Экономический рост также приводит к изменениям социального строя. Вместе с экономическим ростом доход на душу населения начинает превосходить базовые потребности человека, а склонность брать на себя большие риски у людей все увеличивается. Например, в первобытных сообществах люди собираются в группы, потому индивидуальная производительность каждого отдельного человека достаточно низкая, и степень безопасности прямо пропорциональна числу людей в группе. Однако с ростом производительности основной производственной единицей становится семья. В сообществе охотников добычу невозможно откладывать, но в сообществе земледельцев перспективы более четкие – достаточно работать в поле, чтобы получать урожай, это приводит к сокращению рисков, а хороший урожай позволяет создавать запасы. Кроме того, несмотря на наличие разнообразных табу в охотничьих сообществах всегда есть люди, которые не хотят работать, а с переходом к домохозяйствам ответственность ложится на каждого, поэтому количество «безбилетников» значительно сокращается. Появление личной ответственности приводит к постепенному распаду первобытно-коммунистического общества и переходу к землевладельческому. Приведем другой пример: поскольку в аграрном обществе не существует системы социального страхования, единственным способом обеспечения собственной старости становится воспитание детей, однако некоторые семьи в современном обществе выбирают бездетность, – семья без детей с обоими работающими супругами – поскольку необходимости в воспитании детей больше нет. Вслед за изменением потребностей и появлением новых услуг ценность услуг предыдущих институтов снижается.
Институциональные изменения могут быть вызваны совокупностью изменений самого института. Прежде всего, они могут быть вызваны изменившейся государственной политикой. Например, с середины 1950-х годов до 1978 года индивидуальные хозяйства в сельской местности Китая подверглись давлению, но не потому, что они не могли заниматься производством, а в результате государственной политики. После смены этой политики в 1978 году крестьяне всего за несколько лет вновь перешли к индивидуальным хозяйствам. Кроме того, к изменениям могут привести и контакты с внешним миром. Изучая институциональные изменения домохозяйств африканских и юго-восточных государств, исследователи пришли к выводу о большой значимости торговцев. В период относительной социально-экономической отсталости непрерывный поток торговцев собирал и впитывал информацию из самых разных мест внешнего мира, а вступавшие в контакт местные жители также узнавали о внешнем мире, что способствовало расширению их возможного выбора. Консерваторы с неприязнью относились к контактам с торговцами и считали, что они ведут к «падению нравов и устоев», поскольку способствуют многим изменениям существующих институтов.
Методы институциональных изменений
Два способа изменений
Когда в обществе возникает институциональный дисбаланс, институциональные изменения могут способствовать повышению эффективности, а также повышению благосостояния общества в целом и каждого отдельного его члена. Есть два вида институциональных изменений[99]: стихийные и принудительные. Стихийные институциональные изменения происходят в случае несбалансированности институтов, они могут увеличить эффективность общества в целом. Наибольшую известность среди исследователей, изучавших стихийные институциональные изменения, получил нобелевский лауреат Дуглас Норт, он рассматривал институциональные изменения в Европе и их причины. Норт предложил гипотезу, согласно которой несбалансированность институтов может привести к потере их общей эффективности, институциональные изменения будут стихийно стремиться к ее повышению, в результате чего будет достигнут новый уровень равновесия с высокой эффективностью. Кроме того, японский исследователь Юдзиро Хаями и американский экономист Вернон Уэсли Раттан предложили теорию индуцированных институциональных инноваций, которая используется для объяснения процесса институциональных изменений. Принудительные же институциональные изменения обусловлены вмешательством государства – оно использует политическую силу, чтобы фундаментально изменить уже существующую систему.
Стихийные институциональные изменения
Вот несколько примеров, которые иллюстрируют процесс стихийных институциональных изменений.
