Франческо Каваторта
За исключением Израиля и Турции, регион Ближнего Востока и Северной Африки остается оплотом авторитарного правления. Однако сохранение авторитаризма в арабском мире не означает, что в странах региона не произошли изменения с момента консолидации авторитарных режимов вскоре после деколонизации. За последние 30 лет арабские государства претерпели значительные политические, социальные и экономические трансформации, большая часть стран прошла через либерализацию разной степени интенсивности, а некоторые – через ограниченные периоды демократизации. Глобальная волна демократизации оказала сильное влияние на страны Ближнего Востока и Северной Африки, несмотря на то что молодые демократии не смогли консолидироваться. В главе рассматриваются причины этих неудач.
Введение
Ближний Восток и Северная Африка часто характеризуются как регион мира, где успехи демократического правления были наименьшими. Поэтому исследования региона направлены на изучение стойкости авторитарных режимов и способности постколониальных правящих элит удерживаться у власти столь длительное время, несмотря на снижение легитимности и периодические кризисы, с которыми им пришлось столкнуться[937]. На первый взгляд действительно кажется, что большинство стран региона мало изменились с момента обретения независимости, когда незначительные достижения демократии были очень быстро упразднены в пользу установления авторитарного правления. По-видимому, это особенно справедливо в отношении тех стран арабского мира, где одни и те же элиты – а в некоторых случаях одни и те же семьи – оставались у власти на протяжении десятилетий. Образ статичного региона, в котором политическая жизнь не сопрягалась с общемировыми политическими, экономическими и социальными изменениями, отчасти вводит в заблуждение. Прежде всего, при том что авторитаризм является доминирующей формой правления, демократические страны, такие как Израиль и Турция, также присутствуют в регионе. И несмотря на то что в обеих существуют серьезные проблемы в отношении прав меньшинств и роли военных в политике, нельзя недооценивать демократическую природу политического и электорального участия. Ливан с его консоциативной системой также не относится к категории авторитарных государств, а Ирак, имея значительные политические проблемы, уже не входит в лагерь авторитарных стран, хотя в настоящее время не относится и к демократическим странам. Таким образом, в регионе присутствует демократическое правление. Картина авторитарного застоя ошибочна также и потому, что не учитывает значимых изменений, привнесенных в эти государства глобальной волной неолиберальной демократизации. Масштабные неолиберальные реформы были проведены в большинстве арабских стран, трансформировав экономические отношения и сформировав связанный с мировой экономикой средний класс. Социальная трансформация в странах арабского мира оказала влияние на политическую систему. Кроме того, технологические инновации частично разрушили монополию на информацию, которой обладали политические режимы арабских стран, способствуя гораздо более весомому оспариванию легитимности правящих элит. Наконец, тренд на либерализацию не обошел стороной страны арабского мира; демократический дискурс проник в регион, вынудив правящие режимы провести по крайней мере «фасадные» демократические реформы и создать такие же «фасадные» демократические институты.
Но все это не отменяет того факта, что авторитаризм является доминирующей формой правления в регионе. Объяснение долговечности авторитарного правления является одной из наиболее сложных интеллектуальных задач. Прежде всего надо отметить, что ни в одном другом регионе мира прогресс демократии не был таким незначительным. Это заставляет некоторых исследователей[938] делать вывод об «исключительности» арабского мира в сфере демократии. Понятие «арабской исключительности» спорно, но оно оказывает влияние на научные дискуссии о демократизации арабского мира. Вторая причина того, почему так важно объяснить авторитаризм, имеет отношение к принятию решений, поскольку отсутствие демократии воспринимается как важнейшее препятствие на пути к международному миру и стабильности. Это представляется особенно актуальным в отношении международного терроризма, который, как полагают, неразрывно связан с отсутствием институционализированных каналов выражения несогласия. Поэтому неудивительно, что учеными прикладываются значительные усилия, чтобы найти объяснения выживаемости авторитарного правления в арабских странах в крайне неблагоприятных внутриполитических и внешнеполитических условиях, когда значимые внутренние и внешние акторы ставят демократию и ее продвижение во главу угла своего политического дискурса и деятельности.
Объяснения причин выживаемости авторитарного правления в арабских странах варьируются от «больших теорий культуры» до институциональных факторов. В рамках этого теоретического спектра ученые выделяют значительное количество объяснительных переменных. Одни, например, Сэнфорд Лакофф[939], фокусируются на доминирующей роли ислама в обществе, в то время как другие[940] возлагают ответственность на политическую культуру арабских стран, авторитарную по своей природе. При включении в анализ политических институтов весомым обоснованием представляется отсутствие гражданского общества, равно как и отсутствие независимого среднего класса, который мог бы стать движущей силой демократизации и сыграть свою историческую роль агента демократических изменений. Внешнеполитические переменные – также крайне важная составляющая анализа, при этом ряд исследователей утверждает, что несмотря на риторическую приверженность демократии, международное сообщество поддерживает авторитарных правителей, поскольку приход к власти антизападных политических акторов может негативно отразиться на его интересах[941]. Другая же часть исследователей доказывает, что присутствие в регионе Израиля и связанное с ним состояние практически непрерывного конфликта позволяет сохранять преимущества авторитарного правления во имя борьбы с сионистским врагом, со всеми последствиями затóченности внутриполитических институтов на постоянную конфронтацию с иностранным государством. Далее будет дана оценка обоснованности подобных объяснений с учетом разнородности региона и стран внутри него. Это разнообразие проявляется в институциональных структурах, партийных системах, степени открытости общества, международных отношениях, в степени интегрированности в глобальную экономику. Это должно дать нам понимание проблематичности обобщенного объяснения феномена авторитаризма в регионе, когда каждая страна настолько отлична от других и уникальна в своем роде. В то же время общий для всех них авторитаризм позволяет выявить именно такие объяснительные обобщения. Как станет очевидно из текста главы, научное сообщество, как правило, колеблется между этими двумя подходами.
Стойкость авторитаризма в странах арабского мира
Хотя только Турция, как представляется, отошла от авторитаризма и консолидировала демократические институты, подавляющее большинство стран региона в последние 30 лет также переживали процессы либерализации. В конце 1980‑х годов, еще до падения «железного занавеса» в Европе, Тунис и Алжир осуществили либерализацию политических систем и начали успешный процесс демократизации. Страны арабского мира могли до некоторой степени опираться на краткосрочный опыт демократического правления периода колониальных мандатов и непосредственно после обретения ими независимости. Кроме того, демократическая риторика конца 1980‑х годов не обошла стороной правящие элиты. Так, в конце 1980‑х и начале 1990‑х годов меры по либерализации были приняты в Египте, Марокко, Ливии и Иордании, показав, что дискурс и практика демократии не чужды арабскому миру. Даже Саудовская Аравия и страны Персидского залива были вынуждены привнести некоторые изменения, направленные на расширение консультаций с более широким кругом социальных групп и объединений, хотя и не со всем населением. Позже всех демократический эксперимент совершила Сирия с приходом Башара Асада в 2000 г. Фактически только Ирак избегал введения хотя бы фасадных демократических институтов и оставался абсолютно авторитарной страной. Эксперименты с либерализмом и демократическим правлением совершались с целью восстановления легитимности политических элит и не планировались как начало радикальных политических изменений. Именно поэтому консолидация в конечном счете не произошла, и к середине 1990‑х годов вновь прочно утвердился авторитаризм. В конце 1990‑х годов в ряде стран, включая Иорданию, Марокко и Сирию, к власти пришло новое поколение лидеров, возродив надежды на перемены, но эти надежды были эфемерными. Тем не менее демократический дискурс и экономические изменения конца 1980‑х годов оказали глубокое воздействие как на арабские общества, так и на Иран, и новый авторитаризм существенно отличался от прежнего: различные социальные объединения и группы теперь выражали необходимую поддержку правящим элитам[942]. Таким образом, на основе предварительного ознакомления с регионом можно, безусловно, сделать вывод о том, что постоянство авторитаризма является главной отличительной чертой региона Ближнего Востока и Северной Африки. Однако этот основополагающий факт не должен отвлекать внимания от различного опыта стран региона в процессе глобальной волны демократизации.
