Рождественским утром они оба уселись на пол под елкой и принялись разворачивать подарки: рвали оберточную бумагу, словно нетерпеливые детишки, охали, ахали, взвизгивали от восторга, обнимались, целовались, смеялись… Они очень много смеялись.
Они съездили в гости к родителям Гарри, потом – к родителям Линды и вернулись домой поздно вечером, усталые, но в приподнятом настроении, опьяненные радостью этого долгого рождественского дня, превзошедшего все ожидания. Гарри бросил пальто на диван и рухнул в кресло. Линда уселась к нему на колени, на мгновение прижалась лбом к его лбу и поцеловала его в губы. С Рождеством, мистер Уайт, мой самый красивый, самый любимый на свете муж.
Гарри улыбнулся, накрутил на палец прядку ее волос, нежно поцеловал ее в лоб, в кончик носа и в губы. Я тебя люблю. Я люблю тебя, Линда Уайт. Ты – мое Рождество.
Линда была вполне довольна жизнью. Конечно, ей хотелось бы видеться с Гарри почаще, и она не совсем понимала его потребность в успехе, но принимала его устремления и смирилась с его графиком. Зато время, которое они проводили вместе, принадлежало только им двоим, и она очень его ценила. Они гуляли пешком, катались по городу на машине, ходили в кино, в парки и в зоопарк, рассматривали витрины на улицах, ужинали в ресторанах или просто сидели весь вечер дома, разговаривали и смеялись, чувствуя невероятную близость друг к другу, сокровенную и совершенно особенную. Линда чувствовала, что живет полной, счастливой жизнью. И была уверена, что Гарри чувствует то же самое.
Он умел так на нее посмотреть и так к ней прикоснуться, что она ощущала себя особенной, единственной и неповторимой, словно кроме нее для него никого больше не существует – никого и ничего, – и она вся таяла внутри, и ее глаза загорались восхитительным нежным светом.
Иногда, возвращаясь с работы домой, она находила в почтовом ящике записку или открытку от Гарри, и на открытке мог быть нарисован какой-нибудь забавный персонаж, который как будто пытается мчаться в десяти направлениях одновременно, и надписи на этих открытках тоже были совершенно дурацкими, вроде: Эй, что у нас на обед? Но ей это нравилось. Нравилось, вскрыв конверт, найти там коротенькую записку. Привет, я тебя обожаю. Или: Скоро увидимся, миссис Уайт. P.S. Я люблю тебя, девочка. Она тихонько смеялась, и вся сияла от радости, и добавляла очередную записку или открытку к своей коллекции.
Конечно, открытки и письма от Гарри доставляли ей радость не сами по себе – заставляли ее напевать в лифте и говорить вслух: Здравствуй, дом! – стоя посреди гостиной. Но эти открытки и письма означали, что Гарри при всем его напряженном рабочем графике находит минутку, чтобы купить открытку или черкнуть пару строчек, написать на конверте адрес и отправить его по почте. Ее приводила в восторг сама мысль о том, что Гарри думает о ней точно так же, как она сама думает о нем.
И хотя она не так сильно любила свою работу, как Гарри – свою, ей нравилось в офисе, она прекрасно справлялась, и дни проходили за днями спокойно и гладко.
Но постепенно в мысли и жизнь Линды Уайт просочилось смутное недовольство. Она знала причину еще до того, как проблема назрела настолько, что ее пора было осмысливать и решать. Она всегда сознавала, что ей чего-то не хватает, и когда поняла, что именно ее беспокоит, то не стала расстраиваться и тревожиться понапрасну. Линда тревожилась лишь об одном: что скажет Гарри, – и она обязательно у него спросит, как только придет подходящий момент. А пока она просто жила, избегая ненужных тревог. Уже скоро все станет известно.
В одно ясное, солнечно-зеленое майское воскресенье, примерно за месяц до их первой годовщины свадьбы, они гуляли в Бруклинском ботаническом саду, любуясь цветущими вишнями. Это был первый по-настоящему теплый весенний день – синее небо, и яркое солнце, что прогревает тебя насквозь, – из тех замечательных дней, которые бывают лишь несколько раз в году, когда все вокруг кажется свежим и чистым. Аллея вишневых деревьев уходила в цветущую бесконечность, Линда с Гарри неспешно прогуливались по дорожке, и у них под ногами стелились мягкие белые лепестки. Потом они свернули в розарий и решили присесть отдохнуть на скамейке на солнышке. Какое-то время они просто сидели молча, наслаждаясь прекрасным видом в этом почти зачарованном месте, таком далеком от городской суеты…
Гарри по руке. Заглянула ему в глаза и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ и поцеловал ее в кончик носа.
Гарри… Я хочу одну вещь. Очень-очень хочу.
Считай, что она у тебя уже есть.
Нет, милый, она улыбнулась, я серьезно.
Я тоже серьезно, он улыбнулся в ответ и снова поцеловал ее в кончик носа.
Ах, ты…
Они рассмеялись, а потом Гарри сказал: Ладно, чего ты хочешь?
Я хочу ребенка.
Прямо сейчас, он изобразил на лице шутливое потрясение, прямо здесь?
Ну, все не так быстро.
Да, я что-то такое слышал, он тепло улыбнулся и провел пальцем по завитку ее уха, даже у птичек и пчелок оно небыстро.
Я не знаю насчет птичек и пчелок – и бабочек тоже.
Гарри широко распахнул глаза, изображая искреннее изумление. И у бабочек тоже?
Не дразни меня, Гарри. Я хочу ребенка. Очень-очень хочу.
