уже нечему было жить. Налицо обугленная органика. Колодец же закрыться успел. Ну а как иначе? Он же закрывается автоматически, а открывается на какие-то сорок секунд. И газ подается автоматически.
«В общем, что такое нагревательный колодец, чтобы все по порядку, ты слушаешь меня?» – «Да слушаю! Мало того, прекрасно знаю, что такое нагревательный колодец». – «А я все равно расскажу!» – «Ну, рассказывай, если хочешь. Только не пей больше. Тебе нельзя. У тебя желудок». – «В общем, хрень такая, прямоугольная яма. Металл в ней нагревают перед подачей в обжимной цех. Данька как следует принял в тот вечер с товарищами по смене. И уже готовился идти домой. – Дегтярев улыбнулся, покачал головой. – Данька свою меру знал! О, этого у него было не отнять. Но тут что-то случилось с крышкой третьего колодца. Диспетчера и техники в заступившей смене почти все были молодые пацаны. Испугались, забегали. Останавливать пролет нельзя. Неоправданные потери газа, времени, денег и так далее. Краны работают опять же. За этой порцией металла новый состав на воздухе дышит. А обжимной цех?! Его в принципе нельзя останавливать! Там тоже все работает, ждет, когда горячие стальные заготовки покатятся на обжим.
Короче, Данька полез туда, куда пьяным лезть не следовало. Хотел ломом расчистить паз, по которому короб ходит. Там, по ходу, дело было всего-то в куске окалины. Ну вот. Ломик толкнуло крышкой. Вместе с ним Даню подбросило вперед и вверх. Упал он лицом вниз. Что ни говори, яркая смерть. – Дегтярев еле слышно засмеялся, отчего у Зои мурашки побежали по коже. – Если разобраться, никто не виноват. Понимаешь, окалина попала в паз и заклинила движение крышки».
«Да понимаю я, понимаю, не нервничай. Ты мне сто раз уже об этом рассказывал. Ты спать думаешь?!» – «Обожди, Зоя. – Дегтярев встал с кровати, подошел к журнальному столику и налил в рюмку коньяка. Выпил. Постоял немного, через щель между двумя неплотно задернутыми шторами всматриваясь в движение звезд на ночном небосводе. Позвенел графином, наливая воду. – Хуже всего, что он так отсюда никуда и не ушел, и никто из них никуда не уходит. Правы власти, которые хотят это закрыть, но, если они это сделают, всем будет только хуже. Причем намного!»
«Кто не уходит?! Откуда? Ты это о чем?!» – Зоя перевернулась на правый бок, включила лампу над постелью. Взяла сигаретку, закурила. Дегтярев сел на кровать со стаканом воды и принялся яростно чесать затылок и грудь. «Весь последний год, – проговорил он задумчиво, – Даню видели на участке нагревательных колодцев. Не каждую ночь, но в полнолуние или когда дождь сильный накануне. Короче, если вечером гром, то ночью жди! – Александр Степанович невесело усмехнулся. – При жизни не наблюдал в нем столь дивного постоянства».
«Не понимаю, – проговорила Зоя ломким голосом и в две затяжки прикончила сигаретку, – что за чушь?!» – «Не понимаешь, конечно, не понимаешь. – Дегтярев уселся в постели поудобнее, взял в руки пепельницу с тумбочки, закурил. – Ну вот и помолчи, если не понимаешь.
И весь этот год мне никто ничего не рассказывал. Ну, это ясно. – Дегтярев вполголоса рассмеялся. – Представь, если б мне доложили, что на участке нагревательных колодцев вся ночная смена целиком видела моего покойного брата, Даниила Степановича Дегтярева?! – Александр снова тихо засмеялся. – Я их не просто бы уволил, а еще и хари бы им в кисель поразбивал! У нас, конечно, тот еще город, и нежить здесь – обычное дело, но не до такой же степени!»
