объяснений я просто не вижу, Линда почувствовала, как внутри у нее шевельнулся пронзительный страх, и хотя ей хотелось во всем разобраться, еще сильнее ей хотелось не знать ничего, потому что есть правда, которую лучше не знать, лучше не доводить до того, чтобы Гарри внезапно признался, что у него есть другая и он хочет развода. Ей не хотелось его потерять, ей просто хотелось, чтобы он изменился и снова стал тем человеком, за которого она вышла замуж пять лет назад. Может быть, если я пока поживу у мамы, вы с доктором Мартином разберетесь в твоей проблеме. Я очень на это надеюсь, она посмотрела на Гарри, она ждала, что он скажет, и надеялась, что он попросит ее остаться, что он улыбнется и заверит ее, что все хорошо – или будет хорошо, – но он просто сидел, смотрел в пол, втянув голову в плечи. Гарри, тебе все равно?
Ему так хотелось взять ее за руку и попросить – умолять, – чтобы она не уходила, но он не мог даже пошевелиться, раздавленный болью отчаяния и этой странной, кошмарной апатией, что обвила его, как змея, и сжимала все туже и туже.
чем дольше сидел, глядя в пол, тем сложнее ему было заставить себя поднять голову и посмотреть ей в глаза.
долго, ждала, что он все же ее остановит, но его затянувшееся молчание вынудило ее к действиям. Она пошла в спальню и быстро собрала вещи. Уже перед выходом она попыталась что-то сказать, но слезы буквально душили, и в горле встал ком безысходной печали. Она ушла молча.
Гарри слышал ее дыхание, ее вздохи, ее движения наверху, пока она собирала вещи, потом он почувствовал, что она стоит рядом и смотрит, а затем она вышла в прихожую, и он услышал, как хлопнула дверь, как завелся мотор, как машина медленно поехала прочь…
не случилось, что могло бы ее удержать. Ничего не случилось, что могло бы заставить его шевельнуться. Он так и сидел, глядя в пол. Изо всех сил надеясь, что вот сейчас он погрузится еще глубже в себя и внезапно проснется… вырвется из этого кошмара… Но он знал, что ничего такого не произойдет. Это был просто сон.
Линда медленно отъехала от дома, скрип гравия под колесами ее машины казался пронзительно-громким и почему-то зловещим. Она постоянно поглядывала в зеркало заднего вида и даже пару раз остановилась и оглянулась в надежде, что Гарри стоит на крыльце или бежит по подъездной дорожке и машет ей, мол, возвращайся, не уезжай. Боженька, миленький, ей так не хочется уезжать. Она решила уехать, если так будет нужно, но она была абсолютно уверена, что он не даст ей уйти, что он все объяснит, и уймет ее страхи, и попросит ее остаться. Она остановилась на выезде на дорогу. Дорога была совершенно пустой. Пустой и тихой. Линда напрягла слух, не раздастся ли за спиной звук торопливых шагов, все громче и громче, все ближе и ближе – но нет. Тишина. Только шум приближающейся машины. И вот он уже затихает вдали. Шагов не слышно. Все тихо. Лида заплакала. Она действительно уезжает. И никто ее не остановит, не помешает ей выехать на дорогу и укатить прочь. О Господи, ей так не хочется уезжать. Она вслепую нашарила в сумке носовой платок и тут же его отшвырнула, вздрогнула, застонала и провела по лицу руками, чтобы вытереть слезы. Она уезжает уже не на несколько дней. У нее было стойкое ощущение, что она уезжает навсегда. Больше она никогда не увидит Гарри, никогда не увидит свой дом. Если уехать сейчас, это будет похоже на смерть. Внутри у нее поселилась пугающая и бездонная пустота, стремительно наполнявшаяся слезами. Ей казалось, что ее кости медленно растворяются в этих слезах, и было никак невозможно сдвинуться с места, переключить передачу…
ногу на педаль газа…
педаль…
покрепче и вывернуть руль…
на дорогу…
ее прочь…
на небесах…
не бежит за ней вслед…
просит ее остаться…
вернись…
Машина медленно выехала на дорогу, и подъездная дорожка к дому, и сам дом почти тотчас скрылись из виду. Осталась только дорога, которая скоро сольется с шоссе. Солнце стремительно уходило за горизонт, тени сгущались и вытягивались по дороге все дальше.
На самом деле нет никакой разницы между древней историей и текущими событиями. Есть лишь вариации; тема всегда одна. Внутреннее напряжение Гарри было так велико и накапливалось так быстро после каждого сброса давления, что его ночные визиты в ад стали случаться все чаще и чаще. Иногда он оставался в городе на ночь, но в большинстве случаев дожидался, когда жалкое пьяное тело, лежащее рядом, вырубится окончательно, запихивал в горлышко пустой бутылки бумажку в двадцать долларов и ехал домой на последней электричке.
