Ко мне подошла Валентина. Видно было, что полет мой произвел на нее впечатление: глаза, как плошки, губы подрагивают, сама бледнющая. Однако справилась с собой. Опять толкнула речь с благодарностью богам, пусть и слегка дрожащим голосом. Ну да окружающие, наверное, тоже находились под впечатлением, и речь прошла «на ура». Потом толпа снова подхватила меня на руки и понесла к дому-храму, к накрытому столу.
Глава 10
На этот раз отходняк начал колотить меня сразу, как только мы с Туробоем добрались до моей комнатушки. Согласитесь — не мудрено. Вино не брало, и я спросил у друга-телохранителя, водится ли здесь чего-нибудь покрепче этой кислятины. Туробой понял меня с полуслова. Он исчез, буквально минут на пять. Появился с небольшим изящным кувшином, закрытым плотно притертой крышкой. Я открыл кувшин и понюхал содержимое, плещущееся у самых краев. Пахло виноградом и чуть-чуть сивухой. Похоже, виноградная водка! Чудесно! То, что доктор прописал! И я начал целенаправленно надираться. Почти не закусывая. Мой немой друг поддерживал меня чисто символически, желая оставаться в форме, дабы контролировать ситуацию, не зная, как поведет себя подопечный, упившись в зюзю. Зря, кстати, беспокоился — в пьяном виде я исключительно миролюбив.
Литровый, примерно, кувшин уже на половину опустел, когда появилась Валька. Видно, положено так — традиция. Даже замутненным хмелем сознанием, я отметил, что на этот раз почтительность, с которой она опустилась на колено, не наигранная. Ага! Прониклась, паразитка! Это вам не хухры-мухры, а посланник богов, понимаешь!
— Ну, что скажешь? — заплетающимся языком вопросил я.
— Пришла поздравить вас с успешно пройденным вторым испытанием, господин, — смирения в голосе норовистой жрицы тоже прибавилось.
Ну да — то ли еще будет! Вот закончу со всей этой бодягой, устрою вам тут в храме веселую жизнь. А то, ишь — хозяина не признают. Посланца, понимаешь, этих…. ну да — в смысле, богов, понимаешь. Будете у меня тут строем ходить и честь отдавать. Ну да, честь. Хи-хи. О-о-ой, что-то я набрался не по детски. Что ж она все на колене-то? Жестко, неудобно.
— Ты вставай, Валюша, — подпустив в голос отеческих ноток (так в моем представлении должен был говорить посланец богов, будущий отец народов), — вставай, неудобно же.
Встала. Не просто встала — вскочила.
— Опять коверкаешь мое имя!
Глазенки сверкают, щечки горят! Понятно — опять гневаться изволим. А что я такого сказал? А — опять Валей обозвал. Ну что я сделаю, если так похожа? То, что пьяный, для нее причина неуважительная. Это она мне еще в прошлый раз сказала. Поди ж ты — помню! Хи-хи. Так, побольше серьезности, надежда славного племени славов!
— Прости, Волеслава, — склонил покаянно голову. — Так звали одну из богинь в Ирии, с которой я был близко знаком, — во, это я здорово сказал.
— Не помню, богини с таким дурацким именем, — отрезала разгневанная жрица.
— Много ты понимаешь в ириевой жизни. В смысле — жизни в Ирии. В общем — понимаешь мало. И-к! Ирий он большой и там этих богинь, как диких обезьян в Бразилии.
Так, что-то меня заносит, даже сквозь пелену хмеля, сообразил я. Эдак, пожалуй, в святотатстве, или богохульстве, каком-нибудь обвинят. Инквизиция тут у них есть, интересно? Озабоченно попытался сфокусировать взгляд на Вальке. Получилось. Моя последняя фраза ее, похоже, не разгневала. Скорее, развеселила. Во всяком случае, она ухмыльнулась и сказала:
— Ложись спать, посланник. К утру, глядишь, будешь как раз в форме.
Она подошла к столу, безошибочно изо всех емкостей выбрала кувшинчик с водкой, открыла крышку, понюхала, поморщилась. Укоризненно посмотрела на Туробоя. Тот виновато пожал плечами.
— Ладно, может и правильно — день был тяжелым, — негромко изрекла Валентина и, прихватив кувшинчик, вышла вон.
— Почему прекратили банкет? Я требую продолжения банкета, — для прикола, который некому было оценить, пробурчал я.
А на предмет поспать, кажется, действительно созрел. Ладно, спать, так спать.
На этот раз проснулся сам. Еще затемно. Спать больше не мог — уперлось. Ну, правильно — лег в полдень, а сейчас раннее-раннее утро: за окном темнота только начала меняться предрассветными сумерками. Спал часов четырнадцать-пятнадцать. Сел на кровати. Голова побаливала, но не так, как ожидалось. Очищают, похоже, они зелье, которое вчера потреблял. Со стола все было прибрано. Стояло только два кувшина, покрытых крышками. Так, в одном рассол — живем! Туробой позаботился, не иначе. Во втором, что-то кисленькое, вроде клюквенного морса. Тоже замечательно. Употребил по очереди оба напитка. Прислушался к ощущениям в организме. Заметно полегчало. Прошлепал до выхода, открыл дверь в коридор. Под дверью на овчине спал мой телохранитель. Ну, это не дело! Надо будет позаботиться о бытовых условиях Туробоя. Спящий телохранитель, подскочил на своем жестком ложе — видно услышал скрип двери, узнал меня, поднялся на ноги и поклонился.