Он нежно взял ее за плечи и склонил голову. Ваше желание для меня закон. Все уже сделано, моя госпожа.
Уже сделано? Я думала, это все происходит немного не так. Кажется, я всю жизнь ошибалась. Они рассмеялись, а потом Линда обняла мужа и прижалась к нему.
Оооооооо, Гарри, я так тебя люблю.
Гарри стиснул ее в объятиях и поцеловал в щеку, в шею и в ухо. Я люблю тебя, миссис Уайт. У нас будут красивые дети. Линда закрыла глаза, подставляя лицо его поцелуям. Мы можем начать хоть сейчас.
Думаю, надо чуть-чуть подождать, ее глаза оставались закрытыми. По крайней мере, пока не вернемся домой.
Трусишка, он по-прежнему обнимал ее и целовал.
Животное.
Они рассмеялись, поднялись со скамейки и, держась за руки, пошли обратно по цветущей вишневой аллее.
В сентябре, если точнее, то двадцать третьего сентября, Линда сказала Гарри, что она беременна.
Ты уверена?
Да, она улыбнулась. Я была у врача, и сегодня пришли результаты теста.
То есть ты провалила свой тест на беременность?
С какой стороны посмотреть. Я бы сказала, что я прошла тест.
Они рассмеялись, и Гарри пристально посмотрел на жену и широко улыбнулся. Мама Уайт. Черт возьми. Это что-то! И давно? Какой срок?
Шесть недель.
Ты уверена?
Да. Я сверялась по календарю.
Гарри рассмеялся. Ты действительно хочешь ребенка!
Линда кивнула с теплой, довольной улыбкой.
Что ж, он хлопнул в ладоши, самое меньшее, что я могу сделать, это пригласить тебя – вас обоих – в ресторан. Он хохотнул. Надо же, мама Уайт! Вот это новость!
Да, папа Уайт, она улыбнулась, обняла мужа и прижалась теснее к нему.
Они переехали в новую квартиру за несколько месяцев до рождения ребенка. Квартира была в том же доме, но больше и лучше, совершенно роскошная, с ощущением простора и великолепным видом на Центральный парк. Там была отдельная комната под кабинет для Гарри – ему иногда приходилось брать работу на дом, – и комната для прислуги, хотя Линда настояла на том, что будет сама заниматься ребенком и домом, и наотрез отказалась от услуг домработницы с проживанием, хотя Гарри все-таки уговорил ее нанять приходящую уборщицу, чтобы та помогала ей с самой тяжелой работой. Зачем тебе убирать всю квартиру самой? Совершенно незачем! К тому же супруга помощника вице-президента по зарубежным вопросам не должна заниматься уборкой.
Линда засмеялась и покачала головой. Ладно, уговорил. Но если я стану ленивой и толстой, виноват будешь ты.
Они оба посмотрели на ее живот и рассмеялись.
Гарри нравилась квартира, нравился вид из окон, но больше всего ему нравилась мысль, что он живет в роскошных апартаментах в Сентрал-Парк-Весте. Это была его цель – его мечта, – и теперь она воплотилась в жизнь.
Беременность проходила легко, роды тоже. Без проблем и осложнений. Конечно, это случилось не вмиг. Поздно вечером Линда сказала Гарри, чтобы он отвез ее в больницу – Кажется, мне пора, – а рано утром родила здорового мальчика, их первенца. Гарри сидел с Линдой, пока она не уснула, потом поехал домой, проспал до полудня и помчался в контору.
Он был сонным, слегка обалдевшим, но все равно в замечательном настроении. Он сообщил новость Уэнтворту, который похлопал его по плечу: Молодец, Гарри! Чтобы с первого раза, и сразу сына – это надо уметь! Очень здорово. Очень.
Поделившись радостными новостями с коллегами из администрации, Гарри уселся работать и, как всегда, с головой погрузился в проекты, но по-прежнему ощущал жаркий вихрь волнения, бушевавший внутри и время от времени заставлявший его расплываться в улыбке. Уолт прав. Хорошо иметь сына.
Когда он привез Линду и Гарри-младшего домой из больницы, они уложили ребенка в кроватку и долго стояли, глядя на него. Он был удивительным, совершенно невероятным. Гарри никогда раньше не видел новорожденного младенца. Он такой маленький. Даже не верится, что люди бывают такими крошечными.
Тебе он кажется крошечным, а мне казался огромным, когда был внутри.
Гарри рассмеялся, приобнял ее за талию, привлек к себе и нежно поцеловал в щеку. Трудно поверить, что он когда-нибудь вырастет и станет мужчиной, взрослым, самостоятельным человеком.
Линда рассмеялась и покачала головой. Дай мне порадоваться сыночку еще пару минут, пока ты не собрал ему чемодан и не отправил его в колледж.
Ладно, он рассмеялся и обнял ее еще крепче, как скажешь… мамуля.
Родительство было им внове. Но оба сияли от гордости, особенно по воскресеньям, когда гуляли с коляской в парке. А Гарри еще и робел. Он поражался, как ловко и совершенно бесстрашно Линда обращается с малышом, берет его на руки, вертит его так и этак, чем-то его натирает, что-то с него снимает и чуть ли не подбрасывает его в воздух. Иногда Гарри тоже брал сына на руки, но постоянно боялся ему повредить, что-то сломать или случайно ткнуть пальцем в мягкий участок на крошечном темечке. Линда смеялась и уверяла его, что младенцы не такие уж хрупкие. Они крепче, чем кажутся. В конце концов, ты же его отец, говорила она и прижималась к нему.