й в ней мускулатуры.
Сержант, прищурясь, испытующе посмотрел на Антона и вдруг обронил в укрепленный на отвороте формы микрофон:
— Давай, Эндрю. Тут очередной соплячок…
Сухо щелкнул электрозамок левой двери, она открылась, и на бетонный пол помещения, который отчего-то был полит водой и влажно блестел, отражая свет ламп, вылетел, кувыркнувшись через голову, инсект…
В тот момент Антон впервые и услышал ЭТО…
Странный, совершенно потусторонний голос, больше похожий на скрежет ржавых, веками не смазываемых петель, прозвучал в его голове, словно раскат отдаленного грома…
Это был вопль отчаяния и страха… Антон сам не знал, откуда он это понял, тем более стоявший рядом сержант не проявил при этом никаких эмоций, — то ли он ничего не слышал, то ли обладал стальными, тренированными нервами…
Отшатнувшись, Антон непроизвольно зажал уши, чтобы не слышать этого отчаянного скрежета, чем вызвал злой и недоуменный взгляд сержанта. Тот действительно ничего не слышал. Вопль звучал в голове Антона, и было бесполезно пытаться заткнуть уши…
— Ты что, щенок, обделался со страха? — внезапно хохотнул сержант, и его глаза сузились до размера щелок. — Никогда не видел живого инсекта?
Он потянулся к поясу, где был укреплен широкий десантный нож. Вытащив его, он наградил инсекта пинком кованого ботинка, отчего тот отлетел в противоположный угол комнаты, и, повернувшись к Антону, протянул ему руку с зажатым в ней клинком.
— Держи.
Антон непроизвольно попятился, отчаянно замотав головой.
— Нет… — хрипло вырвалось у него. — Я не могу…
— Что ты не можешь? — угрожающе переспросил сержант.
Антону казалось, он сейчас потеряет сознание.
Две половинки огромных тисков сжимали его мозг медленно, но неотвратимо… Ситуация вдруг начала стремительно вываливаться из рамок реальности, но никому, кроме него самого, все происходящее было не доступно. Только Антон, сжавшийся в болезненный комок, воспринимал ее в полном объеме…
С одной стороны на него наседал, выворачивая сознание, отчаянный, запредельный вопль чуждого его разуму существа. Скорчившийся в углу пустой комнаты инсект видел неотвратимость собственной смерти и прекрасно осознавал это…
Антон непроизвольно дернул головой, чтобы не видеть продолговатый хитиновый панцирь и поджатые к белесому брюху суставчатые ноги, которые сами по себе вызывали в нем отвращение, но хуже всего было то, что существо молчало, не издавая ни звука, а он продолжал слышать его протяжный и отчаянный предсмертный вопль…
Отшатнувшись, он нарвался на вторую половинку сжимавших его тисков.
Это были налитые кровью глаза сержанта.
— Облажался, щенок?
Это был риторический вопрос. Антон никогда никого не убивал. Ему было неведомо это жуткое таинство.
— Я… Я не могу! — в отчаянии закричал он.
— Ты не можешь убить врага? – Губы сержанта вплотную приблизились к его лицу. — Это неправильно, кадет… – Голос прорывался в сознание Антона как будто из другого мира. — Ты можешь и хочешь убить любого инсекта, что попадет в поле твоего зрения.
Антон окаменел.
— Эндрю, видео! — громыхнул у него под ухом густой бас.
На противоположную стену беззвучно опустился экран. Возникшее на нем изображение было таким отчетливым и красочным, будто это не запись, а сама реальность шагнула со стены. И даже скорчившийся под срезом экрана инсект, казалось, не выпадал из общей динамики видео, а, наоборот, принадлежал ей…
Группа инсектоидных существ шла по окраине поселка, затерявшегося где-то в бескрайних девственных лесах материка. Всего одна улица, сиротливый трактор под навесом из веток и мха, аккуратные, словно вырезанные из картона домики с белыми стенами и занавесками на окнах.
Внезапно дверь крайнего из домов распахнулась, выбитая ударом изнутри, и в проеме возник силуэт инсекта, тащившего за собой полуживого старика. Двигавшийся по улице отряд остановился. Аудиосистема проектора защебетала голосами насекомых.
Пинок суставчатой лапы швырнул полумертвого человека в пыль посреди улицы. Он попытался подняться, но в следующий момент грохнул выстрел.
Голова человека дернулась, и он забился в пыли, размазывая руками растущее на груди кровавое пятно.
— Достаточно, Эндрю.
Сержант присел на корточки и заглянул в глаза Антона.
— Ты их ненавидишь, верно?
Антон молчал в странном, тупом оцепенении.
Хрясь…
Кулак сержанта впечатался в его лицо.
Антон упал навзничь. Что-то горячее и соленое текло по губам, капая на пол.
— Смотри, как это делается, сопляк.
Сержант подволок Антона к скорчившемуся в углу комнаты инсекту.
Лезвие широкого ножа сверкнуло по короткой дуге и с мягким чавканьем вошло в белесое брюхо.
Антона вдруг начало безудержно рвать. Из расположенных у самого пола отверстий ударили упругие струи воды, смывая кровь и кадетский завтрак.
Люк в полу поглотил мертвое тело.
— Следующего.
