Однако мои дурные предположения не сбылись. Всего через час, вряд ли больше, я удобно расположилась в мягком кресле и держала в руках бокал с горячим вином. В воздухе витал аромат давным-давно позабытого домашнего уюта, щедро приправленного запахами корицы и гвоздики.
Я сделала крошечный глоточек вина и зажмурилась от удовольствия. Конечно, я бы могла от жадности осушить весь бокал залпом, но боялась, что столь большая доза алкоголя на голодный желудок сыграет со мной дурную шутку. Нет, вряд ли я напьюсь, но вот говорливой сверх всякой меры вполне могу стать. А там и до ненужной откровенности недалеко.
Я перевела взгляд на Фабиона, который сидел напротив. Приятель тоже задумчиво вертел между пальцев бокал, но пока даже не притронулся к нему. Гаральд оставил нас на некоторое время, отправившись отдать распоряжения слугам по поводу обеда и горячей ванны для уставших, пропыленных путников.
Пользуясь тем, что Фабион пока не горел желанием начинать разговор, видимо обдумывая случившееся, я принялась изучать обстановку гостиной. Стоило признать, у Гаральда точно имелся определенный вкус. И распространялся он не только на умение выбрать себе подходящую одежду и аксессуары к ней, но и на способность продумать изысканный интерьер.
Комната была выдержана в строгих черно-белых тонах. По обе стороны от окна высились огромные – до потолка – книжные шкафы, сделанные из баснословно дорогого северного дуба. Кресла были расположены полукругом около камина, внутри которого сейчас потрескивало простейшее иллюзорное заклинание, создавая эффект горящих дров. Чуть в стороне находился небольшой столик, уставленный разнообразнейшими напитками.
При виде стройной шеренги разноцветных бутылок я помрачнела и отвела взгляд. Нахлынули непрошеные и очень неприятные воспоминания. Точно такой же столик стоял в кабинете моего отца. Помнится, он особенно заинтересовал Марко, когда тот вздумал допросить меня по поводу событий, произошедших в нашем семействе.
На этой мысли мне стало грустно до слез. Надо же, казалось бы, это было так недавно, а словно целая вечность миновала. Интересно, как поживают мои родители? Наверняка им сильно досталось от разъяренного Марко Шаорраша. Но, надеюсь, матушку не отправили в монастырь за то, что она читала запрещенные книги, пытаясь защититься от Реаны. Она точно не выживет в столь унылом и печальном месте, особенно если учесть ее взрывной темперамент и любвеобильность.
– С тобой все в порядке? – Фабион, как и обычно, моментально уловил изменение моего настроения и встревоженно вскинул на меня глаза. – Ката… Хеана, почему грустишь?
Я понятливо хмыкнула, когда Фабион запнулся на моем настоящем имени. Все ясно. Боится, что Гаральд мог оставить подслушивающее заклинание, чтобы узнать, о чем будут говорить неожиданные гости в его отсутствие. Ну что же, пора привыкать к тому, что отныне и навсегда меня зовут не Катарина Валания, а Хеана Карион.
– Так много изменений в нашей жизни, которые происходят так быстро, – уклончиво проговорила я. Украдкой покосилась на закрытую дверь, ведущую в общий коридор, и продолжила тише: – Ольен, тебе не кажется, что нас прокляли?
– Мой отец? – с кривой усмешкой переспросил он, явно подразумевая дядю. – Нет, Хеана, не кажется. А если и так, то мы обязательно справимся со всеми трудностями. Верно?
Я неопределенно пожала плечами. Хотелось бы верить. Только пока мне все страшнее и страшнее смотреть в будущее. Когда я соглашалась на побег… Впрочем, ладно! Что сделано, то сделано. В прошлое все равно не вернуться при всем желании.
– А вот и я! – торжественно провозгласил Гаральд, распахивая дверь. Подошел к столику с напитками и щедро плеснул себе вина, после чего обернулся к нам с заговорщической улыбкой. – Ужин подадут где-то через полчаса. Помимо этого я распорядился, чтобы нашей прелестной саэриссе нагрели целую ванну воды.
– Премного благодарна, – проговорила я, даже не пытаясь скрыть искренней радости в голосе.
– У нас есть немного времени, которое я предлагаю провести с пользой. – Гаральд любезно наклонил голову, показывая, что услышал слова благодарности. Затем вперился немигающим взглядом в Фабиона, продолжив: – Конечно, если вы, глубокоуважаемый ир, не возражаете.
– Ничуть. – Фабион слабо усмехнулся. – Полагаю, вас интересует, кого я заподозрил в гибели Ксаны?
Гаральд кивнул. Поднял свой бокал и посмотрел на Фабиона сквозь алые переливы вина.
– Присядьте, – устало попросил приятель. – Мне тяжело постоянно задирать голову. И потом, боюсь, вы можете потерять равновесие, когда услышите мою версию произошедшего.
Целитель удивленно вскинул бровь, но беспрекословно подчинился. Подвинул кресло, стоящее поодаль, ближе и удобно расположился напротив Фабиона, не сводя с него испытующего взора.
– Я думаю, вы и сами знаете, что Рихард Ортензия повинен в смерти падчерицы, – медленно произнес Фабион, пристально следя за выражением лица Гаральда.
Целитель неплохо владел собой, но все же вздрогнул, когда услышал это. Потянулся было, чтобы, по обыкновению, взъерошить волосы, но в последний момент одумался и обеими руками с такой силой вцепился в хрупкий бокал, что я испугалась, не раздавит ли он хрусталь.