ждали в прихожей. Ударили по затылку чем-то тяжелым, повалили на пол и избили ногами. Забрали деньги и смылись. Первое, что он увидел, когда пришел в себя, – тараканы, разбегавшиеся по полу и прячущиеся под прогнившие плинтуса. Едко воняло мочой, запах обжигал ноздри и ссадины у него на лице. Гарри сел, привалившись спиной к стене, и осторожно ощупал лицо и голову там, где болело. На руке осталась кровь. Он огляделся по сторонам. Сначала все расплывалось перед глазами, а потом зрение прояснилось, и он увидел, где находился, и вспомнил, что произошло. Его бумажник валялся на полу, карточки и документы были разбросаны по всей прихожей. Он собрал их и сунул в карман. Медленно поднялся на ноги. Правая часть лица буквально горела от боли. Он не мог к ней прикоснуться. Шатаясь, он вышел на улицу, поймал такси, доехал до офиса и попросил денег взаймы у вахтера. Потом поехал на вокзал, прикрывая лицо носовым платком.
Дорога домой была долгой и мучительной. Дом – все таким же пустым. Гарри вдруг ощутил пустоту и внутри себя. В душе пусто и холодно, в доме пусто и холодно, как в могиле. Он рухнул в кресло. Позвал жену, на самом деле, не веря, что она отзовется… и все же…
голос, шарящий по пустым комнатам, звучал глухо и вяло… Пожалуйста, возвращайся… пожалуйста…
жгли его разбитое, окровавленное лицо. Голова раскалывалась от боли. Горела огнем. Ощущение было такое, что тело крошится и осыпается внутрь себя. Он позвонил знакомому врачу, жившему неподалеку, своему постоянному партнеру по гольфу. Врач приехал, взглянул на Гарри и тут же позвонил в больницу.
Это прямо обязательно, Боб?
Безусловно. Тебе надо в больницу. В подобных случаях так положено и категорически необходимо. Давай, собирайся, я тебя отвезу. А где Линда?
Гостит у родителей, он почувствовал, как у него горят щеки.
Хочешь ей позвонить?
Завтра, он покачал головой. Сколько я пробуду в больнице?
Как минимум день. Тебя надо обследовать, чтобы убедиться, что все в порядке и у тебя нет сотрясения мозга, сильных ушибов или переломов.
Перед тем как ехать домой, Боб заглянул в палату к Гарри. Я распорядился, чтобы тебе дали снотворное. Тебе надо как следует выспаться. Ни о чем не волнуйся, все будет в порядке. Завтра я позвоню Линде.
Гарри покачал головой, храня угрюмое молчание.
Я зайду завтра утром, Гарри.
Гарри опять покачал головой.
Когда Линда примчалась в больницу, на следующий день, сразу после обеда, Гарри выглядел гораздо лучше. Его отмыли от запекшейся крови, глубокие раны зашили. И все же вид мужа потряс ее и напугал. Дорога от дома родителей до больницы показалась ей бесконечной – два часа на машине, два часа долгих мучительных ожиданий и тревог. Боб ей сказал, что, судя по результатам предварительного обследования, у Гарри все хорошо, никаких серьезных травм нет, но у нее в голове все равно творился настоящий ад. Она вспоминала все жуткие истории, которые слышала или читала, о том, как людей грабили и избивали, и кто-то из жертв ограбления потерял глаз, или ослеп, или остался парализованным, или пострадал как-то еще. Слова «травмы», «жертвы» и «пострадать» постоянно вертелись у нее в мыслях.
И еще ей не давали покоя смущение и стыд, которые она испытала, когда Боб позвонил ей по номеру ее родителей, и она все ждала, что он спросит, почему она не живет дома и нет ли каких-то проблем у них с Гарри, но он ничего не спросил, и в его голосе не было никаких вопросительных интонаций (по крайней мере, ей так показалось), он просто сказал, что звонит сообщить: Гарри избили грабители, но сейчас он в больнице и с ним все в порядке. Ничего страшного не случилось. И все-таки по дороге в больницу, она не раз вспоминала свое смущение, и у нее снова горели щеки.
И в довершение ко всему ее мучило чувство вины. У нее постоянно мелькала мысль, что, может быть, ничего этого не случилось бы, если бы она не ушла из дома, и Линда твердила себе, что это нелепо, и, наверное, это и было нелепо, и она-то уж точно не виновата в случившемся, но если бы я была дома, я могла бы о нем позаботиться… но от тебя не было бы больше пользы, чем от Боба, от тебя даже меньше, на самом деле, потому что он – врач, а ты –