«Бред какой-то, – передернула плечами Зоя, – твоих металлургов лечить давно пора. – Сигаретка стремительно тлела. Пепел грозил в любую секунду обрушиться вниз. – Увольнять и лечить! Лечить и увольнять!» – «Э, не скажи! – Дегтярев покачал головой. – Потомственные династии. Один только Петренко чего стоит!» – «А Петренко твой…» – зло проговорила Зоя…» – «А Петренко ты вообще не трогай», – предупредил Дегтярев.
Какое-то время курили молча.
«В общем, Иван Иванович, мой мастер-прокатчик, говорит: вы бы, Александр Степанович, зашли бы как-нибудь ночью на участок нагревательных колодцев. Ваш брат – мол – чем дальше, тем чаще является. И не только к колодцам, но даже на первый пролет обжимного цеха. Слесаря туда по ночам боятся ходить. Это, – говорит, – никуда не годится. Прямой ущерб производственному процессу.
Я отвечаю, мол, как так?! А он поясняет – говорит: кто мы ему такие?! С нами разговоров он не ведет. Видно, мол, с вами желает иметь беседу. Так вы уж уважьте брата, Александр Степанович! Да и не станет он больше с вашей женой баловать. Не в том состоянии теперь находится. Он более в газообразном, если можно так выразиться. Да и не тем занят. В общем, простили бы вы друг другу старые ошибки и все ж таки встретились. Извините, если сказал чего лишнего. Умоляем от имени коллектива. Пройдите и переговорите с посланцем от . Его нужда – общая наша нужда.
«Что, – спрашиваю, – имеешь в виду?!» – «Все знают, – говорит, – что завод собрались закрывать, и замешана тут метафизика. Имеется мнение, что ваш брат желает вам, как действующему руководителю предприятия, в связи с этим что-то сообщить. Думаем, касательно превентивных мер или иных мероприятий».
«Какой кошмар! – Зоя выбралась из-под одеяла, подошла к столику и налила в фужер коньяку. – Это просто ужас, Дегтярев. Тебе надо было сразу медиков вызывать. У вас там действительно выбросы какие-то вредные. Довели людей, млять! Ни хрена себе завод! Металлурги бригадами призраков видят! Какой ужас! Я знаю, что в радиусе двадцати пяти километров от завода мутанты рождаются, что науты, бывает, приходят к людям. Но с этим уже все свыклись. Но чтобы взрослые люди – и на производстве…»
«А я, например, Ивану Ивановичу всегда верил, – твердо заявил Дегтярев. – И буду верить впредь. Он завязал еще в восемьдесят восьмом, когда в соответствии с Женевскими соглашениями СССР стал выводить из Афганистана войска. Он, Зоя, с тех пор ни рюмки не выпил. А если ты не хочешь признать паранормального факта своей измены, так это глупо. Сколько лет прошло? Чего ж теперь скрывать».
«Ничего у нас с Данькой не было! – Зоя вспыхнула до корней волос, вскочила с кровати. – И вообще, сколько лет Ивану Ивановичу, семьдесят пять или больше?» – «Какая разница, – посуровел Дегтярев. – Если человек говорит правду, возраст значения не имеет».
«Да откуда, – сорвалась она на дискант, – он может знать эту самую правду?! Как ты можешь верить ему и не верить мне?! Да мы же с тобой, Александр, двадцать семь лет душа в душу! – Она заломила руки и выгнула спину. – Как ты можешь такое говорить?!»
«Прежде всего, – сказал Дегтярев, допивая коньяк, – не ему верю, но брату. А вот Даньке верить я должен, тем более что он передовик производства и никогда сроду не лгал. Да и сейчас заметной нужды в том не испытывает».
В комнате воцарилась тишина. Слышно было, как гудят вдалеке электросталеплавильные печи. Перекликаются гудками маневровые. Под самыми окнами по бульвару прозвенел трамвай. В кафе напротив какой-то веселый народ распевал песни русских революций. С крыши по карнизу мерно били капли, стекающие с жирных апрельских сосулек.