Известный пример институциональных изменений был изучен Юдзиро Хаями. Во многих частях Азии преобладает рисоводство, а вся земля находится в ведении землевладельцев. В Таиланде, в Индонезии, на Филиппинах и в других азиатских государствах прежде существовала традиционная система, связанная с поливным рисоводством. Во время засева и жатвы риса потребность в рабочей силе очень высока, но в другое время сравнительно невелика. На посев и жатву землевладелец, как правило, нанимает поденщиков. Согласно традиционной системе распределения урожая, которая сохранялась достаточно долго, по завершении работ наемный работник мог в качестве вознаграждения забрать себе ⅙ собранного им урожая. Однако вместе с Зеленой революцией 1960-х годов эти традиционные институциональные механизмы изменились. Вслед за Зеленой революцией урожайность на единицу площади значительно возросла, вместе с тем на высоком уровне были и темпы роста рабочей силы. В этой ситуации заработная плата должна была падать, поскольку отдавать 1/6 урожая было для землевладельца достаточно убыточно. Сейчас сложились некоторые новые институциональные механизмы, главным образом в двух формах. Первая форма подразумевает, что работники продолжают забирать 1/6 урожая, но после оплаты они должны выполнять дополнительные работы – например, осуществлять прополку. В ходе исследования Юдзиро Хаями установил, что прополка крайне трудоемка, и если включить ее в оплату, то 1/6 урожая будет очень близка к рыночной заработной плате. Вторая форма предполагает отказ от возможности забирать 1/6 урожая, это субподряд на уборку риса, когда землевладелец оплачивает работу в соответствии с ценами на рынке труда. Исследование показывает, что в обоих случаях оплата труда работника примерно одинакова. В данной ситуации соответствующие технологические и экономические изменения приводят к институциональным изменениям, поэтому такое изменение оплаты труда является индуцированным институциональным изменением.
В качестве наглядного примера можно привести и Африку. Многие племена современной Африки по организации до сих пор близки к традиционным первобытным сообществам. Из-за частых засух урожайность в Африке очень неустойчива, поэтому многие племена имеют традицию коллективного производства, а четкого разграничения личной собственности у них не существует – этот строй очень схож с первобытно-коммунистическим. В процессе колонизации Африки западными странами колониальные режимы стали нанимать для работы на правительство местных жителей – они стали «белыми воротничками», а их доход стабилизировался. В этих обстоятельствах новые «белые воротнички» уже не хотели более делить свое имущество с соплеменниками, что привело к постепенному распаду существовавшего первобытно-коммунистического строя. Этот строй предполагает совместное владение для сокращения существующих рисков, поэтому нет четкого разграничения прав собственности, но стоит членам группы получить стабильный доход, как заключенные договоренности перестают действовать.
Еще один известный пример институциональных изменений касается пореформенного Китая. Между 1958 и 1978 годом, на протяжении 20 лет, коллективная форма была единственной существовавшей в Китае формой сельскохозяйственного производства. Коллективное производство представляло собой единственный институциональный механизм, который был принят в рамках господствовавшей на то время социалистической идеологии. Производственный энтузиазм был достаточно низок и отлично характеризовался бытовавшей тогда пословицей «главная цель – прийти на работу, нестись на нее как рой пчел, а там можно и отдохнуть» – почти никто не готов был активно работать. Производительность такой работы была низкой, что приводило к сокращению доходов каждого конкретного человека, и общий уровень жизни был очень низок. Большей эффективностью отличалась производственная деятельность отдельного домохозяйства, но система семейной подрядной ответственности была разработана не правительством, а стихийно возникла среди крестьян деревни Сяоганцунь уезда Фэнъян провинции Аньхой. С началом политики реформ и открытости в 1978 году идеологический контроль несколько ослаб, таким образом, представился удобный случай для осуществления институциональных изменений, повышающих производительность и благосостояние семей, и те им воспользовались.