– Вас тоже насторожила та настойчивость, с которой Рихард не выпускал детей из дома, – скорее утвердительно, чем вопросительно протянул Гаральд. – Что же, логичное предположение. Но почему убили Ксану, а не Пабло? Как-никак именно сын – плоть от плоти его, кровь от крови, а не девушка.
– От чего погибла его первая жена? – вопросом на вопрос ответил Фабион. – Полагаю, во время родов или сразу после них?
– Как вы догадались?! – изумленно воскликнул Гаральд. – Все действительно произошло именно так. Бедняжка Агата так и не оправилась от родовой горячки. Некоторое время думали, что и младенец не выживет, уж больно слабеньким получился Пабло. Но, к удивлению многих, он выкарабкался.
– Вот как, – задумчиво произнес Фабион. Несколько раз размеренно ударил пальцами по подлокотнику кресла и задал новый вопрос: – Я заметил, Пабло не переносит вида крови. Его едва не стошнило, когда он увидел сестру. Нет, реакция, с одной стороны, вполне объяснимая, но с другой… Какой-то чрезмерной она мне показалась. Это врожденное или приобретенное?
– Ох, да откуда же мне знать! – Гаральд обескураженно всплеснул руками. – Я ведь не главный хранитель секретов рода Ортензия.
– Да неужели? – ядовито осведомился Фабион, и целитель почему-то густо покраснел, словно уличенный в чем-то непристойном.
– Ладно, – неохотно сказал он. Искоса глянул на меня, затем опять перевел взгляд на Фабиона. – Но это только слухи, учтите! Если Рихард когда-нибудь узнает…
– Не узнает, – заверил Фабион. – Уверяю вас: и я и Хеана умеем хранить секреты.
– В общем-то я и сам не уверен, было ли все это на самом деле, – прежним неуверенным тоном продолжил Гаральд, вполне удовлетворенный обещанием моего приятеля молчать. – Я переехал в Укардию всего лет пять назад, а это происшествие имело место гораздо раньше. О нем мне никогда и никто ничего определенного не говорил. Я слышал лишь намеки, изредка улавливал обрывки слишком громких мыслей. Ну, ир Ольен, вы же понимаете: любой маг способен в определенные моменты к пусть слабой, но телепатии…
– Ближе к делу, – перебил его Фабион, утомившись от столь длинного вступления. – Из Пабло изгоняли демона?
Гаральд как раз отпил из бокала, чтобы смочить губы после долгой тирады, но от неожиданности поперхнулся и закашлялся, безнадежно испортив кровавыми каплями вина белоснежный воротничок шелковой рубашки, выглядывающей из-под темного камзола.
– К-как?.. – наконец с трудом выдавил он. Выудил из кармана платок и принялся оттирать рубашку, тем самым еще сильнее портя ее. – Как, во имя всех богов, вы узнали?
– Соль, – не утерпев, вмешалась я в этот разговор, с жалостью наблюдая за тем, как гибнет дорогая вещь. – Ирон Гаральд, посыпьте пятна солью. Иначе рубашку можно будет выкинуть…
Видимо, мой совет пришелся совершенно не ко времени и не к месту, поскольку в следующее мгновение на мне скрестились два настолько свирепых взгляда, что язык сам собой прилип к нёбу.
– Не забывайте, что я из Пакасии, – с кривой усмешкой проговорил Фабион и украдкой погрозил мне кулаком, запрещая встревать в столь серьезный разговор. – Причем из южной провинции, а именно на этой окраине королевства культ Темного близнеца был особенно развит. Собственно, показательные охоты на ведьм тоже чаще всего проводят именно там. На моей благословенной родине магия и церковь зачастую неотделимы. И чтобы получить разрешение на занятие колдовством, сперва надо доказать, что у тебя нет намерений служить Темному близнецу. Как я уже говорил, мне повезло с наставником, однако каждый год я был обязан проходить обязательное испытание у королевских дознавателей, доказывая, что не начал заниматься некромантией и прочей гадостью. Кроме того, в свое время, еще перед тем как начать мое обучение, меня заставили рассказать все о своей семье. Я ведь тоже, как и Пабло, ребенок от первого брака, и мой отец, как и Рихард, вдовец. Дознавателя, который должен был допустить или не допустить меня до занятий магией, особенно интересовали обстоятельства смерти моей матери. Я, наверное, раз сто ответил, что она погибла в результате несчастного случая, когда мне было десять лет. Лошадь понесла, она запаниковала, попыталась спрыгнуть – и сломала себе шею.
– Кстати, запамятовал, – вдруг вмешался Гаральд. – Как звали вашу матушку?
– Я вообще-то пока не называл ее имени, – холодно сказал Фабион, раздосадованный очередной проверкой. – Но если вам интересно… Саэра Даира Карион.
Я одним глотком почти осушила бокал с уже остывшим вином. Очень интересно! Фабион рассказывает придуманную историю нашей жизни с такой уверенностью, что даже у меня нет повода усомниться в его словах. Когда он успел продумать ее до мельчайших подробностей? И неужели не боится, что Гаральд найдет способ проверить его легенду? Магов не так уж много, а Пакасия не столь далека, как хотелось бы. Тем более что чем подробнее и сложнее ложь – тем легче попасться на каком-нибудь досадном несоответствии. Ладно, поговорю с ним об этом позже.