— Виноват. Голова разболелась, — снова зевнул и чуть приподнялся. В отсеке появилось уже несколько штатских, в том числе перестарка Сонька. Заглядывая в развернутую на столе светокопию и сверяясь со своим листком, она маркировала провода в первом курчевском шкафу. Большая переносная лампа била в очки майору. В отсеке было тесновато и не с руки было распекать нерадивого лейтенанта. Впрочем, главный инженер еще в военной приемке махнул рукой на Бориса. Только в Дни Пехоты вздыхал:
— И не стыдно вам, Курчев, в ведомости расписываться?!
Но и лейтенант знал, что и майор не так уж часто бывал на заводе и раза два в неделю обязательно сматывался к жене в Иваново. Теперь, правда, жена переехала в полк и майор исправно ходил в «овощехранилище», но делать ему здесь пока что было нечего. Монтаж только начинался и работали лишь первые узлы. Общение со штатскими разбалтывало офицеров, никак не добавляя им чисто технических знаний, потому что участвовать в монтаже Ращупкин офицерам запрещал. Чашин подполковнику не прекословил. Он и сам толком не знал, как оно лучше. Дело было новое. Даже готовые объекты вечно перекраивались и меняли оборудование. Два года майор занимался этой работой и всякий раз радовался, что он пока лишь главный инженер, а не командир части. Со временем, он, конечно, сменит Ращупкина, потому что всем этим сложным хозяйством управлять может лишь специалист. Строевой Ращупкин, несмотря на несомненную хваткость и сообразительность, импульсного объекта не поднимет. Но сменить Ращупкина Чашин желал не раньше, чем тут наведут порядок, уберут подальше штатских и вообще все утрясется. Пока что его заботило знание офицерами чертежей. Месяца через два ожидалась инспекторская проверка. Что касается солдат, то он был абсолютно солидарен с Ращупкиным. Солдат на объект в дневное время пускать не стоило. Они постоянно вертелись вокруг монтажниц и даже один увалень раскокал громадную, почти уникальную генераторную лампу. Слава Богу, её по договоренности со штатским начальством удалось списать и, оформив учебным пособием, выставить в классе радиотехники. Отсутствие стекла помогало наглядней с помощью указки изучать пути электронов от сетки к катоду и т. д.
— Садитесь, — усмехнулся Курчеву главный инженер, прекрасно видя, что лейтенант не так уж собирался подниматься. — В преферанс играли?
— Играли, — неопределенно усмехнулся Курчев. Он понимал тоску главного инженера. — Приходите. Рубанем сочинку, — подразнил майора, зная, что тот не заявится в финский домик.
— Как-нибудь загляну, — сказал майор, может быть, впервые завидуя Курчеву, что тот младший офицер и не подвержен условностям. — Ладно, игра игрой, а в этом разбираетесь? — кивнул на чертеж.
— Нет, — чистосердечно признался лейтенант.
— А как же инспекторская?
— Никак. Чего надо — отвечу. Откуда куда чего идет-поступает. Где замыкает-срабатывает — это я с закрытыми глазами, товарищ майор. А вот что такое магнитное поле — это ни в дугу…
— Ну, это уже философия, — усмехнулся инженер. — А вот тут что творится? — Он ткнул наугад в узел рядом с Сонькиным листком. Курчев ответил.
— А тут?
Курчев снова ответил.
— Ну и Бог с вами. Спите, — сказал майор. — Командир корпуса отказал вам в демобилизации.
— Чего ж делать? — вздохнул Борис.
— Чего? Ничего… В воздух палить не надо… — блеснул очками молодцеватый инженер. — Так-то… Хитрость это копеечная, а Ращупкин зол, как черт. Так, лейтенант, дела не делают.
Он отошел от стола. Видно было, что ему жаль Курчева, но помочь ничем не может.
— Спите. Наверно, скоро вызовет, — бросил, уходя в другой отсек.
— Взбойка? — повернулась к Курчеву Сонька и поставила консервную банку с краской прямо на лист чертежа.
— Нет, — отмахнулся Борис.
— Валюха, дуй сюда, — махнула маркировщица. Валька Карпенко работала на настройке в смотровом узле.
«Если демобилизнусь и на завод устроюсь, — соображал Курчев, — то на двух электричках часа полтора в один конец… А если еще и в командировку зашлют, то выйдет тех же щей…» Он усмехнулся, представив, как попадает опять в этот полк, но уже штатским. «Вот засмеют!» Нет, завод не годился. Но телеателье представлялось какой-то крохотной комнатенкой, в дверях которой цербером стоял огромный абрикосочник в пижаме и бурках. Не лучше ли уж оставаться здесь, в «овощехранилище», среди железных, черного покрытия шкафов, жужжащих сельсинов и знакомых монтажниц?
— Не выспался? — спросила Валя, садясь рядом на скамейку и кладя свою ладонь поверх его ладони. Большие серо-черные глаза смотрели на него так, что хоть сразу предлагай руку и сердце.
«Так и опускаемся», — подумал Борис, чувствуя, что несмотря на головную боль, невыспанность, усталость и встречу со вчерашней аспиранткой, Валя ему все-таки мила и он должен изо всех сил сдерживаться, чтобы не поддаться ее обаянию.
— На каток не пойдешь? Спать будешь? — снова заглянула ему в лицо.
— Угу, — кивнул он, смежая веки, чтобы не смотреть на девушку. Она сидела совсем рядом, реальная, теплая, удивительно милая.
