В тот вечер дома ему было тяжко, он себя чувствовал напряженно и очень неловко. Время тянулось мучительно медленно. Гарри осознавал каждое свое действие и постоянно задумывался, нет ли в его поведении чего-нибудь необычного. Он старался вести себя, как обычно, и разговаривать, как обычно; и все-таки чувствовал некую внутреннюю зажатость. И безразличие. Особенно в постели. За пару часов до того, как ложиться спать, он начал жаловаться на головную боль и скованность в шее. От переутомления на работе. Вскоре – но недостаточно скоро – они с Линдой легли и погасили свет в спальне, и Гарри лежал на боку, и день почти завершился, и в конце концов он провалился в тяжелый беспокойный сон.
Он опять смог продержаться не дольше недели без того, чтобы не снять себе телку. И страшнее всего было то, что он с этим смирился, и принял как данность, и в пятницу пошел обедать один, выдумав какой-то предлог, чтобы не ходить на обед вместе со всеми. Он даже и не пытался сопротивляться. Просто распределил всю недельную работу так, чтобы по пятницам выделить больше времени на обеденный перерыв. Как только он принял это решение, ему стало значительно проще сосредоточиться на работе.
Конечно, Гарри ходил налево не каждую пятницу, но это было не важно. Главное – это сама процедура, сама игра, позволявшая освободиться от постоянного внутреннего беспокойства, чтобы можно было спокойно сосредоточиться на работе, выполняя свои обязанности перед фирмой и сохраняя свое положение.
Вскоре он пришел к мысли, что эти пятничные похождения надо просто принять как часть жизни, но часть, совершенно отдельную от всего остального. Он больше не чувствовал себя неловко, возвращаясь домой вечером в пятницу или в любой другой день на неделе. Ему представлялось, что он вполне в состоянии прийти домой и вести себя, как обычно. Собственно, почему нет? Он не делал ничего такого, чего не делал бы каждый женатый мужчина, особенно среди людей его круга. И насколько ему известно, все эти бабы, которых он снимает на улице, они тоже все замужем. Гарри не помнил, чтобы он давал себе обещание хранить верность Линде, но даже если давал, он был молод и глуп…
Да, может быть, иногда он испытывал что-то похожее на смущение, особенно когда приходилось выдумывать оправдания, чтобы не ходить на обед вместе со всеми. Не то чтобы его кто-то в чем-то подозревал или возражал против его отсутствия, и Гарри уж точно не опасался, что его снимут с должности лишь потому, что по пятницам он обедает дольше обычного – давно миновали те дни, когда он был младшим руководящим работником, чье время всегда подотчетно, – но у него все равно было чувство, что он крадет время у фирмы.
Впрочем, эти уколы смущения можно было и не замечать. В отличие от глубинного конфликта, который буквально выкручивал его изнутри и не давал нормально работать. Такое уж точно нельзя оставлять без внимания. Поэтому Гарри рассудил так: надо просто принять все как есть. Это будет новый этап его жизни. Со временем ему даже понравился новый график, этот новый этап, и уже совсем скоро все стало настолько естественным и привычным, словно так было всегда – словно так и должно быть, – и его жизнь на работе и дома протекала легко и комфортно.
А потом, как-то в среду, он вышел на улицу и пошел следом за очередной женщиной. Все получилось само собой. Она вошла в большой универмаг, и он тоже. Он наблюдал, как она выбирает трусики и бюстгальтеры, и вдруг осознал, что он делает, развернулся и помчался обратно в контору. Он неподвижно сидел за столом, а сердце стучало так, словно он бежал кросс. Паника не отпускала до конца дня, и он так и не смог сосредоточиться на работе. Внутри все бурлило от переизбытка чувств, но он не мог распознать эти чувства, от чего паника только росла.
В тот вечер за ужином Линда спросила, все ли у него хорошо.
А что может быть плохо?
Нет, я не имею в виду что-то плохое. Просто ты какой-то задумчивый, тихий. Даже не знаю, она рассмеялась, откинувшись на спинку стула, то ли ты сегодня и вправду какой-то странный, то ли это ребенок затих, и у нас появилось немножко времени, чтобы побыть вдвоем… в тишине.
Неимоверным усилием воли Гарри заставил себя улыбнуться. Знаешь, я тут подумал, а не купить ли нам дом?
Это как-то слегка неожиданно…
Вовсе нет. Я уже давно размышляю над этим вопросом.
Но меня-то ты точно застал врасплох, она улыбнулась, не знаю, что и сказать.
Мне кажется, это хорошая мысль.
Так я и не возражаю. Мысль и вправду хорошая, милый. Просто мне надо с ней свыкнуться.
Я подумал, что было бы очень неплохо иметь собственный двор… собственный сад, где ты могла бы сажать цветы, если захочешь, и Гарри-младший мог бы гулять, и ты была бы за него спокойна.
Звучит просто чудесно, она улыбнулась еще шире, мне бы хотелось иметь свой сад. Ты уже думал, где хочешь дом?
В Уэстчестере. Не обязательно уезжать далеко от города, чтобы найти что-то приличное.
Чем больше мы обсуждаем эту идею, Линда заерзала на стуле, тем больше она мне нравится. Я прямо разволновалась.
Завтра я позвоню в агентство. Посмотрим, что они нам предложат.