Проникновение демократического дискурса и внешнее давление в пользу хотя бы формального соответствия требованиям либеральной демократии глубоко повлияли на страны арабского мира, которые адаптировались к этой новой среде путем модификации институциональной структуры государства и поиска новых стратегий обеспечения гарантий своего выживания за счет создания «фасадных демократий», которые удовлетворяли бы международное сообщество и внутренние сегменты общества, стремящиеся к демократии. Некоторые страны, такие как Марокко, опережали другие в вопросе либерализации и сегодня они по-прежнему могут утверждать, что следуют путем демократизации – хотя, по мнению большинства исследователей, процесс практически остановился[943]. Другие даже пережили определенный период демократического правления (например, Алжир в 1988–1992 гг.), прежде чем демократизация была насильственно остановлена вмешательством военных в демократический процесс. Тем временем Иордания, Тунис и Египет произвели ряд поверхностных изменений, номинально приняв содействующие либерализации законы и концепты для удовлетворения могущественных западных союзников. Наконец, такие страны, как Саудовская Аравия и Сирия, оставались авторитарными и нелиберальными, хотя обе пережили периоды краткосрочной «весны» в сфере активизма гражданского общества и социальной мобилизации против правящих режимов. Несмотря на то что демократические политические изменения в арабском мире не закрепились, неолиберальная повестка дня в экономике была успешно проведена в жизнь в странах региона. Это способствовало существенным экономическим и социальным переменам, которые, в свою очередь, имели решающее воздействие на соответствующие политические режимы. Сходные тенденции были характерны для политических и экономических событий в Иране, где после смерти Хомейни произошла существенная либерализация, завершившаяся избранием на пост президента страны сторонника реформ Хатами. Несмотря на то что программа реформ и демократизации Хатами в итоге была сломлена более консервативными силами внутри режима, современное иранское общество принципиально отличается от общества раннего периода исламской революции 1980‑х годов, а реформаторское движение и сегодня очень активно. Однако текущий международный климат не способствует экспериментам с политическими преобразованиями, а из-за активизации патриотического дискурса иранские консерваторы отложили проведение либеральных реформ в долгий ящик.
Поступательная интеграция арабских стран и Ирана в мировую экономику изменила их политэкономические и социальные структуры, увеличив разрыв между высшей прослойкой общества, которая выиграла от демократической открытости, и широкими массами населения, чья жизнь стала еще труднее после того как были урезаны субсидии, приватизирована сфера социальных услуг и возросла стоимость жизни. Реализация экономических реформ была в значительной степени неполноценной[944]. Реформы были выгодны в основном тем, кто имел связи с режимом, что делало последний еще более уязвимым для критики со стороны подлинно оппозиционных акторов. Далее представлен ряд обоснований долговечности авторитарного правления в условиях внутреннего и внешнего давления в поддержку демократии.
21.1. Мандат
С середины 1800‑х и до конца 1940–1950‑х годов Ближний Восток и Северная Африка переживали период существенного внешнего вмешательства и управления. Алжир обрел независимость от Франции только в 1962 г., а некоторые страны Персидского залива, такие как Оман, обрели ее только в начале 1970‑х годов. Опыт стран в колониальный период существенно различался в зависимости от того, каким образом осуществлялась власть западных колониальных империй; при наличии всего нескольких реальных колоний (Алжир, Ливия и Аден) имперские державы напрямую контролировали весь регион через институты мандата и протектората. Распад Османской империи привел к созданию ряда «искусственных» государств, а институт мандата позволил, в частности, Франции и Великобритании поделить регион в соответствии с их стратегическими интересами и балансом сил. Юридически эти мандаты были созданы при помощи Лиги Наций и позволили имперским державам «содействовать» новым независимым государствам, таким как Ирак, Сирия, Ливан, Иордания и Палестина, до тех пор пока они не обретут самостоятельность. По сути, мандаты были замаскированным колониализмом, и по этой причине Роджер Оуэн[945] убедительно доказывает, что политические системы стран региона после Первой мировой войны можно изучать через призму концепции «колониального государства». Именно в этот период в странах Ближнего Востока и Северной Африки началась централизация бюрократии и установление территориальных границ при одновременной трансформации внутриполитической динамики. Понятия и институты, ассоциируемые с либеральной демократией, были привнесены в регион и, несмотря на то что они не использовались имперскими державами, заняли место в политических системах стран, что привело к созданию политических партий, парламентов и либерального законодательства. После окончания мандата эти институты просуществовали недолго, но националистический политический дискурс с акцентом на единство, антиимпериализм и модернизацию быстро подтвердил свое значение и привел к установлению авторитарного правления.
21.2. Ключевые положения
• В то время как демократизация преобразила государства по всему миру, авторитаризм смог выжить в регионе Ближнего Востока и Северной Африки.
• Авторитарные режимы выжили за счет способности адаптироваться к новым внутренним и международным обстоятельствам, что позволило им выдержать политическую конкуренцию.
Международный контекст
В работах, посвященных изучению демократизации, смена режима традиционно рассматривается как продукт внутренних переменных и внутренней динамики. Международный аспект воспринимался как триггер транзитов или как благоприятный фактор для успешного завершения изменений, однако он редко рассматривался в качестве основной объяснительной переменной (см. гл. 7 наст. изд. для обзора). Тем не менее в случае Ближнего Востока и Северной Африки достаточно сложно исключить из анализа международные факторы, учитывая центральное геостратегическое и экономическое положение региона в международных отношениях. Такие исследователи, как Бурхан Галиун[946] и Мохаммед Аюб[947], показывают, каким образом наиболее влиятельные государства мира поддерживают авторитарные режимы в регионе под предлогом удержания региональной и международной стабильности. В условиях сложной борьбы между внутренними игроками с радикально противоположными целями каждая сторона может рассчитывать на определенный набор ресурсов.
Роль исламистских политических акторов
Так, оппозиция, включая исламистов, может пользоваться значительной поддержкой со стороны населения благодаря своей антиправительственной позиции, однако правящие элиты также могут рассчитывать на широкую поддержку, особенно тех социальных групп, которые ощущают себя в безопасности и обладают привилегиями при авторитарном режиме. Измерение степени поддержки политических акторов в регионе всегда очень проблематично, но в тех редких случаях, когда население призывалось к выражению своей воли путем свободных и честных выборов, оппозиционные партии – особенно исламистские – показывали превосходные результаты, одерживая победу над партиями власти (Алжир в 1991 г., Египет в 2005 г. и Палестина в 2006 г.). Правящие режимы смогли выжить, несмотря на результаты выборов, однако, как отмечает Моатаз Фаттах[948] в своем исследовании, скрывать недовольство населения им становится все сложнее.
Распределение материальных ресурсов и ресурса легитимности между агентами политики является ключевым для определения исхода внутриполитической борьбы, в которой политические акторы осознают свои сильные и слабые стороны. В этой политической игре международное сообщество, несмотря на риторическую приверженность демократии, как обеспечивает легитимность правящих режимов (т. е. участие в международных форумах и игнорирование подлинно оппозиционных партий и деятелей), так и предоставляет им материальные ресурсы (военную и экономическую помощь), что позволяет им выживать.
