ты в каждой бочке затычка! Я везде на тебя натыкаюсь! Мафия, блин, китайская! У вас все куплено!
— Я бы и вас купил, детектив, да вы мне даром не нужны!
— Ах, не нужен?
— Да, не нужен!
— Все, Крис, собирайся. Мы отсюда уходим. Хватит! Поездил уже на моей шее!
— Это я езжу на вашей шее?! Нет, вы слышали? Ти-чан!
— Да я ему щасс рогами под зад…
— Убери своего барана!
— Ыыыыыыыыыыыыыы!!!!!!
— Крис, прекрати реветь!
— Вы! Вы просто… у меня слов нет. Крис, иди сюда. Не плачь. Дай слезки вытру. Твой брат — неуравновешенный, злой человек. Бессовестный и неблагодарный. Крис… ну, не плачь, малыш. Не надо. — Граф прижал мальчика к себе, поглаживая встопорщенные вихры, а тот самозабвенно хлюпал в расшитый райскими птицами шелк. — Что вы творите, Леон… У ребенка и так душевная травма, а вы раните его своим криком еще больше.
— Я творю, ага… — Леон плюхнулся на диван, достал пачку, выковырял сигарету непослушными пальцами. — Он тут продает честным гражданам незнамо что, а я виноват.
— Ну, если я в чем и виноват, — вздохнул граф, — то только в том, что, зная о вашей паранойе, замешкался и позволил мисс Берман столкнуться с вами на пороге.
Леон пощелкал зажигалкой и выпустил облако дыма. Поморщился, отгоняя дым рукой. Граф сел на диванчик напротив, продолжая обнимать всхлипывающего мальчонку. Леон зыркнул на них исподлобья.
— Крис, перестань скулить, наконец.
Вы больше не ругаетесь?
— Мы больше не ругаемся, Крис, — сгибом пальца граф вытер мокрые мальчиковы щеки. — Твой брат слишком устал, а я сорвался, прости нас. Доставай чашки, будем пить чай. Хороший оолонг успокаивает нервы.
— Кью?
Перепончатокрылый зверек, спасавшийся на потолке, вспорхнул графу на плечо. Из угла мрачно зыркал тетсу. Он не верил в примирение и бдил. Если что — еще пара дырок леоновым джинсам обеспечена. И тому, что под джинсами, тоже.
— Ах, да, — вспомнил Леон, поднялся и пошел к двери, подбирать отброшенный в начале скандала пакет. — Тут эти самые… эклеры с зеленым кремом. Тебе, вроде, нравились. Помялись немного…
— Эклеры? — тут же оживился граф. — Правда? Сколько? Дюжина? Ах, мой дорогой детектив, это прекрасно, это удивительно и замечательно.
Граф выхватил из протянутого пакета коробку и начал сноровисто перекладывать пирожные на блюдо. Крис разложил ложечки и уселся рядом с братом в терпеливом ожидании. Если бы не распухший нос и не красные глаза, получился бы вылитый пай-мальчик. Из глубин магазина появилась Пон-чан, прозевавшая скандал, и полезла к Леону на диван с другой стороны.
Дикарь, думал граф, поглядывая на Леона из-под полуопущенных ресниц. Ограниченный, тупой дикарь. Но почему этот дикарь помнит, что я люблю ванильно-мятные эклеры?
— Детектив, отложите сигарету. Вредно столько курить, особенно на голодный желудок. Сейчас мы пьем чай, а потом вы быстро-быстро идете домой и переодеваетесь во что-нибудь приличное. У нас сегодня культурная программа — посещение выставки.
— Чего? — Леон даже поперхнулся.
— Я понимаю, что вы не на работе, но почему бы не совместить приятное с полезным? Вам не хочется познакомиться поближе с окружением Шейлы Берман и ее уважаемой тети?
— У них там междусобойчик намечается? Босс не знает, что ли? У меня нет приглашения. Надо позвонить!
— Сидите, мой дорогой детектив, — граф нагнулся, прищурив длинные глаза. Под изогнутыми ресницами один был темно-лилов, как ежевичный ликер, а другой янтарно-желт, как хороший виски. — Мой дорогой детектив, со мной вас пустят даже к президенту!
Босс знал про выставку и позаботился о наблюдении — по залам с видом зомби, перепутавшим кладбища, бродил Рой. Вид у Роя был крайне идиотский, и Леон подозревал, что сам выглядит не лучше. Обменявшись пустыми взглядами, копы разошлись. Рой сканировал пространство вокруг Шейлы, и Леон отступил на периферию.
Линда Рамирес уцепила графа, едва они с Леоном вошли, и теперь упорно таскала его за собой. Четыре зала галереи и большой холл оказались забиты народом. Тут же крутились телевизионщики, журналисты, другая пронырливая братия. Все друг друга знали, шумно встречались, обнимались и заводили громогласные беседы, повернувшись к картинам тылом. Леон даже удивился — господа вроде на выставку пришли, что же картины-то не смотрят? Это он, Леон, в авангарде ни в зуб ногой, а все эти мэтры и мэтрессы? Или выставка — лишь повод лишний раз повидаться и языками потрепать?
Впрочем, редкие отщепенцы на шедевры таки глазели. А один даже что-то в блокнотик записывал, наверное, умные мысли. Какие умные мысли могли прийти от созерцания разноцветных клякс и полос, Леон даже представить не пытался. Его восприятие прекрасного ограничивалось постерами с красотками, мотоциклами и инопланетными чудовищами. Однако никакой ущербности и никакого раздражения по поводу современной живописи Леон не испытывал. Каждый делает что умеет, а профессионализм Леон уважал. Если ты чего-то не понимаешь, это не значит, что оно не нужно человечеству.
И профессиональный коп всегда держит ушки на макушке и ничего не упускает из виду.
Сбоку кто-то произнес имя Шейлы, Леон немедленно повернулся к беседующим спиной, и, упершись взглядом в какую-то картину, попятился, словно желая лучшего обзора для шедевра.
— … скорее всего, это была глупая шутка. Кто-то решил Шейлу попугать.
— … да все что угодно. Конкуренты? То же «Золотое яблоко» или «Правда, и только правда»…
Картина, на которую глядел Леон, была написана серым, черным и буро-коричневым. Красок для этого произведения извели целую прорву. Полотно сплошь покрывали бугры, потеки и трещины. Неопрятно. Нехорошо как-то.
— … а ты смотрел рейтинги? Знаешь, в какие там тысячи разница?
— В какие?
Лампа, что ли, мигает? Картина словно бы чуть мерцала, как телевизор не на канале, Леону даже померещилось низкочастотное гудение, от которого хотелось съежится. Он прищурился, но стало еще хуже — свинцово-серые и бурые пятна отпечатались на обратной стороне век, а когда он проморгался, остались плавать перед глазами.