Илья Матвеевич глубоко затянулся, глядя на роботов.
— Это было страшное время, Дейв… — спустя несколько секунд продолжил он. Для первого офицера космического корабля только что произнесенные слова не были пустым звуком. Илья Матвеевич понимал, что то время было действительно страшным для людей, брошенных в Ничто в утлых скорлупках своих кораблей, и потому голос Белгарда звучал неестественно глухо.
— Силовые линии гиперсферы выбрасывали колониальные транспорты в совершенно неизвестных точках пространства, — продолжал он свой рассказ, — лишая людей самой надежды на возвращение. Им приходилось искать кислородные планеты… Иногда они попадали в такие условия новой родины, которые оказывались во сто крат хуже, чем на перенаселенной Земле, понимаешь? Так же случилось и с «Бристолем». Сев на эту планету, люди уже не могли взлететь — ресурс колониального транспорта и сама его конструкция подразумевали только одну посадку. Так что, когда обнаружилось, что на Деметре живут инсекты, никто уже не мог повернуть назад.
Дейвид молчал, слушая Илью Матвеевича. Может, он и имел что-то сказать по этому поводу, но держал свои мысли при себе. Белгард покрутил в руках сигаретную пачку, находясь в тот момент где-то далеко, во власти собственных дум. Машинально щелкнув пальцем по ее донышку, он выбил еще одну сигарету и потянулся за зажигалкой.
— Понимаешь, прилетевшие на «Бристоле» колонисты были обыкновенными людьми… И как бы ни был удивителен факт встречи двух цивилизаций, но жизнь продолжалась, и она настоятельно брала свое. Твои предки, Дейв, не являлись группой исследователей, посетивших планету исключительно ради науки, — заметил он, наконец прикурив. — Они прибыли сюда на вечное поселение после длительных мытарств и блуждания в гиперсфере и в первую очередь хотели жить, дышать, строить свой город, рожать и воспитывать детей…
— Значит, война все же началась? — нарушил молчание Ито. В его глазах, вокруг которых разбегалась мелкая сеточка морщин, внезапно проскочил злой огонек.
— Нет… — покачал головой Илья Матвеевич. Ему было непонятно, почему Дейвид сам не удосужился просмотреть те файлы, что имелись в памяти компьютера. Ведь это было так естественно — знать собственную историю… — Изначально люди не претендовали на территории инсектов, — пояснил он, так и не ответив сам себе на вопрос, почему связь поколений прервалась на Деметре, словно ее нить обрубили ножом. — У твоих предков была мечта, и они в первую очередь занялись ее воплощением.
— Какая мечта? — удивленно переспросил Дейвид. Он был слишком чужд тем первопроходцам по духу и складу мысли, чтобы воспринимать их иначе, как прах, тени давно минувшего. Получалось, что и у них были мечты, которые во многом предопределили день сегодняшний… Эта очевидная для Белгарда взаимосвязь всего сущего, похоже, явилась для Дейвида частицей внезапного откровения…
— Этот Город, — словно отвечая на его мысли, произнес Илья Матвеевич. — Огромный, светлый, чистый, самодостаточный комплекс, в котором будет много места, тяжким трудом займутся машины, а люди будут наконец-то просто жить…
— Почему же его не построили?
— Не хватило сил… Нельзя было разворачивать такую гигантскую стройку. Нужно было делать это постепенно, не в ущерб жизни. А так получилось, что первое поколение колонистов построило цоколь, вогнав в него все ресурсы колониального транспорта… Это было роковой ошибкой. К тому же в окрестностях строящегося Города появились орды кочующих инсектов, которые начали досаждать строителям своими набегами. Это были дикие племена, в которых от былого величия Цивилизации остался разве что внешний облик да способность одеваться и поддерживать огонь.
— И что потом? — Похоже, Дейвида не на шутку заинтересовал рассказ капитана, по крайней мере, Илья Матвеевич ни разу еще не видел его таким возбужденным.
— Потом наступил закономерный спад, — объяснил он. — Шли годы, и следующие поколения, родившиеся уже тут, в условиях местной реальности, перестали воспринимать инсектов как нечто феноменальное, достойное жалости и снисхождения. Для потомков экипажа колониального транспорта «Бристоль» кочующие отряды насекомоподобных существ стали уже не остатками великой, но деградировавшей разумной расы, а опасностью — постоянной, неистребимой, наглой и назойливой. — Илья Матвеевич умолк. Ему было немного не по себе. Одно дело просто знать некий набор исторических фактов, а другое — высказать их вслух, связать вместе, одновременно осмысливая сказанное. За теми мыслями, что так ясно и, казалось бы, просто излагал он Дейвиду, крылись тысячи переломанных человеческих судеб, потерянные поколения, упадок, хаос…
Ито, ковырявший в земле обломком сухой ветки, отшвырнул ее в сторону.
— Тогда и началась война? Люди отбросили обнаглевших тварей от Города?
— Да, можно выразиться и так… — суждения Ито, облаченные в резкую формулировку, похоже, отражали всю суть его восприятия… Кто первый… Разве в этом сейчас дело?