По мнению Дэн Сяопина, процесс реформирования Китая связан с «двумя неожиданностями»: система семейной ответственности за ведение сельскохозяйственных работ и возникновение большого количества местных предприятий. Но сами по себе местные предприятия являются и «третьей неожиданностью» – это не частная и не государственная собственность, а форма коллективной. Подобная форма собственности также не была разработана в правительства. В начале 1980-х годов сельские жители видели, что в городе имеется дефицит многих предметов первой необходимости и множество возможностей получить прибыль. Несмотря на существовавший тогда запрет на частную собственность, система коллективной собственности могла быть принята, поэтому новые местные предприятия имели форму организации коллективного производства. Это также очень важное институциональное изменение. И хотя подобный институт – пример переходной формы, в сложившихся условиях он содействовал экономическому развитию.
В процессе экономического развития многие институциональные изменения стихийны. Появление новых возможностей извлечения прибыли приводит к созданию новых институтов стимулирования экономического развития, которые способствуют максимизации прибыли. Однако в целом, опираясь исключительно на стихийные институциональные изменения, очень трудно добиться изменений оптимальных. Институты являются результатом взаимодействия многих людей, и решение не может быть принято одним человеком единолично, оно должно быть результатом действий группы людей. Личность, способствующая институциональным изменениям, берет на себя и расходы, связанные с организационной частью и необходимостью привлечь других на свою сторону, и существующие переходные риски. Последние могут быть проиллюстрированы на примере африканских «белых воротничков». Если они отказывались делить доходы с членами своих изначальных племен, соплеменники могли посчитать, что, переехав в город, они подверглись «моральному разложению» и не обладают более добродетелями совместного владения. Когда «моральному разложению» подвергается множество людей, то никаких рисков не существует, но для первого человека риск довольно велик – соплеменники относятся к такому человеку со злобой, и его может даже настигнуть смертельное возмездие. Первого человека всегда ожидают неудачи, поэтому все стремятся уступить роль первопроходца кому-либо еще – это причина появления «безбилетников» в институциональных изменениях.
В случае с деревней Сяоганцунь создавшие систему семейной подрядной ответственности крестьяне должны были принять на себя значительные переходные риски. В 1985 году я посетил эту деревню, и бригадир производственной бригады изложил мне события тех дней. С незапамятных времен Сяоганцунь была очень бедной деревней, из десяти лет девять оказались неурожайными, три, а то и шесть месяцев в году местные жители занимались попрошайничеством за ее пределами. В 1970-1980-е годы девушки с неохотой шли замуж за мужчин из этой деревни, а солдат из провинции Аньхой презирали. Поскольку в 1970-е Сяоганцунь была крайне бедна, сюда была направлена группа партийных работников, чтобы помочь местному населению. В деревне было всего 18 домохозяйств, а партийных работников приехало 17 человек. На протяжении полугода они изучали местное хозяйство, а потом бежали, поскольку не увидели даже надежды на улучшение. Осенью 1978 года в уезде Фэнъян случилась засуха, урожай таял на глазах – судя по расчетам, весной должен был начаться голод, и жителям только и оставалось попрошайничать. Крестьяне трудились в условиях коллективного производства более двадцати лет, но это нисколько не улучшило условия их жизни, поэтому они стали работать в одиночку – земля и собранные налоги были поровну распределены между домохозяйствами. Во времена «культурной революции» ведение единоличного хозяйства считалось хвостом капитализма, который нужно отрезать, а выступавших с поддержкой единоличников причисляли к контрреволюционерам, поэтому подобный поступок был связан с серьезным риском.
В конце 1978 года в рамках III пленума ЦК КПК XI созыва признали, что проблема бедности деревни за тридцать лет социалистического строительства решена не была, а эффективность коллективного способа производства производственными бригадами оказалась невысокой. Это означало некоторую возможность для новых институциональных изменений, но под давлением идеологии единоличное хозяйство все еще вызывало у людей чувство страха. Поэтому жители Сяоганцунь подписали кровью письмо, в котором говорилось, что если их единоличные хозяйства будут обнаружены правительством, а бригадира производственной бригады расстреляют, члены других 17 домохозяйств возьмут на себя ответственность за воспитание его детей. Сейчас это письмо стало историческим документом, который хранится в музее.
