С нашей носовой надстройки, поравнявшейся с кормовой частью триремы, полетели «кошки», цепляясь за ее фальшборт. Секунду спустя, «кошки» полетели и с нашей кормовой надстройки, цепляя трирему за нос. Метатели «кошек» быстро намотали свободные концы за фальшборт. Веревки натянулись и, последовавший за этим рывок, едва не посбивал всех нас с ног. Сцепленные корабли погасили инерцию друг друга и начали медленно разворачиваться вокруг общего центра тяжести. Варанги с молодецким уханьем потянули веревки «кошек», подтягивая корабли борт в борт. Верхняя палуба триремы быстро наполнилась воинами. Насколько успел рассмотреть, вооружены они были полегче легионной пехоты. Овальные щиты, прикрывающие тело только до колена, легкие каски, кожаные кирасы. Ну да, плюхнувшись в такой снаряге в воду, имеется шанс выплыть, а не пойти камнем ко дну. Поняв это, я сразу ощутил тяжесть своих доспехов, давящих на плечи. Ну да, дадут боги, купаться сегодня не придется.
Глупостями, навроде перестрелки варанги заниматься не стали. Издав воинственный рев, они сплошной волной хлынули через борта на палубу триремы. И были встречены залпом пилумов в упор. Однако остановить наступательный порыв северян это не смогло. С грохотом и лязгом наши врубились в румийский строй. Я, было, рванулся к борту, намереваясь поучаствовать в этой славной драке, но был остановлен Туробоем и Хегни, ухватившими меня под руки.
— Не нужно рисковать, господин, — прокричал Хегни. — Справятся и без тебя.
Я дернулся, пытаясь освободиться. Но прямо передо мной возникла Волеслава, раскинувшая руки в стороны. Сразу стало понятно — не пустит. Что называется, только через ее труп. Черт! Ну не драться же с ними! Остался на месте, довольствуясь ролью наблюдателя.
Наши давили. Хоть румийцев было, на вскидку, раза в полтора больше и бились они правильным строем, насколько это возможно на палубе судна. Преимуществом варангов и моих дружинников являлись полноценные доспехи, и привычка к абордажному бою. Хотя, румийцы, будучи моряками, этими навыками тоже, вроде бы должны были обладать. Но у наших еще имелось боевое неистовство и желание победить или умереть, что, как я понял еще в том мире, дорогого стоит. Так или иначе, наша брала. Варанги и дружинники и на носу и на корме пробили строй румийцев до противоположного борта триеры и стали теснить их в середину судна, к единственной мачте. Тут уже те, поняв, что деваться им некуда, что называется, окрысились и встали насмерть. Получилось так, что середину триеры теперь занимали румийцы, а нос и корму наши. То есть, напротив опустевшего центра нашего корабля, оказался строй румийцев. Перебраться к нам они не пытались — не до того было. Да и рядом со мной остались Туробой с Хегни, Валька с пятью, готовыми к драке жрицами, Хулагу и десяток телохранителей из ближней дружины. Плюс капитан и Андрокл. Хотя, последнего, как боевую единицу можно было не считать, по его же признанию. Лотар возглавил атаку и рубился сейчас где-то в кормовой части триеры. Телохранители, выстроившись в шеренгу у входа на надстройку со стороны нижней палубы, прикрыли нас щитами и ощетинились копьями. Румийцы, тоже прикрылись щитами и с опаской поглядывали в нашу сторону, ожидая какой-нибудь неприятности. Попытки атаковать, например. Волеслава, Хулагу и пять жриц достали луки и начали метать стрелы, от которых румийцы, впрочем, страдали не сильно.
Бой перешел в затяжную фазу. Румийцы стабилизировали строй и довольно успешно отбивали натиск варангов. Я вытянул шею, пытаясь рассмотреть, как дела у нашего второго корабля, но, похоже, его закрывала румийская триера, с которой мы сцепились. Черт, если там сражение складывается не в нашу пользу и румийцы, перебив варангов, подтянутся сюда, нам придется кисло. Пожалуй, надо вступать в бой — ударить во фланг. Правда это будет не так просто: румийцы стоят очень плотно, щиты сомкнули. А нам нужно будет лезть вверх по борту — палуба триремы возвышалась над нашей низкой гребной палубой метра на два. Биться нашими полутора десятками в эту стену, да еще через борт…. Вряд ли из этого выйдет большой толк. Может в одиночку, как тогда у Святого, прыгнуть через первый ряд в центр строя? Самоубийство: стоят слишком плотно, зажмут и пошинкуют в винегрет, мяукнуть не успею. М-да, не вариант. Ладно, попробуем, все же, побиться в стену. Не стоять же просто так, вдруг получится.
— Приготовьтесь! Будем атаковать! — проорал я, как мог громко, пытаясь перекричать шум сражения.
Хегни и Туробой тоже поняли, что придется помогать. Мой воевода отдал команду и десять дружинников, стоящих вдоль борта, сдвоили ряды, образовав строй две шеренги. Третью шеренгу должны были составить мы: я, Хегни, Туробой, Хулагу и Капитан.
— Не вздумайте соваться в рукопашную, — приказал Вальке.
Та возмущенно фыркнула и процедила:
— Посмотрим. Если доблестные мужчины не справятся, придется им помочь слабым девушкам.
Я укоризненно покачал головой и шагнул вперед, собираясь заполнить оставленное мне место в последней шеренге. Остановил меня, еле расслышанный за шумом боя, голос Андрокла.