— Извини, брат, разбудил, — покаялся я. — Ты спи, рано еще.
Туробой помотал головой, сбегал в соседнее помещение и вернулся с полотенцем. Пошли к колодцу. Там умылись, сливая друг другу из бадьи. Вернулись в горницу. За время умывания младшие жрицы подсуетились и уже накрыли завтрак. Обормот — не дал выспаться девчонкам. Позавтракали холодной бужениной с зеленью и свежим, похоже, утренней выпечки хлебом. Вышли на балкон, уселись на его перильцах, свесив ноги на улицу. Больше заняться было нечем. Разве, что готовиться к третьему испытанию. А чего к нему готовится? И как? Тренироваться дыхание задерживать? Вряд ли поможет. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что на испытании водой меня будут просто и незатейливо топить, по аналогии с испытанием воздухом. И вряд ли будут держать под водой меньше полутора-двух минут, на которые я могу дыхание задерживать. Будут держать долго, чтобы с гарантией понять, помогли мне боги, или как. Но, по поводу воды, я, почему-то волновался мало — почти родная стихия, как-никак. Вот завтрашнее испытание огнем напрягало. Завтра, надо полагать, меня будут жечь, а это, должно быть, неприятно. И придет ли эта странная помощь богов вовремя? И, вообще, что это за хрень? Впервые на трезвую голову, я обдумал эту мою связь с богами, или с чем там, на самом деле? Что на трезвую, что на пьяную голову, результат был тот же — хрен его знает. Ладно, видно, здешнюю мою жизнь надо принимать, как данность и не заморачиваться, иначе свихнуться недолго. Так, пока и решим.
Теперь, надо как-то убить время до испытания, чтобы не сойти с ума от ожидания. Кстати, как с моей способностью к полетам? Ведь умение владеть мечом сохранилось. Почему бы не сохраниться и этому полезному свойству? Надо проверить. Я попытался привести себя в то состояние, в котором находился во время полета. Не получилось. Ничего даже близкого. Может, полететь можно только во время падения? Как те стрижи с короткими лапками, которые с земли не могут взлетать совсем, только с высоты в падении. Надо попробовать. Сколько тут с балкона до земли? Метра три? Ну что, прыгаю? Ноги бы не поломать — внизу булыжная мостовая. Так, сомнения в сторону — вперед! Я прыгнул. Короткий полет, к сожалению, только по вертикали и чувствительный удар ногами о булыжник площади. На ногах удержался и, вроде, ничего не повредил. Хорошо, хоть так. Вот только полет не получился. Может, нужна реальная угроза жизни? Как вчера, когда меня спихнули с обрыва? Проверить можно только одним путем. А именно, самому махнуть в пропасть. Вот только, что-то сейчас не хочется. Как-нибудь в другой раз. Обойдемся пока без полетов. Сзади раздался шум падения чего-то тяжелого. Я обернулся. Это вслед за мной сиганул с балкона Туробой. Технично спрыгнул, судя по всему. Молодец — просто кладезь талантов. Хорошая подготовка у мужика.
А как тут обстоят дела с рукопашным боем? Тут же задал этот вопрос Туробою. Он не сразу понял, о чем речь, но потом разобрался и кивнул — мол, есть такое дело. На мой следующий вопрос, владеет ли он сим благородным искусством, мой телохранитель опять кивнул. Правда, несколько пренебрежительно. Я воспылал энтузиазмом и предложил ему поспарринговаться прямо сейчас. Туробой с сомнением посмотрел на меня, хмыкнул и покачал головой. Понятно — весовые категории у нас отличались очень сильно. Но я был настойчив. Богатырь, наконец, неохотно кивнул, видно, решив, что постарается помять меня не сильно.
— Начали, — скомандовал я и закружил вокруг человека-горы.
Стойка того была похожа на боксерскую — руки, сжатые в кулаки, одна защищает лицо, вторая — солнечное сплетение. Поворачивался мой друг, вроде бы не спеша, но за мной вполне успевал. Ну и как к такому кабану подступиться? А если правой ногой сбоку в левое колено — стоял Туробой в левосторонней стойке. Ап! Ушел. И быстро. Шустрый малый, несмотря на солидную комплекцию. Маваши в левое бедро. Отбил в легкую. Левой рукой. Ну, а йоко-гери в солнечное сплетение! Ушел с поворотом и отбивом. Еще и гнусно усмехнулся. Ну да — вполне мог бы контратаковать: я слегка подставился, умышленно, правда. Неужели разгадал? Эмпат — он и есть эмпат. Ах, так! А мы вот так! Я взвился в высоком прыжке — благо в теле легкость была необыкновенная — видно, все еще действовало благословение богов, и нанес прямой, целясь пяткой в лоб. Туробой сбил меня с траектории легкой отмашкой левой руки. Я грохнулся наземь, перекатом ушел вправо и тут же метнулся влево, уходя противнику за спину и подбивая его правое колено. Получилось! Гигант пошатнулся, потеряв на миг равновесие. Этого для меня было достаточно — мощный удар-толчок левой рукой, усиленной правой в спину и Туробой грохнулся ничком. Ну, грохнулся — это я сильно сказал. Упал он довольно мягко, на руки, перекатился и тут же вскочил, поворачиваясь ко мне лицом, в готовности продолжить поединок. Выглядел мой телохранитель весьма удивленным — видно нечасто его сбивали с ног.
— Все! Хорош! — решил я закончить схватку с перевесом в свою пользу. — Молодец, можешь!