«Какого тебе еще рожна..?» — хотел спросить себя, вспоминая вчерашнюю аспирантку, которая в горячем мозгу отступала куда-то в затылок и постепенно уменьшалась.
— Да ты вроде заболел… — сказала девушка и коснулась щекой его лба. — Горячий, — тревожно покачала головой. — Соня, а ну-ка попробуй.
— Потрудился, небось, — осклабилась Сонька и приложила свою шершавую ладонь к его лбу.
— Есть температура, — подтвердила бесстрастно.
— Иди ложись, — сказала. — Иди, не бойся. Я Забродину скажу. Всеволод Сергеевич, — крикнула она в проем.
Но, опережая Забродина, в отсек вошел связист и доложил, что лейтенанта Курчева немедленно вызывают в штаб.
27
Теперь уже, точно зная, что он болен, Борис, еле передвигая ноги, брел от бункера к КПП. Солнце выкатилось высоко над лесом и било прямо в глаза, отчего голова трещала еще сильней. Он вошел в дежурку, показал сержанту пропуск и привалился к внутренней двери.
— Ноги не идут. Скажи на шлагбауме, пусть любую машину задержат, слабо улыбнулся младшему сержанту.
— Не положено здесь, товарищ лейтенант, — недоверчиво покачал головой дежурный.
— Звони тогда в гараж. Пусть санитарную вышлют.
— Да вон идет!.. — обрадовался сержант и, выбежав из КПП, стал махать рукой поднимающемуся по бетонке самосвалу.
«Расклеился, — подумал про себя Курчев. — Еще минуту назад ничего держался. Вот она, сила слова.»
Самосвал шел на второй объект, но шофер, покряхтев, довез лейтенанта до проходной поселка.
— Горло, что ли? — спросил Курчева.
— Нет, — мотнул тот головой, но тут же почувствовал, что горло тоже болит.
— Кто вызывал? — спросил посыльного, сидевшего в коридоре штаба возле ящика с оружием.
— Там начальства много… В радиокласс велели, — откозырнул посыльный.
Курчев прошел по коридору и толкнул дверь радиокомнаты.
— Разрешите присутствовать?! — спросил срывающимся голосом. Перед глазами плыло и он сразу не разглядел, кто его ожидает в учебном помещении.
— Милости просим, — раздался веселый хрипловатый голос.
Поморгав глазами, Курчев разглядел вчерашнего смершевского полковника, особиста Зубихина, еще одного незнакомого майора и замполита полка подполковника Колпикова. Последний жался в углу у окна. Вид у замполита был несколько пришибленный и, стараясь этого не показывать, он то и дело моргал кругленькими маленькими глазками.
— Садитесь. Лейтенант Курчев Борис…
— Кузьмич, — подсказал лейтенант, садясь за узкий длинный черный стол. Полковник сидел наискосок.
Утреннее солнце било через стекло Борису прямо в глаза и он, передвинувшись на два стула левее, оказался лицом к лицу с корпусным смершевцем.
— Побеседовать с вами хотели, — сказал тот. — Чего раскраснелись? Бежали, да?
— Температура, — буркнул Борис. Смершевцев он почему-то сегодня не боялся, но его действительно сильно знобило, перед глазами плыли пятна и еще кружилась голова. Он потер ладонью лоб.
— Уж вы нас извините, Борис Кузьмич, — добродушно сказал полковник. А то нам еще раз ездить далековато. Мы вас постараемся долго не задерживать.
— Ничего, — в тон ему ответил Курчев и провел ладонями ото лба к подбородку, словно снимал с лица противогаз.
— Да ты не волнуйся, — сказал Зубихин.
— Я болен, — зло поглядел на него Борис и набрал в легкие воздуху.
— Хлипкая молодежь пошла, а, Иван Осипыч? — повернулся корпусной смершевец к замполиту Колпикову.
Толстощекий кругловатый замполит быстро и согласно кивнул.
— Вот, познакомиться с вами хотели, товарищ лейтенант, — повторил полковник. — Узнать, как живете, чем дышите. Может, немного расскажете нам о себе.
— А чего говорить? В личном деле все есть, — буркнул Курчев.
— Курчев, — зашипел замполит.
— Ну, ну… Так уж все, — улыбнулся полковник, не обращая внимания на грубость лейтенанта и шипение подполковника. — Личное дело — бумага. А вы — живой человек. Живой человек в бумаге не умещается. Не так ли?
— Не знаю, — пожал плечами Борис. Он готовился к вопросу о пишущей машинке.
— Так уж и не знаете. Человек грамотный. Он, что, с институтом, Зубихин?
— С институтом, — кивнул капитан.
— Какой институт закончили?
— Педагогический.
— Вот видите, учитель значит. Интеллигенция. А говорите — не знаете.
Курчев ничего не ответил, считая, что вопроса задано не было.
— Ну, так расскажите нам, Борис Кузьмич?
— О чем?
— О себе. Чем дышите. Что читаете?
— Читаю? — снова пожал плечами лейтенант. — Всё читаю.
— Ну, так уж и всё, — подмигнул полковник.
— Что попадается. Не такое уж у нас тут книжное хранилище.
— Что ж ты, Иван Осипыч? — повернулся полковник к замполиту. — У офицеров запросы, а ты на книги жмешься.
— Что положено… — развел руками замполит, понимая, что это так, игра, но не желая показывать, что это понимает.