Они рассмеялись, и каждый почувствовал, как напряжение, накопившееся внутри, потихоньку спадает, напряжение, происходившее из разных, но все-таки сходных источников.
На той неделе Гарри купил еще две книги по комнатному садоводству, а в пятницу приобрел очередное растение в горшке на плетеной подвеске. Покупка растений по пятницам стала новой привычкой, заменив собой прежнюю пятничную традицию, и его непонятное напряжение и тревожность как-то сами собой улеглись, пока он обхаживал свои растения, как раньше обхаживал женщин. Уже через несколько месяцев на всех окнах в доме висели горшки с цветами. Колумнеи, эписции, плющелистные пеларгонии и даже колерии. На полу в комнатах, в красивых керамических кадках, росли диффенбахии пятнистые, фикусы каучуконосные, фикусы лировидные, шеффлеры, монстеры деликатесные, хамедореи и прочие пальмы. А еще у них были филодендроны и плющ, обвивавший потолочные балки в гостиной.
По мере того как разрасталась коллекция растений, Гарри приходилось вставать по утрам все раньше и раньше, чтобы проверить, все ли у них хорошо, достаточно ли им света, не пора ли их поливать, не надо ли увлажнить листья, побрызгав на них водой. Теперь он читал в электричке не только газеты, но и свою книгу по комнатному садоводству.
Разумеется, он неминуемо приобрел сенполию, или узамбарскую фиалку. В те выходные он сделал специальные оконные полки-подставки для своих фиалок. Уже очень скоро у него появились Веджвуды, Кембриджские розовые, Долли Димпл, Северянки, Лилиан Джарретт, Зимняя зелень, сорта с рифлеными листьями, пестрыми листьями, черными листьями и всевозможные гибриды. Гарри купил специальные щеточки для чистки листьев и сам выращивал фиалки из листовых черенков.
Поначалу Линда с изумлением наблюдала за появлением новых растений в доме, который теперь напоминал декорации для фильма о джунглях; потом появились новые заботы, приходилось следить, чтобы Гарри-младший не ронял маленькие горшки и не рылся в земле в больших кадках. Но оно того стоило. С появлением этого хобби Гарри сделался как-то спокойнее и бодрее, вновь стал похож на себя прежнего – уже не такой вялый и мрачный, каким был в последнее время, – чему Линда, конечно, была только рада. И вдобавок ему больше не приходилось развлекать клиентов и оставаться в городе на всю ночь, что тоже не может не радовать. Сама Линда тоже любила растения и вовсе не возражала против озеленения дома.
Знаешь, милый, если мы заведем еще больше растений, то задохнемся от избытка кислорода.
Ну, при теперешнем загрязнении воздуха и вечном смоге, нам хватит растений, чтобы полностью отгородиться от мира.
В нашем собственном райском саду?
Ну, да. Почему нет?
Наконец, слава богу, Гарри перестал покупать растения. И, кажется, очень вовремя. Они прекрасно смотрелись и, безусловно, придавали дому уюта, и Линда радовалась за Гарри, что он так доволен и счастлив, но в доме уже просто не было места для новых растений.
И в расписании Гарри тоже не было места для новых растений. Да и старые со временем были заброшены, он перестал обихаживать их по утрам в будние дни, быстренько проверял их по вечерам, возвращаясь с работы, и уделял им внимание только на выходных. Постепенно вечерние проверки сошли на нет, и теперь Гарри находил время поливать свои зеленые насаждения разве что по воскресеньям, да и то не на каждой неделе.
Ощущение напряженности и тревоги, эти рывки беспокойства, сводящие судорогой все нутро, вернулись с новой силой. Он чувствовал, что замыкается в себе, отдаляется от семьи, но совершенно не представлял, как с этим бороться и какое использовать оружие, поскольку противник не был опознан. Старательно выжимая из себя улыбку, тщательно следя за тем, чтобы не кривить губы, он усадил жену с сыном в машину и повез их на воскресную прогулку. День выдался ясным и солнечным, Гарри-младший сидел в детском кресле, вертел головой во все стороны и задавал миллионы вопросов. Слушая сына и смех жены, ощущая на коже теплые солнечные лучи, Гарри понемногу расслабился.
