к я уже говорила, иногда он становится раздражительным – ничего страшного, пойми меня правильно, – просто я не понимаю причину.
Милая, я понимаю твое беспокойство, но тебе не надо его защищать от меня. Я не собираюсь его обвинять за то, что ничто человеческое ему не чуждо.
Они обе рассмеялись, и Линда почувствовала, как напряжение, долго копившееся внутри, потихоньку ее отпускает. Я вовсе не думала, что ты набросишься на него, мам, я просто…
Я знаю, милая, ты не хочешь, чтобы кто-то подумал, что в идеальном мужчине, за которого ты вышла замуж, есть какой-то изъян.
Они опять засмеялись, и на этот раз Линда смеялась по-настоящему. Ладно, мама, твоя взяла.
Знаешь, милая, мы с твоим папой женаты… страшно сказать, сколько лет… и это были счастливые годы, по большей части. Однако наша совместная жизнь не всегда была тихой и безмятежной. Временами твой папа бывает… как бы это помягче сказать… тем еще сукиным сыном.
Линда так хохотала, что чуть не впала в истерику. Ой, мама, ты невозможная. Она никак не могла отсмеяться.
Ну, если цитировать вас, молодых, я говорю все как есть. Ты вот лучше скажи, вы с ним точно не ссоритесь и что у вас…
Нет, мама. Честное слово. Мы не ссоримся, нет. Сказать по правде, я сама не понимаю, в чем дело. Просто Гарри сам на себя не похож. А больше я ничего не знаю.
Когда вы в последний раз где-то были вдвоем?
Ну, мы ходили в кино. Пару недель назад.
Нет, я имею в виду, когда вы куда-нибудь ездили. Вместе. Только вдвоем.
О Боже. Я даже не знаю. Наверное…
Если ты говоришь «наверное», значит, это было уже очень давно.
Линда рассмеялась. Это прямо афоризм доморощенной житейской мудрости.
Может быть, милая, может быть. Но на этом и держится крепость семьи. Мама тоже хихикнула. В общем, слушай, что вам надо сделать. Съездить куда-то вдвоем. Куда-то, где вы еще не были. И достаточно далеко, чтобы полностью сменить обстановку.
Мысль отличная, мам. Честное слово. Мне нравится.
И не затягивай слишком долго. Чем скорее, тем лучше.
Да, мам. При первой возможности.
Линда весь день размышляла, куда им поехать, а когда за окном полил серый, холодный дождь, она нашла объявление в газете, объявление Ямайского туристического бюро, и решила, что она с удовольствием съездила бы на солнечную Ямайку и что сегодня как раз подходящее время, чтобы об этом заговорить. Она сложила газету объявлением вверх и положила ее поближе.
Вечером, когда Гарри вернулся с работы, стряхнул с плаща капли дождя и плюхнулся в кресло, она показала ему объявление с большой фотографией ямайского пляжа, даже не разбираясь, в каком он пришел настроении.
Выглядит просто чудесно, скажи.
Да. В такую погоду даже Майами-Бич покажется сказкой.
Она рассмеялась. Погода все-таки не настолько паршивая. Но у меня есть идея.
Какая идея?
Почему бы нам… не слетать туда вместе на пару дней? Мы вдвоем… ты и я. Белые песчаные пляжи…
А? Что?
Синее небо, изумрудное море…
Ты о чем?
О Ямайке. Мы с тобой. Только вдвоем. Как тебе такой вариант?
Как же мы полетим? Я работаю, и Гарри-младший…
А что Гарри-младший? Она уселась к нему на колени и обняла его за шею. Мама будет только рада взять его на пару дней…
Чья мама?
И моя, и твоя. Они обе души не чают в своем первом внуке. Правда, милый. Давай поедем. Я уверена, что с работы тебя отпустят на пару дней. Я уже и не помню, когда мы в последний раз по-настоящему отдыхали вместе. Что скажешь?
Я даже не знаю. Я…
Пожалуйста… Давай поедем… Нам с тобой нужно побыть вдвоем. Хотя бы несколько дней.
Гарри смотрел на жену, она улыбалась ему, ее глаза сияли, и ему хотелось уткнуться лицом ей в шею и заплакать… просто заплакать. И сказать ей сквозь слезы, повторить тысячу раз, что он ее любит, и что ему очень жаль, и Бог свидетель, он ее любит и никогда не хотел сделать ей больно. Он обнял ее еще крепче и почувствовал тепло собственного дыхания на ее шее. Проглотил комок слез и буквально физически ощутил, как они выжигают его изнутри. Ладно, милая. Завтра я договорюсь на работе. Поедем в эти выходные. Он прижимал ее к себе и пытался поверить – пытался надеяться, – что белые песчаные пляжи, синее небо и изумрудное море убьют эту тварь у него внутри.
Для Гарри дни перед отъездом были мучительными и нервными. Ему отчаянно хотелось быть с Линдой и вернуть в их отношение то неуловимое нечто, которое, по его ощущениям, ускользало все дальше и дальше, и в то же время ему было страшно разрушить все окончательно. Что ему делать, если безумное (Оно и вправду безумное? Нет, это просто фигура речи; какое еще подобрать слово?) побуждение овладеет им прямо на острове? Здесь он в безопасности. Здесь он без проблем найдет облегчение, и никто (Линда) ничего не узнает. Но что ему делать на крошечном острове? Куда бежать? Какие выдумывать оправдания? Как сохранить все в тайне? Невозможно. Немыслимо. Он просто не выдержит эти четыре нескончаемых дня и ночи на тухлом крошечном островке: либо сойдет с ума, либо разрушит свой брак… Госссподи, только не это. Ему не хотелось терять семью. Без них он умрет. Это точно. Госссподи Боже, и что ему делать? Он не мог отменить поездку; Линда очень ее ждала. Она вся буквально светилась от радостного предвкушения. Он не знал, почему для нее это так важно, но было видно, что очень важно. Он застрял намертво. Непреодолимая сила и несдвигаемый объект. Оставалось только молиться, что он переживет эту поездку.