Отсутствие серьезного давления по поводу демократизации, отказ от взаимодействия с исламистской оппозицией, предоставление экономической и военной помощи, прием авторитарных лидеров на международных форумах – все это является инструментами, при помощи которых международное сообщество укрепляет авторитаризм. Со своей стороны, правящие элиты поддерживают региональную стабильность и избегают проведения политики, которая может быть воспринята как антизападная. Поэтому они проводят политику благоприятствования иностранным инвесторам, воздерживаются от конфронтационной позиции по арабо-израильскому конфликту и в целом избегают оспаривания доминирования Запада. Говоря конкретнее, арабские страны все больше вовлекаются в неолиберальные форматы сотрудничества, инициированные западными странами, включая подписание двусторонних соглашений о свободной торговле с США, а также участие в Евро-Средиземноморском партнерстве, предусматривающем либерализацию торговли между Европейским союзом и странами-партнерами. В дополнение к этому США требуют от подавляющего большинства арабских стран признания своего военного и дипломатического доминирования в регионе. Среди прочего эти страны в результате не способны возражать против процесса урегулирования арабо-израильского конфликта и присутствия США в Ираке. Всеобщая борьба против терроризма еще больше укрепляет арабские авторитарные элиты, так как их службы безопасности и разведки становятся привилегированными посредниками в регионе для западных стран. В основе этого лежит осознание международным сообществом того факта, что приход к власти исламистов помешает реализации описанного выше политического курса и приведет к росту нестабильности в регионе, если не к прямой конфронтации.
Роль международных акторов в приумножении ресурсов правящих элит и поддерживающих их групп представляется, таким образом, ключевой для объяснения причин выживаемости авторитаризма. Наиболее ярким примером этого является, возможно, неудавшаяся консолидация демократии в Алжире. После либерализации политической системы страны в начале 1989 г. в Алжире восстановилась гражданская общественная активность и многопартийность. Это могло бы привести к созданию истинно демократического общества, в котором простые граждане могли бы избирать наиболее предпочтительных кандидатов и делать их подотчетными за проделанную работу, заменив однопартийную систему, существовавшую в стране с момента обретения независимости. Летом 1990 г. в стране состоялись относительно свободные и честные местные выборы, на которых преимущество получила недавно созданная исламистская партия «Исламский фронт спасения» (ИФС; Front Islamique du Salut). Этот результат повторился на более значимых выборах в законодательные структуры страны в 1991 г. Электоральное продвижение ИФС к власти было остановлено, когда армия, при поощрении некоторых либеральных и светских внутриполитических сил, вмешалась, чтобы прервать демократический эксперимент. Не только не выразив осуждение и не «наказав» генералов, которые совершили переворот в стране, путем целенаправленных санкций, международное сообщество, напротив, вслед за Францией поддержало новый режим и благополучно разрешило возврат к авторитарному правлению. Некоторые исследователи даже утверждают, что именно Франция, с которой у военных были особые отношения, стимулировала алжирских военных к действию[949]. В любом случае поддержка алжирского режима международным сообществом была неизменной и именно благодаря помощи ключевых международных акторов режим смог сохранить власть[950]. Подход международного сообщества к авторитарным лидерам региона лучше всего сформулировал Фарид Закария[951]: «Арабские правители Ближнего Востока коррумпированы, авторитарны и жестоки. Но они все же более либеральны, толерантны и плюралистичны, чем те, кто, вероятно, могли бы прийти им на смену».
Все это не обязательно свидетельствует о том, что международное сообщество полностью ответственно за сохранение авторитаризма и что здесь отсутствуют значимые внутренние факторы. Необходимо отметить, что крайне враждебные Западу страны, считающиеся изгоями в международном сообществе, такие как Сирия и Иран, также остаются авторитарными на протяжении последних 30 лет. Если бы было верно утверждение о том, что ключевые международные акторы поддерживают правящие режимы в странах арабского мира, поскольку они обеспечивают защиту интересов западных стран, было бы закономерным ожидать, что в то же время международное сообщество попытается подорвать режимы с антизападной политикой. Это именно то, что происходит при оказании давления по поводу демократизации режимов в Сирии, Ливии, Иране и Ираке. Эти режимы, однако, выжили и остались авторитарными даже в условиях сильнейшего давления, за очевидным исключением Ирака, где для свержения режима Саддама Хусейна была применена военная сила. Каким образом тогда можно соотнести потенциал международного сообщества по сохранению авторитарного правления в одних случаях и его неспособность применить военную силу для осуществления смены режимов – в других?
Роль Израиля
Любой вариант ответа на этот вопрос должен учитывать роль Израиля в регионе. Конфликты, связанные с присутствием Израиля, имеют не только международное измерение в форме войн, вторжений, периодических споров, но и очень важное внутрирегиональное измерение для стран арабского мира, а с недавнего времени – для Ирана. В частности, состояние практически постоянного конфликта с Израилем позволяет некоторым арабским режимам и правящим клерикалам в Иране сохранять очень жесткий контроль над внутренней политикой, чтобы не ослабить сопротивление сионистскому врагу. Аргументы таких руководителей, как лидер Сирии Башар Асад, состоят в том, что Сирия не может позволить себе политический плюрализм, так как это нанесет ущерб стране перед лицом врага, вероятность вооруженного противостояния с которым постоянна. Это позволяет правящим элитам содержать очень сильные службы безопасности и военный аппарат, которые, под предлогом борьбы с Израилем, могут быть использованы для контроля населения и удержания его в подчинении. Кроме того, присутствие Израиля позволяет сохранять специальные законы, не допускающие политический плюрализм.
21.3. Ключевые положения
• Международное сообщество очень спокойно относится к существованию авторитарных режимов в странах Ближнего Востока и Северной Африки.
• Возможность извлечения исламистскими партиями или движениями выгоды из демократизации, что, скорее всего, нарушит международный статус-кво, делает международную поддержку демократизации региона в будущем маловероятной.
• Международные факторы не являются главным объяснением стойкости авторитаризма, но способствуют потере привлекательности «либеральной демократии» среди граждан арабских стран, поскольку поддержка странами Запада авторитарных правителей воспринимается как лицемерие.
Политическая культура и общество
Анализируя стойкость авторитаризма в регионе, невозможно избежать дискуссии об отношении ислама и демократии. Ряд исследователей[952] утверждают, что ислам является недемократической религией по своей природе, поскольку он не сталкивался с европейским Просвещением и, следовательно, генерирует авторитарную политическую культуру. Исторически это было именно так, поскольку ислам требует подчинения от верующих. С политической точки зрения это подчинение интерпретировалось как политический квиетизм, в соответствии с которым мусульмане вынуждены были никогда не ставить под сомнение авторитет политических лидеров, поскольку это породило бы внутреннее разделение, что, в свою очередь, привело бы к подрыву единства верующих, живущих при одной политической власти. Нехватка политического плюрализма является логичным результатом этих взглядов. Таким образом, политический квиетизм являлся характерной чертой исламских стран, что коренным образом противоречит требованиям демократии, которая предполагает как сомнение в авторитете власти, так и плюрализм. Однако политический квиетизм все больше подвергается сомнению с появлением ряда политических движений как исламистского, так и светского толка, что явно демонстрирует то, что мусульмане также разобщены в видении того, как управлять обществом, подобно представителям и других культурных и политических традиций.
