Линда отчаянно уговаривала себя, что у них с Гарри все хорошо, просто он устает на работе и поэтому такой замороченный, но сама в это не верила. Она по-прежнему не сомневалась, что он ее любит, но у нее появились смутные подозрения – даже скорее опасения – о другой женщине. Она гнала прочь эти мысли, как только они появлялись, но не могла закрывать глаза на периодические коробки шоколадных конфет, вернее, на то, что они собой символизировали, и на резкие изменения в поведении мужа. Его затравленный взгляд стал еще ощутимее, а сам он сделался еще более замкнутым и молчаливым. И как будто всегда извинялся за что-то. Не только словами, но и поступками, и всем своим отношением. У нее было странное, неизбывное ощущение, что он извиняется за само свое существование и безмолвно умоляет, чтобы она сама и Гарри-младший относились к нему терпимо. Казалось, его постоянно терзает боль.
И он перестал к ней прикасаться. Они давно не занимались любовью, и он больше не целовал ее на прощание и при встрече, а когда она целовала его, он отворачивался от нее, и поцелуй получался не в губы, а в щеку. Он не брал ее за руку, не трогал ее за плечо. Он обращался с ней как с прокаженной. Она качала головой в полной растерянности и смятении, и слезы неудержимо текли по щекам, она вся сотрясалась в рыданиях, и когда Гарри не ночевал дома, она засыпала в слезах.
Наконец она все-таки превозмогла свою гордость и рассказала обо всем маме – о том, что происходит, или как это виделось с ее точки зрения, – и говорила так сбивчиво и бессвязно, что мама встревожилась не на шутку. Она ни разу не видела свою дочь в состоянии, близком к безумию. Она попыталась ее успокоить, насколько это было возможно, и хотя ей самой было больно от боли Линды, она все же сумела немного ее утешить. Наконец она предложила Линде прямо спросить у Гарри что с ним такое. Знаешь, милая, не исключен и такой вариант, что он чем-то болен и просто не хочет тебя расстраивать.
Зачем ему так со мной поступать? Я и так-то буквально схожу с ума. Если причина окажется такой простой, это было бы счастье.
Да, милая, но он – мужчина, а мужчины не слишком логичны в таких вопросах. Они твердо убеждены… это глупо, да, но тем не менее… убеждены, что должны страдать молча, чтобы доказать, что они – мужики, она рассмеялась, а мы сходим с ума от их громкого молчания.
Мамин смех заставил Линду улыбнуться. Надеюсь, что дело в этом. То есть я не хотела сказать, что надеюсь, что Гарри болен, я просто хочу…
Я поняла, милая, мама обняла ее за плечи. Я все поняла. Спроси его прямо. Может быть, все прояснится в одном разговоре, буквально в двух фразах.
Я надеюсь, мам. Буду молиться, чтобы ты оказалась права.
В тот вечер Линда чувствовала себя не так угнетенно, как все последние несколько месяцев, но так и не выбрала время, чтобы спросить у Гарри, все ли у него хорошо. Но это не страшно; нет никакой необходимости на него наседать. Она просто дождется удобного случая и тогда уже спросит. Надежда вкупе с решимостью подняла ей настроение, и она продолжала ждать подходящего случая.
Гарри начал время от времени задерживаться допоздна на работе, а потом со всех ног мчался на вокзал, чтобы успеть на последнюю электричку. В такие вечера он быстро и безо всякого аппетита съедал свой ужин, кое-как заставлял себя пообщаться с Линдой и ложился пораньше.
Работа осталась единственной вещью, не дававшей ему распадаться на части. Единственной вещью, в которой он еще мог забыться. День за днем тугой узел в глубинах нутра затягивался все сильнее, напряжение нарастало, грозя расплющить его изнутри, и он уже начал всерьез опасаться, что эти силы и вправду его уничтожат.
Теперь он обедал с Уолтом ежедневно, не только в качестве меры предосторожности, но еще и потому, что надеялся где-то в глубине души, что они смогут поговорить, и он поделится с Уолтом некоторыми своими тревогами, чтобы хотя бы отчасти снять напряжение. И хотя Гарри питал искреннюю привязанность к шефу, он так и не смог завести доверительный разговор. Помимо прочего, он опасался повредить своему положению. Когда Уолт спрашивал, как у него дела, он только кивал и отвечал, что все хорошо, потому что боялся, что если скажет хоть что-то еще, то уже не сможет остановиться, и вся мерзость, нагноившаяся в самых черных глубинах его души, изольется наружу. Вот почему он молчал, и внутренний узел затягивался все туже и туже.