Но он никак не мог сосредоточиться на дороге. Его как будто пугали другие машины, пешеходы и светофоры. Постепенно он понял, в чем дело. Он все время разглядывал женщин на улице или в соседних машинах, косился на них краем глаза, не желая, чтобы Линда заметила, чем он занят. Он старался перебороть это дьявольское наваждение, но, похоже, утратил контроль над собой. От этой бесплодной борьбы и от чувства вины его стало мутить. Он не понимал, что происходит. Почему он не может следить за дорогой? Он уставился прямо перед собой, изо всех сил стараясь не отрывать взгляд от дороги, но черед улицу переходила какая-то чертова телка в юбке, едва прикрывавшей задницу, и он видел, что она направляется к входу в универмаг, и знал что ему надо поторопиться, если он хочет как следует рассмотреть эту задницу, а заодно и проверить, какие у девочки сиськи – исполненный паники взгляд вновь вернулся к дороге, и когда в воспаленном мозгу отложилось, что дорога свободна, Гарри украдкой взглянул на Линду, не заметила ли она направление его взгляда, не поняла ли, куда он смотрел, а потом снова уставился на дорогу (а если бы я в кого-то впилился), и Господи Боже, он, наверное, сходит с ума, он старался смотреть на дорогу, он слышал, как Линда что-то сказала, и Гарри-младший что-то сказал, и даже слышал, как сам что-то им отвечает, и тут из ближайшего магазина вышли две симпатичные телки, но ему было плохо их видно, и он чуть сбавил скорость в надежде, что получится рассмотреть их получше, но эти две дуры ползли, как улитки, и ему не хотелось терять их из виду, но он должен был быть уверен, что Линда ничего не заметит, особенно теперь, когда он сбавил скорость, и пришлось сделать вид, что он смотрит на что-то на улице со стороны пассажирского сиденья, чтобы убедиться, что Линда не наблюдает за ним, и все вроде бы было в порядке, и он быстро глянул в другую сторону, но эти тупые коровы, похоже, и вовсе остановились, Госссподи Боже, теперь придется искать разворот, и тогда, может быть, он сумеет их рассмотреть, но сначала надо убедиться, что Линда занята Гарри-младшим, и он развернулся, и да, они были прелестны, что одна, что другая, особенно когда ветерок прижимал ткань их платьев к промежности, и одна не носила бюстгальтер, и Гарри успел разглядеть, как торчали ее соски, выпирая на милю, и еще у нее – машина вынырнула словно из ниоткуда, и он вдарил по тормозам и почувствовал, как заносит его собственную машину, и никаких других машин рядом не было, и Линда воскликнула: Что? Что такое? – и он пытался выровнять машину, теряющую управление, и у него на глазах какая-то другая машина врезалась им прямо в бок, сминая Линду и Гарри-младшего в кровавую кашу, он слышал, как они кричат, и кое-как подрулил к обочине, остановился… закрыл глаза, борясь с давлением, рвущим голову изнутри, и тошнотой, подступающей к горлу…
Линда просто смотрела на него, пытаясь успокоиться, растерянная и ошарашенная внезапностью произошедшего. Она совершенно не понимала, что случилось и почему.
Гарри, с тобой все в порядке?
Он тряхнул головой. Все в порядке.
Что сейчас было? На ровном месте…
Я не знаю.
У нас что-то с машиной?
Нет, он откинулся на спинку сиденья и сделал глубокий вдох. Кажется, нет. Просто нога соскользнула с педали. Все хорошо. Просто я испугался. Вот и все.
Ну, слава богу. А то я подумала, что у тебя что-то вдруг заболело, или даже не знаю. Но Гарри-младшему очень понравилось, она широко улыбнулась. Ему было весело. Он до сих пор смеется, да, солнышко?
Гарри их слушал, смотрел на них, и страх потихоньку прошел, дрожь в руках унялась, и он поехал домой. Он был осторожен, следил за дорогой, и хотя внутри все трясло, он доехал без всяких проблем, ни на что не отвлекаясь.
В тот же день ближе к вечеру он сидел в кресле, читал газету, и тут Гарри-младший вдруг уронил одну из своих игрушек. Гарри резко вскочил и ударился головой о цветочный горшок, висевший на окне. Он издал глухой яростный рык, сорвал горшок с крючка и вышвырнул его в открытую дверь.
Линда ошеломленно застыла.
13
В ночь с понедельника на вторник Гарри остался в городе. Утром его одолело раскаяние и замучила совесть, жестоко и страшно – но все равно это лучше, чем постоянная внутренняя борьба с вожделением и смутными, не поддающимися осмыслению чувствами страха, тревоги и обреченности. И, если подумать, у него просто не было выбора.
Растения увядали и гибли, какие-то быстро, какие-то медленно. Сначала Линда пыталась за ними ухаживать, но это было как-то уж слишком хлопотно, и она тоже забросила их совершенно, изо всех сил стараясь не замечать, как они умирают, и не злиться из-за этого на Гарри.
Гарри тоже старался осознанно не замечать гибнущие растения и книги, которые он накупил, но чувство вины не давало ему покоя. Время от времени он заставлял себя ими заняться, и каждый раз впадал в ступор, граничащий с параличом. Возвращаясь с работы домой, он как будто заранее знал – или чувствовал, – сколько листьев погибло сегодня. Куда бы он ни посмотрел, его взгляд натыкался на бурый пожухлый цвет. Бурый, бурый и бурый – миллионы оттенков бурого. Все побурело.
Однажды утром Гарри заметил, что Линда не улыбается. Он даже не знал, это только сегодня, только сейчас, или она не улыбалась уже давно. Ему хотелось спросить, все ли у нее хорошо, но он испугался. Испугался, что вот он спросит и она ответит, а он и так знал: что бы там ни было, это будет его вина. Вопрос вертелся на кончике языка и пару раз чуть не сорвался, но слова каждый раз застревали в горле. Он просто не выдержит, если она начнет объяснять, что не так, и прямым текстом скажет, что в ее боли виноват только он.
Боже.
Все утро он то и дело прерывал работу и представлял, как все могло бы быть дома за завтраком; он все-таки задал вопрос, и она улыбнулась, и сказала, что все хорошо. Наверное, я неудобно спала, отлежала плечо, и оно чуточку ноет. Вот и все, милый.