Это не мешает ряду ученых настаивать на несовместимости ислама и демократии[953]. Как утверждается, эта несовместимость существует в связи с тем, что исламистские партии и движения воспринимаются как недемократические по своей сути[954], поскольку создание исламского государства, являющееся конечной целью, может быть достигнуто только через насилие и авторитарное поведение[955]. Такая точка зрения предполагает, что исламистские партии являются крайне идеологизированными и неспособными соответствовать принципам политического плюрализма, так как предполагается, что их взгляды всегда будут поддерживаться Богом, и лишает тем самым других политических акторов возможности критиковать их. Такая постановка вопроса априори пресекает любую дискуссию об исламистских партиях или их изучение. Как убедительно замечает Дэниел Брумберг[956], проблема заключается в том, что невозможно определить истинную сущность любой политической партии или движения, включая исламистские. Политические движения следует рассматривать в институциональном контексте, в рамках которого они действуют, и поэтому они должны оцениваться на основании взаимодействия с другими политическими акторами и согласно тому, как их политический курс и действия формируются под воздействием окружающей институциональной среды. Присутствие исламистских движений и их поддержка не должны рассматриваться как подтверждение неразрывной взаимосвязанности ислама и авторитаризма, поскольку ислам per se способен поддерживать и наделять легитимностью любое политическое действие, движение и систему правления[957].
Дискуссия о взаимосвязи между политическим исламом и демократией является важной для понимания разнообразия подходов к осмыслению многообразия восприятий гражданского общества в арабском мире. В исследованиях демократизации гражданское общество часто рассматривается как ключевой фактор, поскольку сильное и активное гражданское общество может стать движущей силой делегитимизации авторитарного режима (см. гл. 6, 7 и 11 наст. изд.). В целом существуют четыре взгляда на роль и значение гражданского общества в арабском мире. С теоретической точки зрения первый взгляд рассматривает концепцию гражданского общества как исключительно либерально-нормативную. Из этого следует, что гражданское общество в арабском мире является слабым и неспособным играть ту же позитивную продемократическую роль, как в других контекстах транзитов. Как полагает Шон Йом[958], существует очень небольшое число гражданских общественных организаций, которые продвигают и защищают демократические и либеральные ценности, и государство достаточно легко может ликвидировать или кооптировать их. Это утверждение справедливо для большинства стран, если только светские и либеральные организации рассматриваются в них как часть гражданского общества. При том что количество групп гражданского общества, занимающихся проблемами демократизации и прав человека, значительно возросло, их привлекательность и популярность достаточно ограниченны, поскольку их концептуальный и интеллектуальный аппарат воспринимается большинством населения как иностранное заимствование: население не способно воспринимать эти концепции и стремится концентрироваться на получении основных благ, а не на политических вопросах.
Второй концептуальный взгляд более нейтрален и избегает нормативных оценок. Приверженцы этой позиции считают, что активизм гражданского общества высок, если организации исламистского толка включены в определение гражданского общества. Считается, что гражданские общественные организации сами по себе не обладают какими-либо либерально-демократическими характеристиками и не обязательно продвигают либеральные ценности. Таким образом, гражданское общество может быть сильным и нелиберальным одновременно, и именно это отмечает Шери Берман[959] в отношении арабского гражданского общества ввиду масштабного присутствия там исламистов, которые по определению недемократические по духу.
Третий взгляд предполагает, что гражданское общество действительно заметно укрепилось за последнее десятилетие в связи с резким увеличением количества создаваемых организаций. Эта тенденция ярко прослеживается в Марокко. С приходом к власти короля Мухаммеда VI марокканскому обществу было разрешено создавать организации и освободиться от удушающего законодательства, которое до тех пор не допускало создания групп и преследовало их деятельность. Сегодня в Марокко существует активное и обширное гражданское общество с организациями, задействованными в разнообразной политической и социальной работе. Однако это не обязательно является признаком того, что правящая элита теряет контроль над обществом. Верно как раз обратное, поскольку большинство организаций гражданского общества являются по большому счету государственными, в то время как другие либо зависят от государства, либо полностью кооптированы, переставая быть автономными гражданскими общественными организациями. Это создает искусственное гражданское общество, в котором независимость действия ограничена, и гражданский активизм, таким образом, становится еще одним способом социального контроля[960].
Четвертый взгляд также подразумевает, что гражданское общество необходимо рассматривать как нейтральную аналитическую категорию, но при этом ислам не должен априори считаться авторитарным[961]. С этой точки зрения сила гражданского общества должна анализироваться через динамику отношений его сегментов с акцентом на взаимоотношениях между исламистами и светским/либеральным лагерем. С учетом этого авторитаризм может выиграть «за счет парадокса силы» гражданского общества. В условиях ограничений со стороны авторитарного режима для всех оппозиционных групп в гражданском обществе логичным было бы объединиться для осуществления политических изменений. Динамичность ассоциативной жизни и масштабная критика авторитарного режима теоретически должны привести к росту демократических подходов и моделей поведения, которые, в свою очередь, должны привести к политическим реформам. Однако сотрудничество и создание коалиций между двумя секторами гражданского общества на основе общих целей и ценностей происходит очень редко из-за острых идеологических конфликтов между исламистскими и светскими/либеральными группами, что влечет за собой формирование чрезвычайно конфликтных политических предпочтений. Это разделение основано на фундаментально противоположных целях. В то время как исламисты стремятся сделать ислам центральным ориентиром в процессе принятия политических решений, секулярно-либеральные группы хотят полностью исключить ислам из политики. Это означает отсутствие демократического дискурса, способного объединить эти группы, так как они обладают принципиально разными взглядами на ценности и даже процедуры, которые должны лежать в основе того нового общества, которое каждая из этих групп надеется создать. Еще один парадокс этого сложного взаимоотношения заключается в том, что обе группы формально заявляют о приверженности демократии и правам человека, однако вкладывают очень разный смысл в эти понятия. В итоге это расхождение позволяет авторитарным режимам проводить политику по принципу «разделяй и властвуй» с целью остаться у власти[962].
21.4. Политический ислам
Рост и популярность исламистских движений в регионе составляет политический феномен, который часто называют возрождением политического ислама, или исламизмом. Этот термин относится к использованию исламской символики и дискурса для продвижения политической программы радикальных изменений. Исламистские политические движения адаптируют религиозные учения и предписания для определенных политических целей и чаще всего они более заинтересованы в политических изменениях, нежели в распространении религии как таковой. Это приводит к тому, что доктрина ислама интерпретируется с целью обоснования различных стратегий и целей. Можно утверждать, что фундаментальные цели исламистских движений – это создание исламского государства и внедрение исламского права, в то же время методы достижения этих целей и законодательное и политическое содержание, которые должны «наполнить» исламское государство, являются глубоко отличными и конфликтными. Исламистские движения и лидеры существенно различаются в вопросе интерпретации доктрин ислама, поскольку они обладают разными взглядами на то, каким должно быть исламское государство, и каким образом должны действовать политические группы для создания такого государства. Эта множественность интерпретаций является доказательством нейтральной природы ислама, который сам по себе не поддерживает ни одну из форм государства и не санкционирует ни один из методов политической активности. Социальные, экономические и институциональные ограничения в любой отдельно взятой политической среде формируют то, как исламистские политические акторы интерпретируют посылы ислама. В свою очередь, это объясняет то, почему исламистские движения часто находятся в состоянии открытого конфликта друг с другом по вопросам демократии, прав человека, суверенитета, насилия и социального активизма. Популярность ислама и религиозного дискурса в целом во многом является продуктом дефектов в заимствованных идеологиях. Используя очень понятные, «местные» идеологические концепты, исламистские движения способны занимать место политической оппозиции в регионе.