— Не спеши, Посланник!
Оглянулся на приблудившегося грека. Тот вел себя необычно: совершал какие-то странные телодвижения и что-то бормотал себе под нос. Рехнулся, что ли со страху греченок. Да нет, не похоже. Ха! А ведь он колдует! Неужто маг? А говорили редкость. Но ведь шел же он в ученики к убитому старцу. Подразумевается, что что-то он уже должен был уметь. Ну, посмотрим. Пару минут с атакой можно погодить.
Андрокл старался. Было видно. Лицо покраснело, на лбу вздулась вена, глаза выпучились. Пассы руками становились все быстрее и, вроде бы, беспорядочнее. Потом полусжатые ладони сомкнулись друг с другом. Грек поднес их ко рту, дунул между ними, чуть помедлил и разомкнул руки.
Ого! Ничего себе! На ладонях Андрокла лежал, или, вернее, висел над ними ярко светящийся шар размером с небольшое яблоко. Грек взмахнул руками, подбрасывая шар вверх. Тот взлетел метров на пять над нашими головами. Андрокл легонько дунул в его сторону. Шар, сияя едва ли не ярче солнца, медленно двинулся в сторону румийцев, столпившихся в середине триремы.
Как уже сказал, шар сиял весьма ярко. Потому вскоре на него обратили внимание все сражающиеся, и на корме в том числе. Бой как-то сам собой затих. Наши и румийцы, отступив друг от друга на метр-полтора и, задрав головы, уставились, на порожденный Андроклом файербол. Ведь, наверное, именно так должен был называться светящийся шарик по фэнтезийной терминологии. Только почему грек просто не запустил им сразу во врагов? Ведь, судя по книжкам, он должен обладать не слабой разрушительной силой. Шарик, тем временем, добрался до середины румийского строя и завис над ним. На обоих кораблях воцарилась мертвая тишина, нарушаемая только поскрипыванием, трущихся друг о друга бортов. Румийцы закрылись щитами сверху, справедливо ожидая от светящегося шарика неприятностей.
Прошла минута. Вторая. Ничего не происходило. Шар висел над строем румийцев, светился и все. Ну и…. Я оглянулся на Андрокла. Похоже, что-то шло не так. Грек хмурился и совершал частые движения пальцами, прицелившись кистями рук в свое огненное творение. Потом зажмурился, выкрикнул фразу на незнакомом языке (надо же — не все здесь на русском, оказывается) и, растопырив пальцы, словно ударил ими в направлении шара. Я быстренько повернулся обратно и впился глазами в файербол, надеясь, что сейчас-то румийцам от него, все же, перепадет на орехи. Действительно, с шариком начали происходить изменения. Он засветился еще ярче, уже точно превзойдя сиянием солнце, и начал, вроде бы, увеличиваться в размерах.
Наши рефлекторно отступили от врага еще дальше. А бедные румийцы аж присели, образовав из щитов над своим строем сплошной панцирь. Шар увеличился до полуметра в диаметре, засветился так ярко, что на него стало невозможно смотреть. И….
Послышался легкий хлопок. Шар разлетелся на множество мелких, быстро гаснущих искр. И все. Какой там фонтан огня и ударная волна. До нас с той стороны даже легкого ветерка не долетело. На месте файербола осталось небольшое белое облачко, то ли дыма, то ли пара. Я оглянулся на Андрокла. Тот совершенно обессиленный сидел на палубе. Поймав мой взгляд, виновато улыбнулся и пожал плечами: мол, извини, сделал все, что мог. Наши воины почти хором издали разочарованный вдох. А румийцы, пока еще не поверив, что страшная участь их миновала: находились в полуседе, плотно закрывшись щитами. Да, в конце-то концов! Надо пользоваться моментом! Зря, что ли грек старался! Я вскочил на планширь (не уверен, что эта доска, венчающая ограждение надстройки называется именно так, но все равно поправлять некому), чуть не грохнулся вниз на гребную палубу. С трудом удержал равновесие, расставив пошире ноги и, приняв величественную позу, проорал, нарушая, все еще стоящую мертвую тишину:
— Румийцы! С вами говорю я — Посланец богов! Прекратите сопротивление, безумцы, или следующий, порожденный мной огненный шар, превратит вас в пепел!
После этих слов я начал выделывать руками пассы, пытаясь копировать движения, совершаемые несколько минут назад, Андроклом. Ну, вот такая вот наглость. И, знаете, подействовало! Половина врагов опустила щиты и встала на колени. Вторая половина, не знаю, то ли более храбрая, то ли, наоборот, на ходу сбрасывая с себя амуницию, попрыгала за борт и погребла в сторону берега. Варанги и славы быстренько, пока румийцы не очухались, разоружили оставшихся и согнали их на нос триремы.
Я, в сопровождении свиты, перебрался на вражеский корабль и поискал глазами второе наше судно. Как и ожидалось, оно тоже сцепилось с румийской триремой, метрах в двухстах от нас, и там кипел ожесточенный бой. Чья берет — совершенно непонятно. Потому нужно было отцепляться от румийца и спешить на помощь. Вот только, что делать с пленными, которых оказалось более семидесяти человек? Оставлять для них конвой? На счету и так каждый воин. Оставлять просто так? Вернут себе корабль, соберут своих товарищей, плывущих сейчас к берегу и что там дальше стукнет им в голову, одним богам ведомо. Может, в приступе отваги ударят нам в спину, пока будем разбираться со второй триремой.