– А разве они не полетят с вами на родину?
– Мы не можем заглянуть так далеко вперед! Как ты не поймешь, Алекс? Мы несем этому народу культуру и технологии, благодаря им он возвысится над соседними племенами и вырастет в подлинную нацию! Тебе лишь нужно не мешать нам, а помогать всеми силами, об этом я и толкую. – Этнограф, очевидно, снова впал в раздражение от «неправильных» вопросов гостя. – Истинные боги! Тебе ли, пришельцу из будущего, или кто ты есть, толковать о богах? Мы видели космос изнутри, почти осязали вакуум – и что ты думаешь? Всюду пустота, если не считать звезд, планет и водородных облаков!
– Я тебя понял…
– Вот, держи переговорное устройство, – заявил Гугумац и вручил Алексу что-то вроде беспроводной гарнитуры для мобильника. – Когда захочешь сообщить нечто срочное и важное, свяжись с Тунупой, она перенаправит вызов по нужному адресу.
– Давно пора было выдать мне рацию. Ладно, если я узнаю об угрозе для аннунаков, то извещу вас, всемогущих и неприступных в своем поселке.
Ирония Алекса не тронула Гугумаца, поскольку с точки зрения логики во фразе гостя все было правильно. Этнограф лишь удовлетворенно кивнул, после чего Алекс поспешил откланяться.
Надев пончо, которое он скинул в теплой палатке, он вышел наружу и остановился, чтобы поточнее запомнить расположение объектов на территории базы. Кто знает – вдруг пригодится? В центре располагался, очевидно, офис или его аналог – прямоугольное здание из металлоконструкций, увенчанное тарелкой антенны. Рядом находились еще два, и по концентрации рядом с ними роботов можно было заключить, что это склад и мастерская. С другой стороны от «офиса» возвышалась новая постройка, в которую вошла колонна девственниц.
Похоже, в сердце холма действительно была прорыта система катакомб неизвестной глубины – то ли как защита от возможной атаки с воздуха, то ли по причине того, что на родине аннунаки привыкли гнездиться в подземельях.
На поверхности имелись также четыре небольшие жилые палатки наподобие той, где только что побывал Алекс. Сделав привязку к сторонам света, он зашагал в сторону Тайпикала.
– Тебе следует пожить у меня, – озабоченно сказал Уймун. – Вызвать паланкин? Это необходимо, поверь… Ядовитый шип слишком глубоко проник в тебя, без особой подготовки его не извлечь. Ты же понимаешь, я не могу перебраться в твой дом даже ненадолго, у меня пациенты.
– Вместе с ними положишь? – проворчал Аталай.
Ему казалось, что сделай он вдох поглубже – и взмоет к потолку, и там легкий сквозняк подхватит его и вынесет вон, к ласковым небесам. Значит, смерть его недалека…
– В отдельной комнате для близких родичей сына Солнца. Там сейчас только один человек.
Город все еще праздновал нежданный выходной, обсуждал удивительное шествие девственниц на холм и пил чичу, выставленную людям по указу щедрого сапаны Таури. После того как девы и боги скрылись на холме, аймара разбрелись по домам или продолжили прогулку по улочкам вокруг пирамиды Солнца. Купцы со всех сторон света, которым посчастливилось сегодня оказаться в Тайпикала, наверняка не могли нарадоваться такой удаче. Обмен товарами в лавках шел бойко.
К новым золотым монетам купцы отнеслись настороженно, хотя и принимали к обмену. Не ровен час, кто-то обиженный пожалуется солдатам на недоверие к нововведению. Ворчали про себя, но складывали монеты с портретом Таури в карманы.
В одну из таких лавок рядом с храмом и завернула короткая процессия из лекаря и четырех воинов с паланкином, в котором лежал «невесомый» Аталай. Верховный жрец видел через открытую дверь, как Уймун выменял сморщенный кактус ачума с обрезанными иглами и корнями на связку сушеных листьев коки. Купец из западной пустыни был явно доволен сделкой.
– Думаю, ачума здесь поможет лучше всего, – пояснил лекарь, когда пристроился рядом с паланкином и воины тронулись в путь. – Давно не обновлял запас, вот и решил взять свежий кактус…
Верховный жрец промолчал. Отчего-то он тревожился совсем не за себя, а за жен и детей, особенно Майту. Как-то девочка воспримет его смерть? Что будет с сыном Солнца Таури и его народом? Отсылая Ило к сапане, военачальникам и жрецам с вестью о своем временном недомогании, он лишь жалел, что не успел отговорить помощника от поспешных поступков.
Злоумышлять против богов? Может быть, невидимый шип, источающий сейчас яд в тело Аталая, и есть первый знак того, что боги разгневались? Но как же образ Уакарана? Нет, боги не могут таиться и посылать смерть исподтишка, их оружие открыто и честно, а разит без промедления и наповал! Только люди способны на коварство и заговор, даже против богов.
Безумцы!
Но как же тогда «походы» увечных аймара на холм? Если это жертвы, зачем истинным богам прятаться, когда они могут открыто потребовать у людей их кровь? Такое к лицу лишь чужим…
Мысли Аталая прыгали от дочери к Алекосу, от Ило к сапане Таури, от богов к демону ночи, что осенил его своим крылом. Это он принес смерть в прямой жизненный путь верховного жреца, он открыл Аталаю уши на сговор между Ило и Рунтаном…
Все плыло перед его глазами, и он с облегчением закрыл их. Солдаты стали подниматься по ступеням, а ему казалось, что паланкин уже возносится в небо. Воины повернули в ворота лечебницы Уймуна, а верховный жрец вообразил, будто налетел зимний ветер и тронул его своими прозрачными крылами.
