Перепечатки из русских газет обошли всю Европу, и были подхвачены в САСШ, как и всегда, преследовавшей свои, чисто утилитарные, цели. Но внимание российской общественности отвлекла смерть Александра III. А вот в Германии, статью и фотографии оценили по достоинству.
Кайзер Вильгельм II внимательно разглядывал фотографию вождя, застывшего на своём троне, с каменным выражением жестокого лица. Как бы не относились немцы к неграм, но этот чернокожий вождь, застывший на своём грозном троне, явно был не простой личностью, и не зря смог стать самым востребованным в Африке аборигеном.
– Что ж, посмотрим на результат, – задумчиво произнёс вслух кайзер и откинул газету с фотографией негритянского короля в сторону.
– Какая отвратительная рожа, – подумала королева Виктория, сама не отличавшаяся красотой.
– Уничтожить, при первой возможности! – был вердикт верховного лорда английской палаты лордов. Колониальная администрация приняла это к сведению, а соответствующие ведомства учли это распоряжение на будущее. Планы относительно вождя были изменены, и винтики гигантской махины, под названием Великобритания, завертелись в нужную сторону, решая судьбу чернокожего короля.
Чаши весов судьбы черного континента зависли в хрупком равновесии, колеблясь от малейшего изменения ситуации, в ту или иную сторону. А главный виновник шагал вместе с войском, продираясь сквозь джунгли, переходя вброд речки, пересекая участки голой саванны, и не задумываясь, какие процессы он затронул и посмел изменить, вмешавшись в историю Африки.
Глава 19Победа или поражение?
Аль-Максум жил сейчас в одном из крупных селений, недалеко от озера Чад. Риббах постоянно расширял свою территорию, за счёт одряхлевших рабовладельческих султанатов Северной Африки, в результате чего его интересы пересеклись с интересами Франции, захватившей весь северо-запад Африки.
Но всё это не имело значения в свете данного повествования. Отдыхая в своём, заново построенном здании, в мавританско-негритянском стиле, в обществе многочисленных рабынь-наложниц, Аль-Максум вяло обдумывал полученные новости от своего повелителя.
Раббих требовал собрать войско, и идти к нему в столицу. Аль-Максум мог сейчас собрать в течение недели тысячу стрелков, и восемь тысяч копейщиков, а также до пятисот человек всадников.
Жизнь наладилась. Его любимая наложница Азель отличалась просто бешеным темпераментом, даря ему не минуты, а часы наслаждений своим роскошным телом. Только сожаление о возможностях стареющего мужского организма заставляли его морщиться.
Был, конечно, способ поддержать мужскую силу. Слухи об этом докатились и до Чада. Великий унган, и уже король, Мамба создал такой эликсир, о чудодейственной силе которого ходили легенды.
Но, при воспоминании о Мамбе, начинала чесаться левая лопатка, со шрамом от выпущенной его ружьём пули, и накрывала волна бешенства и дикой злобы. В таком состоянии он убивал первого попавшегося на глаза раба, а своих наложниц брал с особой жестокостью и садизмом. Но это не помогало.
В его усадьбе несла службу охранная сотня, остальные воины войска располагались в разных селениях, готовые прийти на зов в любое время дня и ночи.
Неизвестный мститель исчез с месяц назад, переместившись западнее, и время от времени нападая на местные гарнизоны солдат Раббиха, по всей видимости, пытаясь подобраться вплотную. Уже не оставалось никаких сомнений, что его целью был именно Раббих. Но Раббих и сам это понимал, и поэтому безвылазно сидел в своей столице бывшего султаната Борно, в окружении тысяч воинов.
Так что, Аль-Максум был совершенно спокоен, оглаживая шелковистую нежную кожу любимой наложницы. Пребывая в состоянии неземного блаженства, он не обратил никакого внимания на подозрительные звуки, раздавшиеся с внутреннего двора усадьбы, огороженного высоким дувалом. Раз за разом, он входил сзади в свою временную подругу, заставляя её кричать от наслаждения. И не успел отреагировать на внезапно упавшую, закрывающую вход в комнату, циновку.
Он успел только обернуться, встретив свою смерть лицом. Удар острой сабли отхватил его голову. Глаза в глазных орбитах успели только вытаращиться от испуга и удивления. Струя артериальной крови ударила вверх, заливая потолок, а с него уже и ложе любви, опустившись кровавым дождём на лицо Азель.
– Аааааа, – дикий пронзительный женский крик разорвал тишину томного жаркого вечера, а дробный перестук головы, покатившейся по глиняному полу, устланному жёсткими циновками, дополнил картину внезапной смерти старого кровника Мамбы.
Со всех сторон защёлкали выстрелы, послышались звонкие удары сталкивающихся между собой сабель, мечей и ножей. Охрана, потеряв всю дежурную стражу, отчаянно сопротивлялась, пытаясь спасти своего военачальника, не зная, что возмездие уже свершилось, и он мёртв.
Застигнутые врасплох, они гибли один за другим, уничтожаемые людьми Палача. Никаких шансов спастись не было, и участь их была решена за десяток минут. Развесив по всему дувалу обезглавленные и порубленные тела, отряд Палача, разграбив усадьбу, но, не тронув никого из женщин, покинул её.