Как-то раз за обедом в Банкирском клубе, когда им только что подали суп, Гарри случайно зацепился манжетой за нож, и когда поднял руку, нож упал прямо в тарелку. Гарри задрожал и затряс головой с такой силой, что в глазах все помутилось, и он сцепил руки в замок, поднял их над головой, со всего маху обрушил в тарелку с супом, и закричал ААААААААААААААААААААААААААААААААА, суп выплеснулся прямо на Уолта, и тот вскинул руки, Госссподи, Гарри, что, черт возьми, ты творишь? – и резко отодвинулся от стола вместе со стулом, и Гарри поставил локти на стол, обхватил руками голову, застонал и вдруг разрыдался, а официант с метрдотелем уже спешили к их столику. Что-то не так, мистер Уэнтворт? Что с мистером Уайтом? Не знаю, ответ прозвучал озадаченно и смущенно. Что ты делаешь, Гарри? Помогите мне. Уолт сгреб Гарри в охапку и помог ему встать, официант с метрдотелем подхватили его с двух сторон и отвели в офис. Гарри с Уолтом остались одни. Гарри рухнул на стул, Уолт встал перед ним. Они долго молчали…
стакан воды. Гарри покачал головой. Уэнтворт так и стоял со стаканом в вытянутой руке, пристально глядя на Гарри, который сидел, упершись локтями в колени и уткнувшись лицом в ладони. Уолт был встревожен. Помимо рабочих моментов, он питал личную симпатию к Гарри. Он молча ждал.
Гарри поднял голову. Извини, Уолт. Я сам не знаю, что это было…
Уолт неловко пожал плечами. Но теперь все в порядке?
Гарри тоже пожал плечами, растерянно глядя на Уолта. Уолт на миг удержал его взгляд и легонько похлопал его по плечу. Пойдем, приведем себя в порядок.
Гарри был ценным сотрудником, в какой-то степени даже незаменимым. Блестящий администратор, причем в возрасте чуть за тридцать, в самом расцвете сил – у него впереди еще много продуктивных лет, и, возможно, он пока даже и не раскрыл свой потенциал в полной мере. Разумеется, руководство компании, много вложившее в Гарри, сделает все возможное, чтобы защитить свои инвестиции; к тому же нельзя не учитывать человеческий фактор, и Уолт Уэнтворт был лично заинтересован в благополучии Гарри Уайта. Поэтому Гарри отправили в клинику на Пятой авеню, чтобы он прошел комплексное медицинское обследование по самому высшему классу.
Его обследовали лучшие специалисты, и диагноз был такой: тревожность на фоне последствий стресса, никаких органических заболеваний не выявлено. В связи с чем Гарри назначили консультацию у одного из наиболее уважаемых в городе психотерапевтов.
В клинике Гарри лелеял тайную надежду, что врачи найдут у него некую патологию, которая объяснила бы его странные чувства и извращенные потребности. Он был даже разочарован, когда ему сообщил, что он абсолютно здоров, хотя мысленно вздохнул с облегчением, узнав, что никаких венерических заболеваний у него нет. И все-таки, если бы у него в голове нашли опухоль, давящую на мозг, это бы все объяснило. Ее бы попросту вырезали, и все снова стало бы хорошо. Но не было никакой опухоли. Никаких сбоев в центральной нервной системе. Никакого избыточного давления спинномозговой жидкости. Ничего. Только он сам. Ничего.
Незадолго до выписки из клиники, к Гарри пришел психиатр, они немного поговорили, и врач спросил, в чем конкретно проблема.
и чуть было не выложил все, как есть, но что-то его удержало, и он просто пожал плечами. Кажется, у меня сексуальные проблемы, сказал он и внутренне сжался в ожидании реакции психиатра. Может быть, он найдет способ выявить правду. Будем надеяться. И в то же время все в Гарри противилось такому исходу. Он хотел, чтобы ему помогли, но есть вещи, о которых нельзя рассказывать никому, даже врачам. Гарри чувствовал, как у него по спине течет пот. Может быть, он уже сказал слишком много. Ему хотелось взять свои слова обратно. Сказать этому человеку, что он пошутил. Почему он так сказал? Оно само сорвалось с языка. Он лихорадочно думал, как это исправить, но врач рассмеялся.
А у кого их нет?
Гарри почувствовал, как его губы расплываются в глупой улыбке. У него слегка закружилась голова.
Сексуальные проблемы того или иного свойства лежат в основе большинства, если не всех, наших проблем. Вопрос только в том, как вернее выявить их причины, осознать их и осмыслить, потому что осознанные проблемы перестают быть страшилищем.
Гарри слушал врача, но не был уверен, что слышит все правильно. Впрочем, это не так уж и важно на самом деле. За завесой паники, охватившей его после собственного ответа на первый вопрос психиатра, маячило смутное ощущение, что, может быть, добрый доктор и вправду сумеет найти ответ, в котором он так нуждался. Даже если сам Гарри не сможет задать вопрос. Каким бы ни был вопрос.
Вот вам рецепт на «Либриум». Принимайте по одной таблетке три раза в день, и вы быстро почувствуете себя лучше.
Гарри кивнул и взял листочек с рецептом.
Жду вас на консультацию в следующий четверг, в три часа дня. А пока отдыхайте.
До того как Гарри выписали из клиники, доктор Мартин побеседовал и с Линдой тоже, и эта беседа ее обнадежила и зарядила оптимизмом. Психиатр уже разговаривал с коллегами Гарри и знал о его выдающихся способностях и успехах в бизнесе, и когда Линда рассказала ему об их браке – она постеснялась рассказывать о своих подозрениях, – и об их отношениях в браке, он улыбнулся и заявил, что прогнозы самые благоприятные. Думаю, мы без труда выявим корень проблем вашего мужа.