В тот год производство в уезде Фэнъян сократилось на 30 %, но в деревне Сяоганцунь оно, наоборот, возросло на 30 %. Прирост 30 % при общем сокращении в 30 % – это очевидный результат. Слухи об этом чуде дошли до занимавшего тогда место секретаря Комитета КПК провинции Аньхой Ван Ли, который немедленно отправился в деревню, чтобы выяснить обстоятельства. Бригадир производственной бригады сознался, что он совершил преступление и раздал каждому домохозяйству землю. Ван Ли был истинным борцом социалистической революции и сказал, что социалистическая революция должна увеличивать производство, чтобы улучшать условия жизни простого народа – именно это впоследствии было названо Дэн Сяопином «тремя способствованиями». Также он сказал, что повышение производительности труда и есть социализм. А впоследствии в своем докладе Дэн Сяопину Ван Ли сообщил, что размежевание в деревне Сяоганцунь дало очень хороший результат, и необходимо это признать. В 1980 году ЦК КПК одобрил «три опоры»: предоставление компенсационных закупок для продовольствия, предоставление ссуд для производства, предоставление взаимопомощи для жизни, а в крайне бедных районах разрешили размежевание земель между домохозяйствами. Таким образом, стихийное институциональное изменение получило прочную поддержку государства.
Государство и институциональные изменения
Институциональные изменения в деревне Сяоганцунь провинции Аньхой представляют собой стихийные изменения, которые впоследствии были поддержаны государством. Люди по большей части рациональны, а поскольку на первопроходца институциональных изменений ложатся, по меньшей мере, связанные с ними издержки, они в большинстве своем не хотят становиться первопроходцами. Таким образом, очень сложно получить оптимальную скорость институциональных изменений, а это приводит к тому, что шанс их проведения может быть упущен. Поскольку институты являются коллективным действием и представляют собой процесс принятия коллективных решений, успех стихийных институциональных изменений, как правило, требует усилий группы активистов – института лидерства. Увидев возможность, активисты используют собственное время, чтобы привлечь на свою сторону других людей, либо выражают готовность взять на себя связанные с этим переходные риски. Обычно деятельность такого активиста связана с некоторыми издержками, поэтому ему требуется своего рода компенсация. Например, он достиг определенных успехов в политическом русле, что добавляет ему некоторый авторитет, который впоследствии может помочь ему стать лидером. Но такой активист не может появиться без определенной закономерности. Поскольку институциональные изменения – это коллективное действие, может возникнуть проблема «безбилетников», преодолеть которую должно государство. Государство само по себе представляет институт, который обладает специфической чертой – правом на легальное применение силы. Государство может устанавливать, какие институты и формы организации имеют право на жизнь, и отдельным личностям очень сложно сопротивляться этому решению. Если в обществе возникает несбалансированность, то государство вынуждено вмешиваться в процесс институциональных изменений, чтобы содействовать появлению неких институтов. Однако желание или возможность государства восстановить с помощью институциональных изменений равновесие могут превратиться в серьезную проблему. Чтобы внести ясность по этому вопросу, нам необходимо понять, что представляет собой государство, обладает ли оно такой возможностью, а также есть ли у него стимул к этому.
У политологов есть две точки зрения на то, что представляет собой государство – субъект власти или круг лиц с общими интересами. Обе позиции проясняют отдельные моменты, но и накладывают некоторые ограничения – они часто оказываются неприменимы к развивающимся странам. Мне кажется, что наиболее полно роль государства в развивающихся странах характеризуется как лидерство и доверительное управление.
Государство как субъект власти обладает собственной волей, опираясь на которую, оно может управлять институтами, как человек управляет своими руками и ногами. Государство в принципе может рассматриваться как человек – оно обладает самостоятельностью и делает то, что полагает необходимым. Поскольку государство подобно организму, ему необходим мыслительный центр, который заставляет отдельные институты работать как единое целое. Эта теория нередко используется в политических науках.