Когда они в первый раз вышли на пляж, Гарри пробил леденящий озноб, и он не умчался обратно в отель лишь потому, что тошнота, подступившая к горлу, чуть не перекрыла дыхание. Он резко остановился и покачнулся.
Что с тобой милый?
А? Нет, со мной все в порядке. Просто… солнце такое яркое. Я на секунду ослеп.
Вот, надень темные очки.
Да, спасибо. Он надел темные очки, и они с Линдой пошли по песку к воде, но потом Гарри снова остановился. Думаю, расположимся здесь.
Как скажешь, милый, она бросила на песок полотенце и сумку. Как чудесно, да? – Гарри кивнул – Пойдем купаться. Мне прямо не терпится окунуться.
Ты иди. А я пару минут посижу.
Хорошо. Только смотри не расплавься на солнце. Она с разбегу упала в море и помахала Гарри рукой.
Он заставил себя помахать ей в ответ. Ему было трудно дышать, он весь покрылся испариной. Он не знал, что происходит. Какого черта? В голове бушевал вихрь мыслей, тело воспринимало реальность, но единственное, что он действительно осознавал, единственное, что распирало его сознание: чертовы телки в бикини. Он знал – по крайней мере, какая-то часть его разума знала, – что народу на пляже немного, человек сто, не больше. Он это видел. Видел отчетливо. Но не все, что он видел, откладывалось в голове. Зрение застилали стройные ноги, и крепкие задницы, и пышные сиськи, которые словно пытались вырваться на свободу из-под практически несуществующих полосок ткани, кое-как их прикрывавших, и нежная кожа на животах под пупками сверкала на солнце, и бугорки венериных холмиков были такими невероятно манящими, и искрящиеся волоски так призывно выглядывали из-под купальных костюмов, и тугой узел в животе у Гарри затягивался все сильнее, пока он сидел, подтянув колени к груди и обхватив их руками, и сжимал ноги все крепче и крепче, глядя на эти зазывно колышущиеся вагины повсюду вокруг, и дрожал от озноба под жарким солнцем, и обливался холодным потом…
медленно шла к нему, капли воды искрились у нее на коже и стекали на белый горячий песок. Гарри смотрел на изгиб ее бедер, пока она подходила, а когда наклонилась поднять полотенце, он жадно уставился на ее грудь и на промежность под мокрым купальником.
Это было волшебно. Просто чудесно. Тебе тоже надо пойти искупаться, Гарри. Море очень бодрит.
Не только море, он схватил ее за руку, усадил рядом с собой, стиснул в объятиях и поцеловал в шею.
Осторожнее, Гарри, она закрыла глаза, вся подавшись навстречу его поцелуям, ты меня изваляешь в песке.
Это не страшно. Примешь душ и все смоешь. Кстати, я сам весь в песке. Предлагаю вернуться в отель.
Гарри всегда выводил Линду на пик удовольствия, когда они занимались любовью, но даже сквозь собственное возбуждение сегодня она ощущала в муже какое-то странное, почти отчаянное исступление, но решила, что в нем просто сказывается усталость и напряжение, и беспокоиться не о чем. Вскоре она убедилась, что была права: с каждым днем отпуска Гарри казался все менее напряженным.
Они занимались любовью часто, и днем, и ночью. Линде особенно нравилось днем, из-за ощущения новизны и свободы. Свободы от всех обязательств и повседневной рутины. Как будто она оказалась в каком-то другом мире.
Они танцевали, держались за руки под луной, катались на яхте по тихой лагуне под ярким Карибским небом. Я так рада, что мы сюда выбрались, Гарри.
Я тоже рад, милая. Здесь красиво. Но ты все равно красивее.
Она прижималась к его плечу, погружаясь в тепло его любви под бархатным звездным небом.
Гарри чувствовал, как его напряжение проходит, сменяясь почти головокружительной легкостью. Он постоянно держал Линду за руку, даже во сне. Он просыпался, сплетясь с нею пальцами, и целовал ее руку, пока она тоже не просыпалась, и тогда он переворачивался на бок и целовал ее красивое лицо. Он никак не мог ею насытиться. Он держал ее за руку и в ресторане, и на пляже, и на прогулках в тропических садах. Он нежно целовал ее в щеку, целовал кончики ее пальцев. Мир вокруг них был прелестным и очень спокойным. Чтобы не спугнуть этот покой, надо было ходить неспешно, разговаривать тихо и думать неторопливо. Каждый вечер на их столике в ресторане Линду ждала орхидея, и Линда с Гарри улыбались друг другу, пока метрдотель прикреплял цветок к платью мадам.
Но все хорошее неизбежно кончается, и вот наступил последний вечер, а за ним и последний день их короткого отпуска. Они вошли в самолет, держась за руки, и весь полет до Нью-Йорка тоже держались за руки.