— Тогда почему стройка развалилась? — внезапно спросил Дейвид.
Вопрос был закономерен. Казалось бы, после первых набегов кочевых инсектов люди должны были объединиться, завершить начатое строительство… но все вышло иначе.
— Понимаешь, Дейв, для новых поколений, которые не жили в условиях перенаселенной Земли, мечта их предков о громадном светлом городе, который стал бы воплощением самых чистых грез, постепенно превратилась в «идею фикс»… — объяснил Белгард. — Им не нужен был этот абстрактный город, ради строительства которого приходилось жертвовать сегодняшним днем. Стройка постепенно замораживалась, экономика колонии перестала быть общественной, она все более перевешивала в индивидуальный аграрный сектор. Люди оставляли производства, бросая их на попечение машин, а сами, небольшими отрядами или даже просто семейными парами, покидали великую стройку, основывая новые поселения на обширной территории плодородных равнин.
— Они ушли из Города? — поразился Дейвид.
— Ну, не все, конечно. Но большинство. А те, кто остался, не могли продолжать стройку, их сил даже не хватало на то, чтобы поддерживать в нормальном состоянии уже созданный цоколь. Начался необратимый процесс технологического упадка. Постепенно изнашивалась планетарная техника, сокращалось ее количество. Роботы, предоставленные сами себе, функционировали покуда могли, потом останавливались и оставались ржаветь, постепенно разрушаясь…
Илья Матвеевич на минуту умолк, попав под власть собственных мыслей.
Люди, жившие тысячу лет назад, не поняли главного — на планете начался необратимый откат в сторону регресса, который, в конце концов, должен был привести к катастрофе.
Такие процессы протекали на сотнях других колонизированных людьми планет. Только вот из Деметры в результате получился убогий, регрессивный мир. И он знал, почему так случилось.
Дав по зубам обнаглевшим инсектам, люди привольно расселились в девственных лесах и на равнине. Опасность казалась мизерной и смехотворной, они не поняли, что вооруженные арбалетами и короткими мечами инсектоидные существа когда-то были великим народом, давно обогнавшим людей в своем развитии.
Кочевые племена куда-то исчезли, растворившись средь бескрайних пространств. Наступил длительный период спокойствия, который продолжался около столетия…
Это благоденствие и погубило колонию.
В то время как другие человеческие миры захлестнула вторая, исторгнутая с Земли волна галактической Экспансии, это затерявшееся в бездне неисследованного космоса поселение осталось в стороне от разгоревшегося пожара Первой галактической войны. Десятки планет, охваченных противостоянием с древней метрополией, срочно возрождали свои технологии, объединялись в союзы, создавали космические флоты, а тут, на Деметре, в небесах которой так и не появились зловещие тени крейсеров Земного альянса, откат в сторону упрощенной аграрной экономики становился стихийным и неуправляемым процессом. Дети, которые рождались на фермах, фортах и факториях, получали лишь минимум необходимых знаний, наука сначала застыла, а потом началось ее отступление.
В этот период те, кто остался жить среди промышленных комплексов цокольного яруса Города, начали ощущать разрушительное влияние времени. Комплекс постепенно утратил свою самодостаточность, один за другим останавливались автоматические пищевые комбинаты и высокотехнологичные цеха мясного клонирования, ветшали внутренние оранжереи, приходили в негодность обслуживающие их машины…
А потом с востока, замкнув свой загадочный кочевой цикл по просторам материка, пришли орды инсектов…
Илья Матвеевич встряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение… Он не был участником тех событий, но слишком хорошо представлял их ход. Было бы неплохо объяснить это Дейвиду, который все мрачнел, думая о чем-то своем.
— Значит, Сеть сказала тебе, что люди и инсекты в скором будущем вступят в последний бой? — внезапно спросил Дейвид.
— У инсектов появился новый вождь. Он пытается объединить разрозненные банды в единое целое и ударить по Городу, — ответил капитан. — Эту информацию Сеть почерпнула из компьютеров верхнего уровня. Остальное же — ее выводы, основанные на анализе закономерностей. Инсекты придут и ударят. И этот бой может стать последним единственно потому, что две расы за тысячу лет преуспели только в одном — они так тщательно истребляли друг друга, что и людей, и инсектов осталось слишком мало для полнокровной войны. Одно сражение — и победителей нет. Наступит кризис генофонда, и уцелевшая горстка особей неизбежно вымрет. Вот так, Дейв… — Илья Матвеевич ударил кулаком по колену. — Так закончится тысячелетний исторический цикл. Так угаснут две расы…
— Останется Мать.
Белгард вскинул голову и пристально посмотрел на Ито.
— Не говори мне о ней, Дейв. Хоть ты и выходил меня, дал новую жизнь, но Мать для меня не свята… Анклав полусумасшедших роботов — это, извини, хреновая замена двум разумным биологическим видам.
— Странно, что Мать так безоговорочно приняла тебя, Илья… — обиделся Ито.