истинное удовольствие. Госссподи, как хорошо! Вода шумит под напором, тугие струйки бьют в тело и стекают по коже. Тошнота еще дергалась в горле, но вполне терпимо. Сейчас он уже был в состоянии заглушить внутренний голос и велеть ему заткнуться. Да, заткнись! Иди донимай кого-то другого. Ты меня не достанешь. Сейчас уже нет. О Боже, как хорошо под горячей водой. Она течет и течет…
кабинет. Дверь плотно закрыта. О Боже, ну наконец-то. Убежище. Работа. Работа! Его любимая работа. Безопасная зона. Где можно скрыться от всех и забыться. Убежище!!!!
от всех. Минута покоя, а потом дверь распахнулась.
Гарри растерянно заморгал, глядя на Уэнтворта. Отчаянно пытаясь сориентироваться. А что, Уолт? Что не так?
Что не так?! Ландор, в час дня. Ты забыл?
Ландор???? О черт. Сегодня?
Да, сегодня. В час дня. А сейчас половина четвертого.
О, Госссподи, он схватился за голову, я совершенно забыл.
Я уже понял. Но как можно было забыть?! – Гарри качал головой, слушая Уэнтворта – Крупнейшая сделка за всю историю фирмы. Месяцы подготовки. Госссподи Боже, Гарри, это же твое детище. Ты готовил всю сопроводительную документацию буквально с первого дня. Лучший проект международного корпоративного объединения из всех, что я видел. Ты проделал такую большую работу, а потом вдруг куда-то исчез. На последнем этапе. А ведь я даже напомнил тебе вчера…
Да, Уолт, я знаю. У меня в голове все перепуталось, и…
Ты хорошо себя чувствуешь? Что-то ты плохо выглядишь.
Что? Да нет, все хорошо. Просто я… Он покачал головой. Я не знаю. Не понимаю…
Слушай, Ландор еще не уехал и не уедет до вечера. Мы тебя ждали довольно долго, а потом я подстроил телефонный звонок от Линды. Якобы она мне сказала, что ты заболел, но все равно едешь на встречу.
Как он это воспринял? Гарри все еще тряс головой, сжимая руками виски.
Он мне поверил. В общем-то, можно не беспокоиться. Ему эта сделка нужна не меньше, чем нам. Слава Богу, ты подготовил отличный пакет документов… но сейчас речь не о том. Собирайся, и едем к нему в отель.
Да, конечно. Настоятельная деловитость Уэнтворта прочистила Гарри мозги.
Моя секретарша ему позвонит и скажет, что мы уже едем. Уэнтворт позвонил секретарше, отдал распоряжения и пристально оглядел Гарри. У нас точно не будет проблем убедить его в том, что ты болен. Что с тобой?
Гарри пожал плечами.
Да так, ничего. Я потом расскажу.
Деловая хватка взяла верх над душевным смятением, Гарри быстро собрал все необходимые документы, и они с Уэнтвортом вышли без промедления. Уэнтворт был прав; Ландор только взглянул на Гарри и сразу поверил, что тот нездоров.
Деловой гений Гарри как будто жил своей собственной жизнью и действовал превосходно, все решилось стремительно и ко всеобщему удовольствию, и у Ландора оставалась еще куча времени до отлета. Они проводили его до лимузина, обменялись с ним рукопожатиями и проводили глазами его машину, влившуюся в плотный поток уличного движения. Сияющий Уэнтворт хлопнул Гарри по плечу. Может, вернемся, он указал взглядом на вход в отель, и выпьем по рюмочке? Нам есть что отметить. Гарри кивнул, и они прошли мимо улыбчивого швейцара.
Уэнтворт был оживлен и доволен. Да что с тобой, Гарри? Он улыбнулся. Госссподи Боже. Сегодня великий день. Эта сделка принесет нам миллионы. Миллионы, Гарри. И это только начало. Только начало, Гарри, и это твое детище. Ты сейчас должен бурлить и искриться, как фонтанирующее шампанское.
Я знаю, Уолт, но я слишком устал, чтобы фонтанировать и искриться.
Через пару недель Ландор снова приедет, и мы подпишем все документы.
Вот тогда я, наверное, и заискрюсь, Гарри сделал слабую попытку улыбнуться.
Давай, допивай свой бокал, и тебе станет лучше. Уэнтворт сделал знак бармену, чтобы тот налил им еще по бокалу. У нас есть повод отпраздновать. А тебе надо расслабиться. У тебя на лице все написано. Ты слишком много работал в последнее время. Вечером мы пойдем развлекаться и устроим тебе релаксацию. Что скажешь, дружище?
Гарри кивнул.
Хорошо, Уэнтворт похлопал его по плечу и забрал сдачу с барной стойки. Пойду позвоню нашим барышням.
Гарри смотрел ему вслед, очень остро и тошнотворно осознавая, что он совершенно не сопротивлялся этому предложению. Сдался еще до того, как почувствовал хоть какое-то возбуждение, хоть какой-то намек на желание. Его захватило пронзительное ощущение потери. Невосполнимой потери и неизбывной печали.