Антон вдруг понял, что ему становится все равно. Что-то оборвалось в его душе. Какая-то важная струна звонко лопнула. Он больше не мог выносить это, и когда в комнате появился следующий инсект, он, в паническом страхе, что сейчас снова зазвучит чуждый его разуму потусторонний предсмертный вопль, негнущимися пальцами взял протянутый нож и вяло ударил в брюхо своей жертвы.
Потом он почувствовал, как Вселенная закружилась вокруг него в бешеной спирали, и рухнул на пол около бившегося в конвульсиях инсекта.
В него, смывая кровь, били струи холодной воды, но Антон уже не ощущал их. Он был без сознания.
Сержант поднял нож, обтер его лезвие и, сокрушенно покачав головой, взял провалившегося в глубокий обморок Антона за воротник мокрой униформы.
— Черт знает что, Эндрю, — обращаясь к потолку, зло проговорил он. — Скорее бы уж в бой, верно?
Потолок молчал. Сержант еще раз вздохнул и поволок бессознательное тело Антона в соседнее помещение.
…Вечером Антон не пошел на ужин.
Очнувшись в казарме, он, как чумной, добрался до ближайшего окна, распахнул его и долго сидел, жадно вдыхая воздух улицы.
В его голове не было ни одной мысли, только страшная опустошенность… Он сидел, бесцельно глядя вниз, на серые плиты плаца, и не слышал, как к нему подошла Дана.
Усевшись рядом с ним на пластиковый подоконник, она некоторое время тоже смотрела вниз.
— А у них кровь красная… — внезапно сказала она, глядя куда-то мимо Антона.
Он поднял голову.
— Что ты сказала? — тихо переспросил он.
— Кровь у них красная… — повторила Дана. — Как у нас.
Наверное, ему следовало тогда промолчать, но Антона вдруг затрясло. Он вцепился пальцами в подоконник.
— Ты чего? — испугалась Дана. — Псих, что ли?
— Все это неправильно! — деревянным голосом отчеканил Антон. Это было то самое чувство, что подспудно давило на него изнутри.
Дана насупилась.
— Ты убил врага.
— Да какой он враг?! — на глаза Антона внезапно навернулись слезы. — Он жить хотел…
Краска отхлынула от лица Даны. Такой Антон ее еще не видел.
— Моя мама тоже хотела жить! — срывающимся голосом вскрикнула она и вдруг молча залепила ему пощечину.
Кулаки Антона инстинктивно сжались, но он не ударил в ответ. На них обоих словно нашло какое-то страшное затмение. Дана, стоя напротив, тяжело и прерывисто дышала.
— Ты… — вырвалось у нее, — ты…
Слезы вдруг брызнули у нее из глаз. Резко развернувшись, она побежала прочь, а Антон так и остался стоять у раскрытого окна.
В его душе не было ничего, кроме пустоты…
…Теперь, спустя два года, она отомстила ему.
Антон вздохнул, сворачивая в сторону освещенных улиц. Если он и ощущал трагизм происходящих вокруг него событий, то очень смутно. Вакуум в его памяти успешно заполнили шесть лет новой сознательной жизни. Он привык к ней и справедливо считал единственно возможной.
Нужно было как-то забыться, сбить с себя состояние дискомфорта, и он, выбравшись на знакомый проспект, повернул по обычному для любого кадета маршруту.
К утру он действительно забылся, и перспективы нового дня уже не казались ему такими мрачными, как накануне.
Глава 8. ГРЯДУЩЕЕ
— Андрей, подожди немного!
Средних лет человек с коротко остриженными под ежик седыми волосами остановился у дверей кабинета.
— Да, Майкл? — Он повернулся, протягивая руку здоровенному негру, одетому в ладно подогнанную форму с нашивками полковника.
— Есть новая информация, нужно поговорить.
Шевцов открыл дверь кабинета.
— Входи.
Рабочее помещение, которое занимал командующий, было небольшим. Здесь ни одна деталь обстановки не напоминала о том упадке и запустении, что царили в Городе. Компьютерные консоли, аудио- и видеоаппаратура — все это работало и было исправным. За рабочим столом на вращающейся треноге было укреплено глубокое кожаное кресло.
Судьба на Деметре играла людьми, как ни на каком из других миров. Взлеты и падения тут были, как правило, стремительными и бурными. Прошло всего шесть лет с того момента, как сержант Шевцов с автоматом прыгал с подножки «Кобры», чтобы взять в оборот выслеженную банду однорукого инсекта, и вот он сидит в кресле, которое помнило не одного и не двух руководителей колонии.
Карьера сержанта, сменившего полевую рацию и автомат на этот кабинет, не могла кого-то удивить. Шла страшная, затяжная война, и кадры, особенно грамотные и подготовленные, были на вес золота.
Колония Деметры уже много веков «работала на выживание». Ее численность стремительно сокращалась, и в каждый, произвольно взятый момент истории последних десятилетий оказывалось, что кандидатов на это кресло можно всегда сосчитать по пальцам.
Поэтому Андрей Шевцов спокойно относился к своей новой должности. Власть на Деметре была не набором материальных благ, а ответственностью, тяжкой и страшной работой, которая, как правило, пережигала людей.
Если бы у руля колонии вдруг встал человек нерешительный и некомпетентный, то Город был бы уже мертв.