Подводя итог, можно сказать, что в литературе по вопросам гражданского общества сделан вывод о том, что демократические изменения исходят из тесной взаимосвязи динамичной ассоциативной жизни, создания социального капитала и роста демократических ценностей и установок. В то время как гражданское общество в странах арабского мира является действительно динамичным, оно неэффективно в отношении осуществления демократических изменений, поскольку, несмотря на использование схожей риторики на тему демократии, справедливости, прав человека и подотчетности, исламистский и секулярно-либеральный сектор принципиально не соглашаются друг с другом в вопросах воплощения этих понятий в институциональную практику и, что более актуально, в процесс принятия политических решений. Это очевидным образом ставит под сомнение универсальность заявлений о позитивной роли гражданского общества в процессе построения демократии. Как утверждает Амани Джамаль[963], роль ассоциативной жизни в контексте авторитаризма отличается от ее роли в контексте развитых демократий. Динамика, которая является результатом взаимоотношений авторитарных режимов и гражданских общественных организаций, принципиально различна в авторитарных и демократических странах, несмотря на наличие сходных тенденций, таких как рост индивидуального доверия между членами ассоциаций. Это аргументируется тем, что ограничения, накладываемые авторитарным режимом, заставляют ассоциации принимать решение о том, на чьей они стороне. Если ассоциация стремится достигнуть поставленных целей, ей, возможно, придется играть по правилам режима. В таком случае ассоциация сможет удовлетворить базовые потребности своих членов и достигнуть целей исключительно посредством коррумпированной сети патронажа, поскольку ресурсами обладает только правящий режим. Эти сети повышают роль авторитарного режима за счет роста недемократических способов доступа к лицам, ответственным за принятие решений. Парадоксально, но социальный капитал в этих прорежимных ассоциациях увеличивается, так как члены ассоциации, играя в рамках установленных ограничений, могут обоснованно рассчитывать на позитивные результаты для своей группы, которой в таком случае становится невыгодно разрушать подобные сетевые связи в пользу более честных и демократических способов доступа к лицам, принимающим решения, так как это уменьшит ее выгоду. Обратная сторона этой логики состоит в том, что оппозиционные режиму организации, которые не используют такие связи или не имеют патронажных связей с режимом, обладают более низким уровнем социального капитала в результате приверженности более демократическим ценностям, которые не позволяют им добиваться того же уровня привилегий. Джамаль[964] не списывает со счетов сложную работу многих автономных оппозиционных организаций, но гражданское общество в итоге не приводит к демократизации, поскольку авторитарная динамика создает очень жесткую структуру доступных для ассоциативной жизни инициатив и не допускает возникновения демократических установок. Как указывалось выше, это происходит несмотря на тот факт, что, по крайней мере риторически, все политизированные группы гражданского общества привержены идеалам демократии и прав человека. Сложность состоит в том, что исламистский и светский секторы относятся друг к другу с большим недоверием, так как имеют принципиально различное понимание сути демократии, а также того, что она должна делать и каким образом должна осуществляться. Эти глубокие идеологические расхождения и разделение в понимании той степени либерализма, которая должна быть привнесена, подрывают возможность построения коалиций, что делает гражданское общество неэффективным в обеспечении перемен. Этот сценарий во многом отличается от сценариев в Восточной Европе и Латинской Америке, где группы гражданского общества, вне зависимости от расхождений между ними, смогли построить краткосрочные альянсы для достижения общей цели – избавления страны от авторитаризма.
21.5. Ключевые положения
• Ислам и арабская политическая культура не являются полноценными обоснованиями сохранения авторитаризма в регионе.
• В гражданском обществе существует достаточно серьезное расхождение между исламистами и либералами, что не дает им возможности создания коалиций, которые смогли бы противостоять авторитарным режимам.
• Исследовать поведение политических акторов, в особенности исламистских, необходимо через понимание той среды, в которой они действуют.
Бизнес и экономика
Когда речь идет об арабском мире, очень сложно не обратить внимание на значимость экономических факторов в сдерживании демократизации. Один из наиболее весомых выводов, сделанных в работах о переходах к демократии, гласит, что создание и укрепление независимого среднего класса увеличит давление на авторитарный режим по поводу демократизации. Поступательная интеграция стран региона в мировую экономику и расширение частного сектора сформировали значительный средний класс, который извлек пользу из приватизации, возрастающего взаимодействия с иностранными инвесторами и расширения возможностей торговли и коммерции. Однако серьезный импульс для демократизации не появился, и, согласно некоторым исследователям, причиной тому является функция рент, которая влияет на национальную экономику и политическую систему. На протяжении ряда лет распространенным объяснением присутствия авторитаризма был рантъеризм. Хазем Беблауи и Джакомо Лучиани[965] утверждают, что генерируемые вовне поступления от рент в пользу правящих режимов имеют большое влияние на политическую систему страны, так как они позволяют режимам «подкупать» политических оппонентов путем предоставления населению основных услуг. Такая «демократия хлеба»[966] возможна, поскольку ресурсы, которыми обладает государство, поступают от эксплуатации природных ресурсов, не требуя производственной мобилизации широких слоев общества. Отсутствие производственного сектора ставит экономическое положение и развитие целых групп населения в зависимость от государства, что приводит к чрезмерному расширению государственного аппарата и созданию класса предпринимателей, положение и богатство которых зависят от возможностей перераспределения ренты.
Такая структура экономики способствует контролю над политическим инакомыслием, не только потому, что государство является главным работодателем, но и в связи с тем, что ресурсы, получаемые от ренты, могут быть инвестированы в создание аппарата безопасности, задачей которого является подавление несогласия, когда оно возникает[967]. Таким образом, отсутствие значимого налогообложения физических лиц и предоставление основных услуг в обмен на молчаливое согласие с политическим курсом формируют базу для неписаного социального контракта, который избавляет правящие элиты от необходимости введения политического плюрализма. В итоге регион является большей частью авторитарным из-за наличия там нефти и газа, являющихся важнейшими природными ресурсами в мировой экономике, и их воздействия на политические системы стран региона (см. также гл. 8 наст. изд.).
Существуют два дополнения к этому теоретическому подходу. Прежде всего беглый взгляд на страны арабского мира достаточно явно демонстрирует, что не все из них обладают природными ресурсами, способными генерировать достаточную ренту, чтобы эти государства квалифицировались как страны-рантье. Тем не менее рантьеризм оказывает воздействие на все страны региона, так как иностранная помощь, выплаты рабочим и инвестиции богатых нефтяных стран в не обладающие нефтяными ресурсами государства также относятся к ренте, получаемой извне[968]. В частности, центральное геостратегическое положение региона дает некоторым странам возможность получать внешнюю ренту, опираясь на международный патронаж. Это означает, что такие страны, как Египет, имея стабильные привилегированные связи с влиятельными мировыми державами, могут частично наполнять казну за счет патронажа и избегать народного давления по поводу проведения реформ. Кроме того, нефтяная экономика региона позволяет более богатым странам с высокими доходами от нефти и газа создавать значительный рынок труда, наполняемый трудовыми мигрантами из стран региона, не обладающих природными ресурсами. Выплаты этим рабочим создают доход для их семей и повышают покупательную способность, одновременно снижая необходимость в наличии внутреннего производства. Наконец, доход, создаваемый нефтью и газом, инвестируется по всему региону и служит укреплению экономик стран, лишенных нефти, поддерживая политическую стабильность в регионе.