14
Линда наконец-то очистила дом от растений. Сначала у нее еще теплилась смутная надежда, что их присутствие в доме вновь пробудит в Гарри энтузиазм, но эта надежда увяла вместе с их умиравшими листьями. Каждый день она выносила из комнат по одному или по два безвозвратно погибших растения и составляла их в дальнем углу гаража. Со временем в этот угол переместились все растения, бывшие в доме. Подвески-макраме унылой кучкой лежали там же.
Еще много недель после того, как последнее растение было погребено в гараже, дом казался Линде пустым, словно осиротевшим, и она очень болезненно осознавала отсутствие в нем растений.
И еще она осознавала, что начала как-то уж слишком чутко реагировать на настроения Гарри. Маятник его эмоций раскачивался вверх-вниз, увлекая ее за собой. Она изо всех сил старалась сопротивляться, но сил не хватало, и она, сама того не желая, заражалась его настроением.
Линда не знала, как объяснить странное поведение Гарри и перепады его настроения. Очень долго она старательно не обращала на них внимания в надежде, что все уладится само собой. Но теперь, когда стало понятно, что его состояние воздействует и на нее тоже, причем воздействует явно неблагоприятно, она решила, что пора что-то делать, хотя совершенно не представляла, что именно. Она любила мужа и безоговорочно верила, что он тоже ее любит, но это чувство полной безнадежности было невыносимым. Ей хотелось ему помочь. Но как? Чем? Каждый раз, когда она спрашивала, все ли у него хорошо и не надо ли чем-то ему помочь, он отвечал, что не надо, у него все хорошо, просто он устает на работе. Иногда он добавлял, что ему очень жаль, если она огорчается из-за него, обнимал ее и целовал. И она принимала его уверения и ласки и забывала о своих тревогах – до следующего раза, когда у него снова падало настроение, и ее настроение неизбежно падало тоже.
Линда пыталась понять, когда именно все началось, найти момент перелома, чтобы выявить причину, но это было немыслимо. Все происходило так медленно и постепенно, что уловить изменения было никак невозможно. Невозможно вернуться назад во времени и сказать: Вот она, эта точка, где все началось, – и восстановить обстоятельства в тот конкретный момент, найти причину проблемы, а значит, и способы ее решения. Иногда было почти невозможно поверить, что когда-то все было иначе, но она помнила первые три или четыре года их брака, когда Гарри был совершенно другим. Чутким, веселым, счастливым – почти беззаботным. Да, он был совершенно другим, но ей все равно было очень непросто определить четкую разницу между «тогда» и «сейчас». Разве что раньше за ним не водилось этих внезапных вспышек судорожного веселья или затяжных периодов уныния, когда он молчал целыми днями, и у нее возникало тревожное ощущение – надо признать, очень смутное, едва уловимое, – будто он извиняется за само свое существование. Будто он каждым действием, каждым словом и жестом просит прощения, непонятно за что.
Она гнала прочь эти мысли, потому что они вызывали смятение и представлялись совершенно бессмысленными. На самом деле, она не могла даже найти причину, чтобы поверить, что все это правда. И все-таки время от времени ее накрывала волна смутного беспокойства, и она вновь начинала раздумывать и строить догадки, и в конце концов вспоминала, как сильно она любит мужа и как нежно и трепетно он относится к ней и к Гарри-младшему. Так или иначе, она всегда возвращалась к неопровержимому и бесспорному знанию, что они с Гарри любят друг друга и в итоге все будет хорошо. Обязательно будет.
Однако со временем пришло понимание, что она долго не выдержит и ей надо с кем-то поговорить. Поначалу она не хотела этого осознавать. Пока она верила, что никакой настоящей проблемы нет, не было необходимости ее обсуждать. Собственно, обсуждать было нечего. Но потом стало ясно: проблема есть, а значит, есть необходимость ее обсудить. Оставалось решить, с кем ей следует поговорить, ей не хотелось никого беспокоить, и однажды этот вопрос решился сам собой, когда ей позвонила мама. Поздоровавшись и спросив, как дела у Линды, она спросила, как дела у Гарри.
Хорошо.
А если по правде?
А почему ты спросила? Да еще так серьезно.
Потому что все очень серьезно. Каждый раз, когда я о нем спрашиваю, у меня ощущение, что ты что-то скрываешь; и в последнее время, когда мы с тобой говорим, у тебя голос сам на себя не похож. Если у вас что-то не так и ты просто не хочешь…
Нет, мама, не в этом дело…
Ты сама знаешь, я не хочу вмешиваться в твою жизнь, и если…
Я знаю, мам. И у меня нет ощущения, что ты вмешиваешься.
Если все-таки да, ты скажи, и я…
Нет, мама, честное слово… Но ты права, что-то не так. Только не между нами. Я сама толком не понимаю, в чем дело.
Как у него со здоровьем, милая? Когда он в последний раз был у врача?
Я не знаю… Со здоровьем, мне кажется, все хорошо. Но я точно не знаю.
В чем конкретно проблема?
В том-то и дело, мама, я просто не знаю. Иногда все нормально, а иногда он становится нервным, и дерганым, и… я даже не знаю… как будто что-то его тревожит. Не знаю, как объяснить, мам. Это скорее на уровне ощущений. Ка