Никто им в этом не препятствовал. Вся деревня испуганно застыла в тревожном ожидании. Люди попрятались, где смогли. Бежать было поздно, да и некуда. Все пути были надёжно перекрыты, и парочка добровольных гонцов ползала сейчас по караванным тропам, собирая свои сизые кишки, которые, подобно ядовитым змеям, расползлись по пыли караванных троп.
Подхватив за длинную чёрную бороду голову Аль-Максума, Палач сверился с полученным от Мамбы описанием, и, убедившись в правильности своих действий, сунул её в кожаный мешок.
Азель, прекратив орать от испуга, ногой столкнула с себя обезглавленное тело Аль-Максума. Тело свалилось на пол, а Азель, вытерев биологическую жидкость со своих чресл, отползла в угол, подхватив по пути кривой кинжал, валявшийся недалеко от неё.
Палач поднял на неё глаза. Девушка, выставив перед собой кинжал, дрожала не от ярости, а от страха, готовясь биться за свою жизнь.
– Я не любила его, он мразь, но мне некуда было бежать. Я не дамся, можешь убить меня, всё равно мне не простят его смерть!
Её нежный голос внезапно напомнил Кату переливчатый голосок его убитой сестры.
«Какая бы она была, если осталась бы жива?» – внезапно подумал он. Трагедия его семьи, а потом, фактически, собственная смерть, ожесточили его, превратив в бездушного робота, хоть он и не знал такого слова. Он стал равнодушным убийцей, но это состояние не нравилось и ему самому.
Он не хотел жить, но жить было надо, и его сознание мучительно искало выход из этой ситуации, цепляясь за малейшую возможность, мотивируя его на помощь Мамбе, в котором он почувствовал родственную душу, и которому верил. Пожалуй, Мамба был единственный человек во всём мире, которому он верил больше, чем себе, и благодаря этому жил.
– Ты идёшь со мной, – нехотя разлепились его тонкие губы, выпустив из горла эти слова.
– Я не пойду с тобой!
– Тогда ты умрёшь от рук его воинов, – пожал плечами Кат, и, повернувшись, стал выходить из комнаты.
– Постой! – Азель приняла решение, и стала быстро собирать вещи, наскоро обтерев своё тело и лицо от крови Аль-Максума.
Сборы были недолгими… одежда, пара любимых безделушек. Немного золота и драгоценностей, забранных из укромного места, о котором она знала, и где хранил награбленные и собранные сокровища Аль-Максум. Всё, она была готова следовать за своим новым господином.
Всё это время Палач равнодушно смотрел на неё, не соблазняясь прекрасно вылепленным самой природой телом, и уже жалел о своём сиюминутном поступке. Но он давно уже взял себе за правило никогда не жалеть о принятом решении.
Ночь ещё не успела отступить, когда отряд покинул селение, держа путь на юг, к Банги, надеясь застать там чёрного короля.
Мой четырнадцатитысячный отряд, разделенный на отдельные батальоны по тысячи стрелков, пробирался сквозь джунгли, протаптывая в девственном лесу новые тропы, вместо старых, поглощённых неукротимыми джунглями.
Меня одолевали сомнения в правильности принятого решения. Я уже в тысячный раз проигрывал в голове все возможные варианты. В итоге получалось, что выигрывая в одном, я проигрывал в другом. Я, словно, шёл по лезвию ножа, балансируя на острой режущей кромке, между европейскими державами, руководствовавшимися своими интересами.
Мои интересы никто и не собирался учитывать, кроме меня. Хорошо, что мне достался ум и любовь к книгам, особенно историческим. Не только же о бабах думать, надо и о высоком, в смысле, интересном.
А уж про компьютерные игры и говорить нечего. Сколько часов было проведено, и официально, и тайком, ещё по малолетству, прячась от родителей, и вешая им лапшу на уши, что всё время, пока они были на работе, я занимался уроками, и только ими.
Естественно, они мне не верили, и блокировали компьютер паролем. Но, пытливый детский мозг, охочий до развлечений и любимых игрушек, иезуитски перебирал все варианты обмана родителей, с целью получения доступа к запретной технике.
Подборка паролей, создание скрытого профиля, с прозаическим названием «гость», и прочие варианты. Но родители не сдавались, и поняв, что их нагло обманывают, пошли на ещё бо́льшие ухищрения, забрав питающий шнур. Пришлось экономить на школьных завтраках, а на сэкономленные средства покупать новый шнур, пряча его под матрасом. Через месяц шнур был случайно, при уборке, обнаружен отцом, и моя попа познала ярость его ремня.
Борьба за компьютерные игры продолжалась ещё долго, с переменным успехом, пока уже мой рост и вес не позволили отцу предъявлять жёсткие ультиматумы, после чего было заключено перемирие, и жизнь стала протекать в более комфортном ключе.
Вот и сейчас, переступив рубеж тридцатипятилетнего возраста, я стал мыслить другими масштабами, и по-другому. А шо делать? Когда кругом одни враги.