Второе дополнение к концепции рантьеризма имеет отношение к влиянию экономических кризисов на экономическую и политическую системы. Чрезмерная зависимость от природных ресурсов делает страны-рантье зависимыми от колебаний мирового рынка, а значит, от сил, неподконтрольных им. Это означает, что в период резкого снижения внешних поступлений государство оказывается не в состоянии выполнить свою часть договора с населением, что порождает сомнения в авторитете власти. Поэтому, как отмечает Ларби Садики[969], в период острого экономического кризиса значительно возрастают требования «демократии бюллетеня». В контексте либерализации и демократизации региона это означает, что распространенность рантьеризма позволяет странам быть авторитарными, и только в период экономического кризиса появляется возможность перемен. Лучшим примером тому служит ситуация в Алжире. В 1980‑е годы валютные поступления в бюджет Алжира на 98 % состояли из доходов от нефти и газа, и вся экономика страны работала на распределение доходов от нефтегазового сектора. Когда падение цен на нефть значительно уменьшило объем доступных ресурсов, последовавший экономический кризис больно ударил по населению, а меры по урезанию расходов, которые режиму пришлось предпринять, еще более усугубили ситуацию, что привело к масштабным требованиям перемен[970].
Таким образом, целый ряд исследователей объясняют выживание авторитарных режимов в странах арабского мира способностью правящих элит извлекать выгоду из рантьеризма. Наблюдаемое сегодня повторное утверждение авторитарного правления, таким образом, связано с повышением цен на нефть и газ, что позволяет правящим элитам удерживаться у власти, применяя проверенную временем стратегию перераспределения и внутреннего инвестирования для обеспечения как поддержки, так и зависимости населения от государства. Стивен Хайдеманн[971] пишет об «ограниченной приспосабливаемости» режимов и социальных пактов, заключаемых ими. Однако центральная идея о том, что финансовая автономия от производственных сил страны избавляет режим от социального давления, не является бесспорной. Гвенн Окрулик[972] достаточно убедительно показывает, что путем политического выбора, совершаемого ими при распределении денег от ренты, государства-рантье «порождают свою собственную оппозицию». Рантьеризм ставит структурные факторы экономики в центр анализа, однако маргинализация политических факторов не способствует полноценному пониманию ситуации. Именно стратегия государства и процесс принятия решений, стоящий за расходованием ренты, создают политическую оппозицию относительно того, каким образом распределяется и размещается рента. Появление политической оппозиции происходит не только в ситуации острого экономического кризиса, с которым государство не может справиться, а является постоянной характеристикой распределения ренты. Дальнейшие исследования подтверждают, что значение рантьеризма для определения политических и социальных результатов преувеличено. Бенджамин Смит[973], в частности, утверждает, что нефтяные кризисы редко приводят к кризисам авторитаризма. Выживание арабских государств-рантье в годы кризиса конца 1980‑х годов может объясняться тем фактом, что «запасы нефти содействуют созданию прочных коалиций режимов и влиятельных институтов, позволяя правителям выходить из спровоцированных ценами на нефть кризисов, которые ослабляют власть в других странах»[974].
Таким образом, роль нефтяных и газовых запасов вспомогательная. Прочные институты и сильная правящая коалиция появляются до открытия прибыльных природных ресурсов, что затем просто делает задачу выживания этих коалиций и институтов более простой. Это объясняет то, почему нефтяные кризисы конца 1980‑х годов не имели долгосрочных последствий для демократизации региона. Тем не менее, не учитывая наличие у режимов внешней ренты, трудно объяснить выживаемость авторитарных режимов в регионе. Как отмечалось выше, Алжир подходил под определение государства-рантье, которое расплачивается за чрезмерную зависимость от природных ресурсов. Когда страна испытала резкий экономический спад, за ним последовали процессы либерализации и даже демократизации, но авторитарные правящие элиты в итоге остановили эти эксперименты и вновь укрепились во власти. Это произошло несмотря на разрастающийся экономический кризис, что свидетельствует об обоснованности тезиса Смита. Постколониальные институты и правящие коалиции хотя и подверглись серьезным испытаниям, но смогли выжить даже тогда, когда распределение ренты более не являлось функцией государства.
21.6. Ключевые положения
• Эксплуатация природных ресурсов является значимым аспектом экономической жизни региона.
•Рантьеризм является фактором, способствующим выживанию авторитаризма.
• Глубокие экономические спады усиливают требования политических изменений, но режимы способны управлять этими требованиями путем пересмотра условий неписаного социального контракта с населением.
Агенты демократизации и неудачи демократии
Одной из отличительных характеристик политического развития арабского мира в прошедшие 20 лет является возникновение множества политических партий. До начала волны фасадных либерализаций в конце 1980‑х годов большинство арабских государств не имело многопартийных систем, а в некоторых фактически существовала однопартийная система. Необходимость адаптации к новым требованиям международного сообщества и внутреннее давление привели к тому, что некоторые режимы разрешили создание и восстановление политических партий с целью придать режиму еще большую легитимность. В итоге большинство стран сейчас могут утверждать, что обладают действующими многопартийными системами. Эти политические партии могут действовать открыто, проводить съезды и участвовать в выборах как на местном уровне, так и на уровне законодательных собраний. Однако создание множества политических партий не следует путать с появлением истинного политического плюрализма. Политические партии в арабском мире не облечены властью, отнюдь не играют ту же роль, что и партии в развитых демократиях. Реальная власть в сфере принятия решений сосредоточена у неподотчетных и часто невыборных групп, на которые политические партии не могут оказать давление. В связи с этим Майкл Уиллис[975] заключает, что «вместо того чтобы контролировать государство, они (политические партии) сами контролируются государством». Таким образом, политические партии являются всего лишь еще одним инструментом, при помощи которого правящие элиты осуществляют контроль над обществом и политической системой. Это не означает, что некоторые политические партии в регионе не пытаются играть роль настоящих оппозиционных партий, однако они не могут осуществлять свои функции из-за репрессивного законодательства и жесткого контроля электорального процесса правящими элитами.
Слабые многопартийные системы под контролем государства
Более того, политические партии нередко дискредитированы в глазах общественности. Это связано с тем, что некоторые из них на самом деле являются всего лишь инструментами правящего режима и поэтому не представляют социальные или экономические группы; но это также связано с более серьезными проблемами, имеющими отношение к институциональному устройству. Хотя выборы проводятся, те институты, для замещения должностей в которых проводятся выборы, обладают очень небольшими полномочиями в процессе принятия решений. В традиционных монархиях, таких как Марокко и Иордания, король является главой исполнительной власти и ключевой фигурой, ответственной за принятие решений, в то время как избираемые парламенты выполняют функции совещательных органов. В арабских республиках президент является главным лицом, принимающим решения, т. е. работает похожая модель, и таким образом парламент лишен какой-либо реальной власти. Этот фасадный политический плюрализм с участием нескольких партий мало способствует легитимности системы в долгосрочной перспективе и наносит вред самим партиям. Разочарование населения в политических партиях выражается в снижении электоральной активности избирателей. Как показывают исследования об отношении населения к лидерам[976], вместо того чтобы стать основой нового процесса либерализации и демократизации, выборы воспринимаются как формальные действия, нацеленные на придание некоей легитимности в глазах мирового сообщества тем региональным лидерам, которые за некоторым исключением не пользуются значимой поддержкой населения и легитимностью.
Таким образом, в большинстве стран региона политические партии и законодательные органы в значительной степени скомпрометированы. Здесь показателен пример Марокко. Король Мухаммед VI вкладывал значительные ресурсы в попытки создать видимость перехода страны к демократии, и выборы в сентябре 2007 г. должны были стать, по крайней мере риторически, кульминацией усилий по демократизации. Подтверждением тому было разрешение партии исламистов не только принять участие в выборах, но и выдвинуть кандидатов во всех избирательных округах. В итоге результаты выборов были достаточно неудовлетворительными для исламистской партии, которая проиграла националистической партии, но, что более важно, явка избирателей была крайне низкой – 37 %[977]. Кроме того, отмечалось значительное количество испорченных бюллетеней. Безразличие населения к электоральному процессу во многом объясняется недостатком доверия и убежденности в способности избираемых институтов действительно осуществить изменения и создать весомую альтернативу чрезмерной исполнительной власти монархии. Общая тенденция к снижению явки избирателей очевидна во всех странах региона.