– Я умираю, – прошептал он сухими губами.
– Нет, мой отвар задержит тебя, пока я не извлеку ядовитый шип, – услышал он спокойный голос лекаря.
– Зачем?
– Так надо, не спорь! Еще не было такого, чтобы я не победил сглаз колдуна.
Уймун уже знал, конечно, о видениях Аталая и был во всеоружии, хорошо представляя себе, как ему одолеть злобного духа мастера церемоний, вцепившегося в тело его пациента. Лекарь провел над головой верховного жреца ладонями, прошептал заклятие и щелкнул пальцами. К губам больного прижалось горлышко кувшина в форме мужского детородного органа. Аталаю на язык упало несколько тяжелых капель горькой воды, он вздрогнул и даже приподнялся на локте, почувствовав толчок лекарской силы.
Во внутреннем дворике Уймунова жилища было пусто, домашние почти все убежали на праздник. Возле стены, прикованный к ней двумя медными цепями, сидел косматый безумец с осовелыми глазами и ежился от ветра. Перед ним валялась опрокинутая чаша, из которой пролилась лужица бурого отвара.
Уймун кликнул мальчика, и тот торопливо подобрал посуду с камней, пока больной разумом не разбил ее и не поранился.
– Табачная настойка, – пояснил лекарь. – Помогает…
Аталая занесли в пристройку к дому, чистую и хорошо проветриваемую благодаря двум окнам, сейчас открытым. Запах болезней и немощи, насквозь пропитавший жилище Уймуна, здесь едва ощущался. Даже стоны раненых и хворых из-за стены почти не доносились.
Незнакомый верховному жрецу человек, спавший возле дальней стены на низком топчане, поднял голову и пролепетал приветствие, но на него не обратили внимания. Воины перенесли Аталая на свободный лежак и ушли, и тотчас вокруг жреца закипела работа.
– Ачума готова? – то и дело подгонял лекарь малолетнего помощника.
Тот сбился с ног, пока набрал кувшин свежей воды из бочки, настрогал кактус, подкинул сухого навоза в очаг и прочее, прочее без счета – не говоря уж о том, что ему приходилось отвлекаться на призывы больных из соседней комнаты.
– Неси жабу!
Помощник быстро доставил учителю сплетенную из маисовых волокон клеть. Уймун извлек из нее крупную вялую жабу, макнул ее в таз с теплой водой и принялся натирать ею обнаженного Аталая. Мальчишка в это время был вынужден рассыпать над верховным жрецом мелкие листки коки. Наблюдая за ними, Уймун размышлял о причине болезни и прозревал способы ее победить. Одновременно он мысленно просил богов о помощи в исцелении. Судя по напряженному лицу лекаря, случай Аталая представлялся ему сложным.
Наконец он закончил с жабой и кокой, сунул тварь обратно в узилище и лично собрал листья с тела пациента.
Затем Уймун смазал маисовым маслом старую, потрескавшуюся от времени свистульку, похожую на согнутую годами старуху. Он принялся тихо дуть в нее, добившись слабого, едва заметного звука, и водить инструментом над телом верховного жреца. Дух, послушный воле Уймуна, откликался неслышимым для обычного человека голосом – но вот в районе пупка что-то дало сбой, и глаза лекаря устало закрылись.
– Здесь, – выдохнул он. – Ачума готова?
– Сейчас, сейчас, еще чуть-чуть!
Мальчишка уже забросил в котелок с кипящей водой темно-зеленые расплывшиеся куски кактуса и помешивал их палкой. Аталаю было видно, как он трудится, через низкий подоконник. Вместе с уверенными действиями лекаря и к нему пришло душевное успокоение.
Уймун нашел магический шип, что тянет из него силы, и сейчас обезвредит орудие врага…
Мальчик принес полную чашу горячего, истекающего терпким духом напитка, и тепло от донышка проникло через толстое шерстяное пончо, которым укрылся верховный жрец. Оно потекло через ребра к сердцу, погружая больного в дрему.
Он услышал мягкие ритмичные удары в плоский барабан, обтянутый змеиной шкурой, и звук трещотки. Добрые духи закружились вокруг Аталая, и лекарь стал помогать им, «всасывая» ядовитый шип с помощью своей древней свистульки. Но на этот раз она протяжно, с надрывом шипела, будто старуха на ложе смерти. Обжигающая струйка кактусового отвара пролилась на язык Аталая. Он почти захлебнулся, закашлялся, но протолкнул жидкость через горло.
Черный дух Уакарана внутри него стал съеживаться, корчиться и выть от ужаса.
Время неуклонно приближалось к вечеру – в лесу на холме сохранились только узкие полоски света от заходящего Солнца. Скоро должно было совершенно стемнеть, но только спустя еще половину шестицы снизу, торопясь вернуться к хозяевам, появится их восьминогий помощник. А незадолго до этого он пробежит вниз, чтобы забрать у бородатого Алекоса оружие, способное с легкостью резать камень.