А какой дом тебе хочется?
Даже не знаю. Я как-то об этом не думал.
Я надеюсь, у нас получится найти дом в тюдоровском стиле. Я их обожаю. Особенно когда на участке есть деревья, и розовые кусты, и дорожка, обсаженная ландышами. Ой, Гарри, это было бы просто волшебно.
Сказать по правде, мне все равно, какой именно будет дом. Я совершенно в них не разбираюсь.
Линда пристально посмотрела на него. Ты точно хочешь купить дом?
Конечно. Я же сам предложил, разве нет?
Да, милый. Но ты сам вроде бы не в восторге.
Я в полном восторге. Просто нужно о многом подумать, голова занята всяким разным, он снова заставил себя улыбнуться, попытался заставить. Я рад, что тебе так понравилась эта идея.
Да, милый. Очень понравилась, очень-очень. Но если тебе не хочется покупать дом, то я все пойму. Честное слово. Я знаю, как сильно ты любишь эту квартиру и Сентрал-Парк-Вест.
Нет, милая. Не волнуйся. Я хочу переехать. Поверь. Я и вправду хочу переехать.
Вопрос денег у них не стоял, и уже очень скоро они нашли именно то, что хотели, или если точнее, именно то, что хотела Линда. У Гарри не было никаких предпочтений по поводу дома, ему просто хотелось сменить обстановку.
Земельный участок при доме составлял почти акр, с фруктовым садом и кленами, большой ивой и густыми зарослями кустарника. Дорожки, обсаженной ландышами, там не было, как не было и ручья, зато было много всего другого – даже больше, чем Линда могла мечтать. А сам дом был поистине домом мечты. Когда Линда позвонила маме, чтобы сообщить ей радостную новость, мама послушала пару минут, а потом рассмеялась и попросила Линду говорить помедленнее. А то ты мчишься, как кролик от гончей.
Ой, мама, там так красиво.
Да, милая, я тебе верю. Там наверняка очень красиво.
Они обе засмеялись, и Линда продолжила свой рассказ об участке и доме. В мельчайших подробностях.
Линда вся извелась в ожидании, пока шло оформление документов по договору о купле-продаже. Это было, наверное, самое тревожное время за всю ее жизнь. Каждый вечер, когда Гарри возвращался с работы, она спрашивала у него, нет ли каких новостей, и он качал головой и просил ее не волноваться. Такие сделки не совершаются в одночасье. Они требуют времени. Через пару недель все будет готово.
Я не могу не волноваться. Мне кажется, в комнату Гарри-младшего надо повесить синие шторы. Будет красиво, да? А в гостиную – золотые, чтобы они сочетались с мебелью, и, может быть…
Эй, погоди, он рассмеялся и стиснул ее в объятиях. Ты ходишь кругами и скоро догонишь саму себя со спины, а потом не поймешь, в какую сторону повернуть, чтобы вернуться обратно.
Ой, Гарри, ты бредишь, она обняла его за шею и потерлась носом о его нос. А я сейчас просто взорвусь от волнения. Уже взорвалась.
Правда? А я ничего не заметил.
Гарри по-своему был взбудоражен не меньше Линды, но по другой причине. Его волнение проявлялось иначе, что, по сути, и было причиной. Непрестанное радостное возбуждение Линды заряжало радостью и его тоже, но истинная причина заключалась в том, что наметившиеся в последнее время тенденции переломились, и он больше не рыскал по городу в поисках женщины для пятничного обеденного перерыва, а ходил на обед с Уолтом и остальными.
И самое главное, его разум освободился от тягостных мыслей, внутренний конфликт улегся, и его уже не донимали эти странные и непонятные чувства, вызывавшие только растерянность и тревогу. Все это вместе давало ему ощущение безопасности и свободы, и он снова смог сосредоточиться на работе, как прежде, и не ощущал никакой напряженности или неловкости дома. Все как будто вернулось в норму.
Когда агент наконец сообщил, что все формальности завершены и дом перешел в собственность Гарри, тот сразу же стал звонить Линде, но передумал в процессе набора номера. Лучше сказать ей лично. Лучше быть рядом на случай, если она грохнется в обморок или ее хватит удар. Он рассмеялся собственным мыслям и вернулся к работе, но до вечера было еще много времени, и Гарри периодически отрывался от документов, на пару секунд закрывал глаза и представлял, как Линда будет визжать и прыгать от радости, когда он ей скажет, что дом уже официально принадлежит им, и предвкушая ее удовольствие, он сам испытывал чертовски приятные ощущения и с нетерпением ждал вечера.
Почти неделю, если не больше – Линда сама потеряла счет дням, – она изо всех сил держалась и не спрашивала у Гарри, нет ли новостей о доме. Она поняла, что, если не перестанет постоянно об этом думать, ее переживания по поводу дома превратятся в болезненную одержимость, в патологически навязчивую идею, и она просто сойдет с ума вне зависимости от того, смогут они купить дом или нет. Поэтому и сегодня за ужином она воздержалась от упоминаний на эту тему, они с Гарри просто болтали о разном, и в какой-то момент он сказал мимоходом, как бы между прочим: Кстати, сегодня я говорил с Ральфом, и дом уже наш, после чего положил в рот очередной кусочек картофеля, прожевал и спросил, как себя чувствует Линдина мама.