Исламистские социальные движения и политические партии
В отношении политических партий исламистские движения, как представляется, составляют исключение в том, что касается поддержки населения и легитимности. Исламистские партии достаточно хорошо заявили о себе в периоды проведения выборов, показав, что они представляют собой реальную альтернативу правящим режимам. Тем не менее отношение к политическому исламу в регионе неоднозначно. Сирия и Тунис не разрешают исламистам участвовать в политическом процессе, и исламистские партии в этих странах фактически запрещены. Это не означает отсутствие исламистских организаций и движений в стране, но они лишены доступа к политической системе. В Алжире исламистская партия ИФС в конце 1980‑х годов и в 1990‑е годы являлась наиболее популярной оппозиционной партией и должна была прийти к власти, пока армия не вмешалась, чтобы остановить ее. После этого исламистские партии, за исключением ИФС, были разрешены и им удалось получить места в парламенте и министерские портфели. Это является частью стратегии режима по обретению легитимности среди сторонников исламистских партий. Партийная система в Алжире формируется государством, а официальный политический ислам является выразителем интересов государства, а не населения[978]. В Египте «Братья-мусульмане» периодически допускаются к участию в выборах путем выдвижения независимых кандидатов, и смогли получить значимое количество мест, когда результаты не были по факту сфальсифицированы. Но эта организация имеет очень незначительное влияние на процесс выработки политического курса, который является по большей части привилегией президента и правящей партии. В Иордании «Фронт исламского действия» то бойкотирует выборы, то участвует в них, при этом являясь значимой оппозиционной силой, бесспорно, более популярной, нежели любая другая политическая группировка. Несмотря на такую популярность, Фронт не влияет на разработку политики. Это же положение применимо к Партии справедливости и развития (ПСР) в Марокко, которая пользуется значительной популярностью, но, несмотря на наличие мест в парламенте, не имеет возможности определять политический курс и претворять в жизнь свою программу из-за исполнительных полномочий короля, а также выбора партии оставаться оппозиционной, а не участвовать в слабом коалиционном правительстве. Даже в монархиях Персидского залива исламистские партии опережают все другие политические движения на выборах, однако за управление страной отвечают эмиры, в чьих руках сосредоточена исполнительная власть.
Участие исламистских партий в политических институтах, не имеющих реальной власти, показывает их стремление играть по правилам и попытаться обрести некоторое влияние, однако в долгосрочной перспективе они рискуют потерять свою популярность из-за того, что они обеспечивают легитимность авторитарных практик и дискредитировавших себя лидеров. Это уже происходит в Марокко, где исламистская партия ПСР стремительно теряет влияние и популярность в пользу более радикального, открыто антимонархического и полулегального исламистского движения «Справедливость и духовность». Для того чтобы противостоять давлению авторитарных режимов и пользоваться всеми преимуществами немногочисленных возможностей, партии любых идеологических убеждений в тот или иной момент склонны вступать в коалицию с властью в попытке получить больше мест в парламенте и, таким образом, стать более влиятельной политической силой. Такая стратегия построения коалиций оппозиционными партиями как для выборов, так и для ежедневного противостояния политической системе является ключевым аспектом процессов либерализации и демократизации, так как именно посредством создания объединенного фронта можно усилить требования демократизации режима. К сожалению, в странах Ближнего Востока и Северной Африки такие стратегии являются проигрышными из-за неспособности поддерживать коалицию в долгосрочной перспективе. Подобная динамика характерна и для гражданского общества. Это связано с идеологическими и стратегическими различиями, которые характеризуют отношения между исламистскими и светскими/либеральными политическими акторами. В то время как режимная оппозиция должна выступать в качестве объединяющего звена, распространенные идеологические расхождения между исламистским и либеральным проектами препятствуют устойчивости коалиций. По сути, отношения между этими оппозиционными группами характеризуются страхом и взаимным недоверием.
В дополнение к практически непримиримым идеологическим расхождениям, существуют и различия в стратегиях. Популярность исламистского политического проекта неприемлема для других акторов оппозиции, которые считают, что полная демократизация системы неизбежно приведет к победе исламистских партий на выборах с негативными последствиями для вновь установленных демократических правил игры, которые, по их мнению, будут упразднены во имя создания исламского государства. С учетом подобных ожиданий светские/либеральные партии предпочитают кооптироваться с правящим режимом, одновременно пытаясь добиться от него уступок. Наконец, именно правящий авторитарный режим больше всех выигрывает от таких расхождений в рядах оппозиции.
21.7. Ключевые положения
• Многопартийные выборы существуют в странах региона, но они во многом лишены смысла, так как являются срежиссированными.
• Исламистские партии и движения в целом отзывчивы к изменениям в структуре стимулов и, если имеют возможность, обычно принимают участие в институциональной политике.
• Расхождения между пользующимися поддержкой населения исламистскими партиями и повсеместно дискредитированными либеральными/светскими партиями позволяют режиму получать выгоды от отсутствия сплоченной оппозиции.
Институциональные вызовы
Существуют два важнейших вызова демократизации региона. Первый и наиболее важный вызов заключается в необходимости уменьшения полномочий исполнительной власти. Во всех странах региона главы исполнительной власти, монархи или президенты, обладают огромными дискреционными полномочиями, что позволяет им обходить достаточно слабую систему сдержек, призванную гарантировать наличие минимума вертикальной подотчетности власти, а именно – избранные парламенты. Достижение этой цели не будет легким. Главы этих неопатримониальных государств все еще пользуются поддержкой ключевых социальных и экономических групп, и уменьшение их власти без применения насилия маловероятно. Международное окружение, которое теоретически могло бы стать силой давления для проведения реформ, воздерживается от вмешательства и фактически поддерживает сохранение авторитарных режимов. Таким образом, издержки подавления внутреннего несогласия снижаются, и значимые институциональные изменения маловероятны. Вторым вызовом странам региона является интеграция исламистских партий в политические системы. Хотя в большинстве стран исламистским партиям разрешено участие в некоторых избирательных кампаниях, это происходит на фоне понимания того, что данные партии не будут играть какой-либо значимой роли в выработке политического курса. Это является основным препятствием для демократизации в регионе, а в долгосрочной перспективе это также является вызовом безопасности. Как отмечает Джон Энтелис[979], блокируя распространение умеренного исламизма, правящие режимы спровоцировали активизацию более жестких форм исламского радикализма, который мало заботится о «сотрудничестве или компромиссе». Международная ситуация – оккупация Соединенными Штатами Америки Ирака, возобновление вооруженного противостояния между Израилем и Ливаном, провал процесса мирного урегулирования между Израилем и Палестиной – еще более повышает привлекательность радикализма.