Теория о том, что государство представляет собой круг лиц с общими интересами, была выдвинута рядом экономистов. В начале 1950-х сторонники теории общественного выбора, в том числе профессор Чикагского университета Гэри Беккер [Becker, 1983], предположили, что в обществе есть разные группы лиц с общими интересами, а государство – это равновесие, достигнутое в ходе их борьбы. В процессе принятия политических решений эти группы высказывают собственные суждения и проводят действия, которые могут вступать в противоречие друг с другом, но в конце концов они находят точку равновесия. В этом месте теория общественного выбора вступает в противоречие с теорией о субъекте власти, поскольку предполагается, что государство не имеет руководящего сознания, а государственные решения – это баланс между интересами разных групп людей. Государства рассматриваются как черный ящик, представляющий собой результат баланса интересов.
Эти крайние точки зрения не подходят для развивающихся стран. Теория о субъекте власти подходит для авторитарных государств – например, Гитлер был достаточно харизматическим лидером, а нацистская Германия главным образом управлялась в соответствии с его личной волей. Теория общественного выбора подходит преимущественно для изучения политических процессов в таких развитых странах, как США и Англия. Политические процессы в них связаны с существованием групп с общими интересами – например, во время выборов парламентарий опирается на определенную группу людей, поэтому, будучи избранным, отстаивает их интересы.
Как уже говорилось ранее, для изучения государства в развивающихся странах наиболее подходит теория лидерства и доверительного управления. Вне зависимости о того, говорим мы о развитых или развивающихся странах, каждое общество имеет лидера – например, для США таким лидером является президент, а для Китая – председатель. Лидеры государства, как правило, имеют определенную степень свободы в принятии политических решений – так, несмотря на то, что в США существует система разделения ветвей власти, президент по-прежнему играет большую роль в определении политики государства. Между политикой Билла Клинтона и политикой Джорджа Буша, например, существует большая разница. Поэтому изучая действия государства, мы должны, прежде всего, понять поведение его лидера. Но это не то же самое, что теория субъекта власти, поскольку лидер государства опирается на бюрократический аппарат, а выгоды лидера и чиновников не обязательно совпадают. Например, лидер может желать оставить свой след в истории, у чиновников же обычно не бывает таких «претензионных намерений», поэтому историческая оценка не является целевой функцией чиновника, а если и является, то отнюдь не основной. Поскольку целевые функции лидера государства и чиновников отличаются, это, вероятно, отражается и на их решениях. Лидер стремится создавать институциональные механизмы, которые будут стимулировать чиновников эффективней следовать его воле – например, системы аттестации, поощрений и наказаний. Но кроме указанных систем существует проблема «небеса высоко, а император далеко», ведь информации всегда недостаточно. Если говорить о теории современного корпоративного управления, это проблемы расхождения стимулов и информационной асимметрии. Поэтому я полагаю, что, изучая действия государства, необходимо начать с целей лидера, а также информации и стимулов на каждом из ярусов доверительного управления государством.
Когда в обществе возникает несбалансированность, государство может прибегнуть к насилию, чтобы восстановить равновесие. Теоретически государство имеет эту функцию, но в действительности возможны два варианта: некий институт очень отсталый, но государство не реформирует его; государство предвосхищает институциональные изменения в обществе или оказывает социально-экономическое вмешательство в процесс экономического развития. Оба варианта являются неудачей государства. Большая часть попыток государственного вмешательства оканчивается провалом. По этому поводу можно процитировать работу нобелевского лауреата Артура Льюиса «Теория экономического роста» (Lewis, 1955): «За большим успехом экономического роста всегда стоит очень мудрое правительство, но можно сказать более многословно – те неразумные правительства, чьи вмешательства закончились провалом, приводят к застою или упадку экономического развития».