«Ты что, хочешь сказать, что ходил туда?!» – спросила Зоя шепотом, прикрыв ладонью рот. «Ну да, – кивнул Дегтярев. – А че было делать? Взял бутылку и пошел. На участке объявил профилактику. Колодцы погасили, народ отправил в отгулы. Никто даже вопроса не задал. А че задавать? Я тут бог и царь, а рабочему человеку и так все ясно. Сел на место диспетчера и сидел до полночи. Чуть не заснул. Думал насчет тебя и брата моего. А ведь, веришь, – Дегтярев покачал головой, – я тогда ничего так и не узнал! – В его глазах, не выливаясь, стояли слезы, и это показалось Зое самым ужасным. – Оказывается, все были в курсе, даже Иван Иванович, а я ни-ни. Представляешь? Это ж до какой степени, Зоя, нужно было быть идиотом? А потом пришел брат. В спецовке, руки в мазуте, улыбается. Сел вот так на стул напротив меня, и мы с ним поговорили».
«И о чем, интересно, – скривила губы Зоя, – может, он рассказал тебе, кто виноват и что теперь делать?» – «И кто виноват, и что делать, – кивнул Дегтярев, – и чем сердце успокоится».
«А поподробнее?»
«Поподробнее, говоришь? – Дегтярев некрасиво оскалился. – Кончать со всем этим будем». – «С чем кончать?» – Зоя с испугом посмотрела на Александра Степановича. «Со всем! – Он наотмашь рубанул рукой и в темноте сбил матерчатый абажур с настольной лампы. Тот упал вниз, загремел, покатился. – С заводом, с городом, с провинцией! Со всем!» – «Ты что такое говоришь? Может, спать лучше лег бы?» – «Да чего спать! Чего спать, Зоинька? – Дегтярев улыбался лихорадочно и жалко. – Я тебе, можно сказать, первой говорю все как будет, а ты – спать… Ну что, мать твою, за дура!»
«А нельзя ли пояснее, – осторожно попросила Зоя, – ты от меня хочешь уйти? Развода будешь требовать? Глупый! Сам подумай, кто еще так за тобой ходить станет?! Ну, подумай головой, Саня! – Зоя тихонько погладила его по голове. И впрямь, было у меня с Данькой кое-что по молодости, было. Только зачем ворошить прошлое? Сколько лет, считай, прошло… Ну Саня, ну правда, прости! – Она прижала его голову к своей груди и подержала так пару секунд, будто отогревая седую голову мужа. – У меня ведь только с Данькой было и никогда ни с кем чужим! Так что, считай, семье я оставалась верной. Ну, прости меня, Санечек! Прости дуру! Ведь жена твоя».
«Да ладно тебе, – поморщился Дегтярев, – ерунда, в сущности. Ну, было и было. Не плачь, Зойка, я все понимаю. Он виднее, красивее, да, кажется, и мужиком был более правильным. Вот поговорил я с ним вчера и сразу тебя понял. Данька даже сейчас вроде, понимаешь, наут, не живой, но не скрывает этого, и все ж таки сила в нем чувствуется, энергия. Убеждает, короче! Сквернословит, правда, по-прежнему. – Дегтярев хохотнул. – Говорят, горбатого могила исправит. Теперь знаю: врут люди. С чем тут был, с тем и там останешься».
«Обожди, в чем убеждает-то?» – Зоя с тревогой всматривалась в лицо мужа. «Во всем! Данька говорит, мол, всем плохо сейчас: стране, народу, каждому из вас. И все это происходит оттого, что провинция Z такая, какая есть. И происходит это оттого, что тут у нас тяжести много собралось! Вот смотри, если где-то во Львове опрокинулся на пол стакан водки – считай, она не испарилась никуда, но вся стекла сюда, к нам. Кто-то кирпич бросил через границу, в Польшу, допустим, а он как раз сюда, падла, поворачивает! Пролетает, значит, над всей правобережной Украиной, минует, кстати