В странах региона формально присутствуют все институты и атрибуты, характерные для демократических систем: от выборов до парламентов и судебной системы. Тем не менее они лишены содержательного наполнения и функционируют просто как «фасад» авторитаризма. Что касается выборов, то за последние годы многопартийные выборы и выборы с участием нескольких кандидатов стали нормой для региона, однако, упоминая об использовании выборов для обретения определенной степени внутренней и международной легитимности, мы не должны забывать, что эти выборы все еще режиссируются самими режимами и не обязательно отражают предпочтения населения. В таких странах, как Тунис и Египет, правящие партии не только пользуются ресурсами государства и доступом к СМИ, но могут рассчитывать и на вмешательство государственных институтов в случае необходимости «исправить» результаты выборов. Когда это происходит, у оппозиции практически нет никаких шансов. Даже в таких странах, как Марокко, где выборы считаются относительно свободными и честными, качество электорального процесса является достаточно низким из-за минимальной явки избирателей, практики «покупки» голосов и системы жесткого патронажа. В целом можно утверждать, что выборы в регионе являются в большинстве своем фиктивными. Хотя это более справедливо для Туниса и Сирии и менее – для Марокко и Египта, но полноценное соревнование на выборах по большей части отсутствует. Это не означает, что анализ таких выборов в условиях ограничений авторитаризма не является важным, однако в терминах демократизации такие выборы просто приводят к разочарованию граждан в политической системе и институтах государства. При свободном выражении народной воли оппозиционной партии ФИС в Алжире, набравшей голоса, было запрещено заседать в парламенте, а ХАМАС в Палестине была проигнорирована международным сообществом. Такое положение не способствует росту популярности концепции демократии.
Похожая ситуация обнаруживается и при анализе работы судов и структуры гражданского общества. Ограничения, накладываемые авторитарным режимом, оказывают сильное давление на все эти институты, что делает сохранение авторитарных режимов важной особенностью региона. Это не означает, что демократический дискурс и ценности демократии не проникли в регион. Верно обратное: как показывает Моатаз Фаттах[980], приверженность и поддержка демократических ценностей и процедур в регионе достаточно высока, однако очень сложно трансформировать эту поддержку в механизмы изменений и реформ. Аналогичное исследование Марка Тесслера и Элинор Гао[981], в котором авторы анализируют отношение граждан к демократии в странах арабского мира, показало, что регион «выделяется высоким уровнем поддержки демократии со стороны населения».
21.8. Ключевые положения
• Блокирование появления умеренных исламистских партий и движений привело к радикализации политического исламизма.
• Поддержка демократии населением в странах арабского мира высока вне зависимости от степени религиозности граждан.
Заключение
Важнейшей особенностью стран Ближнего Востока и Северной Африки является стойкость авторитарных режимов. Кроме Турции и Израиля в регионе нет демократических стран, учитывая, что будущее Ливана и Ирака все еще очень неопределенно. Выживаемость авторитарных режимов не должна, однако, приводить нас к выводу о том, что политии региона за последние десятилетия не претерпели изменений. Верно как раз обратное: последствия неолиберальных рыночных реформ, влияние новых технологий и значимые международные события привели к радикальным изменениям этих политий с социальной и экономической точек зрения. Но эти преобразования не вылились в эффективную демократизацию. При том что большинство стран региона начали проведение частичных либеральных реформ, правящие элиты смогли избежать решения ключевого вопроса смены власти и участия населения в политике. Заимствуя внешние атрибуты демократических обществ, режимы Ближнего Востока и Северной Африки в большинстве своем все еще имеют в центре политических систем неподотчетных руководителей, принимающих решения. Поэтому неудивительно, что значительная часть современных исследователей сосредоточилась на попытке дать объяснение выживаемости авторитарных режимов. Хотя акцентирование роли ислама как фактора, препятствующего демократизации, представляется ошибочным, равно как и акцент на авторитарной природе арабской политической культуры, существует ряд факторов, которые могут способствовать пониманию того, каким образом правящие элиты региона смогли эффективно противостоять требованиям демократизации со стороны обществ. Без сомнения, внушительная внешняя рента, получаемая режимами, способствует укреплению аппарата безопасности и приобретению определенной степени политической поддержки, однако рантьеризм не может быть единственным объяснением сохранения авторитаризма. Существует один фактор, который отличает этот регион от остальных. В отличие от многих других контекстов транзита оппозиционные организации с наибольшей поддержкой здесь не имеют ни внутреннего, ни международного авторитета демократической оппозиции. Исламистов воспринимают как изначально враждебных демократии и либерализму, что заставляет международное сообщество и либеральные слои общества вынужденно поддерживать авторитарные режимы. Это блокирует дальнейшее развитие демократии, давая возможность появлению бескомпромиссных оппозиционных групп, которые угрожают стабильности государства и мирового сообщества применением насилия. Слабый потенциал региона по части демократизации сам по себе не связан с исламом или арабской политической культурой, однако неоднозначная роль политического исламизма, несомненно, является главным камнем преткновения из-за кажущейся непримиримости ислама и установок либеральной демократии. Исламизм – это ответ бедности патримониальному давлению правящих групп и доминированию Запада в международной системе. И хотя, возможно, ошибочно считать отсутствие демократических изменений главной причиной политического насилия в регионе, недостаточность институционализированных возможностей для выражения подобного несогласия, несомненно, способствует дискурсу экстремизма. Учитывая предельно высокую напряженность региональной ситуации, когда конфликты в Палестине и Ираке негативно отражаются на политических режимах региона, достаточно сложно понять, откуда могут исходить демократические реформы. Авторитарные режимы или, в лучшем случае, авторитарные режимы с либеральными признаками[982], вероятно, будут оставаться отличительной чертой региона в обозримом будущем.
Вопросы
1. Каково влияние международного измерения на авторитарные режимы в странах арабского мира?
2. Какие последствия для политических систем арабских стран имеет рантьеризм?
3. Как можно охарактеризовать взаимоотношения ислама и демократии?
4. Как можно объяснить отсутствие эффективных коалиций между исламистами и светскими оппозиционными группами?
5. Почему активизм гражданского общества, как представляется, не обладает тем же способствующим демократии воздействием в арабском мире, как в других региональных контекстах?
6. Какие шаги необходимо предпринять оппозиционным группам, чтобы ограничить доминирование исполнительной власти в политической системе?
Посетите предназначенный для этой книги Центр онлайн-поддержки для дополнительных вопросов по каждой главе и ряда других возможностей:
Дополнительная литература
Saikal A., Schnabel A. Democratization in the Middle East. N.Y. (NY): United Nations University Press, 2003. Представление дискуссии об отношениях секуляризации и демократии. Дополнительно имеются описания опыта демократии в отдельных странах и регионах.
Schwedler J. Faith in Moderation. Islamist Parties in Yemen and Jordan. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. Описываются исламистские движения в Йемене и Иордании, кроме того содержится полезная информация по более широкой проблеме включения исламистских движений в демократический процесс.
Wiktorowicz Q. Islamic Activism. A Social Movement Theory Approach. Bloomington (IN): Indiana University Press, 2004. Содержится подробный обзор интерпретации деятельности исламистских движений в регионе через призму теории социальных движений, анализируются различные исламистские движения и очень подробно объясняются их активизм и методы действий.
Volpi F., Cavatorta F. Democratization in the Muslim World. Changing Patterns of Power and Authority. L.: Routledge, 2007. Разбирается, каким образом происходят процессы либерализации и демократизации, и как они проявляются в разных странах арабского мира и за его пределами.
Schlumberger O. Debating Arab Authoritarianism: Dynamics and Durability in Nondemocratic Regimes. Stanford (CA): Stanford University Press. 2007. Рассматриваются факторы, определяющие сохранение авторитаризма в арабском мире. Предлагая подробный анализ взаимоотношений общества и государства, политической экономики региона, международного измерения и ресурсов, доступных элитам, этот труд представляет собой один из лучших обзоров дискуссий на тему выживаемости недемократических режимов в арабском мире.
Полезные веб-сайты
merip.org – Журнал «Исследовательский и информационный проект по Ближнему Востоку» содержит «новости и аналитические материалы, недоступные на основных новостных порталах». Предлагаемый анализ отличается комплексным и тематическим характером.