нет… да, я все понимаю, но я хотя бы могла бы быть рядом… Ох, я даже не знаю, не знаю…
или заглушить их слезами, но внутри все сжималось от тревоги и страха, смятения и дурных предчувствий.
чуть ли не бегом промчалась по больничному коридору, вихрем ворвалась в палату Гарри и по инерции прошла еще несколько шагов, остановившись буквально в двух футах от его койки. Гарри взглянул на нее и попробовал улыбнуться, но тут же невольно поморщился от боли, и именно эта гримаса подтолкнула ее вперед, она обняла его и прижала к себе. Ой, Гарри, Гарри, мне очень жаль, что все так получилось, но с тобой все в порядке, да? Она вдруг поняла, что сжимает его слишком сильно и, возможно, делает ему больно, и разжала объятия, и отступила на шаг. Ой, милый. Прости. Я сделала тебе больно? Я не подумала, извини. Я…
Нет-нет. Все в порядке. Выглядит страшно, но на самом деле все не так плохо. Он посмотрел на нее и заставил себя улыбнуться, превозмогая страх, стыд и чувство вины.
смотрела на Гарри, ее глаза влажно блестели, и она вдруг как будто застыла между влечением и осуждением, но она так давно не видела мужа, мужчину, которого любит, и сейчас он казался таким беззащитным, таким беспомощным, таким… измученным, что вся ее сила воли растворилась – медленно, но верно – в ее тяге к нему и в его боли. Она присела на краешек его койки. У тебя вправду все хорошо, милый?
Гарри почувствовал, как его голова кивает сама собой, ему безумно хотелось обнять жену, прижать к себе, поцеловать или просто к ней прикоснуться – к ее руке, к щеке, – просто прикоснуться и сказать ей, что он ее любит, но он даже не шелохнулся, только молча кивал, и все его внутренние устремления к чему-то хорошему боролись с демоном, что набирал неодолимую силу, питаясь чувством вины и стыда, и выгрызал в душе черную дыру отчаяния. Он обернулся на звук открывшейся двери. В палату вошел Боб.
Линда, привет. Как настроение?
Даже не знаю, она покачала головой и попробовала улыбнуться.
Главное, ты не волнуйся, он улыбнулся, положив руку ей на плечо, все хорошо. Твой муж в порядке, жить будет. Линда вздохнула, и на нее накатила такая волна облегчения, что ей показалось, будто она сейчас просто рассыплется на кусочки или грохнется в обморок. Сотрясения нет, переломов и трещин нет, сообщил Боб, обращаясь к Гарри, никаких осложнений на сердце, и вообще никаких осложнений.
На сердце?
Боб ободряюще улыбнулся и положил одну руку на плечо Гарри, другую – на плечо Линды. Вам не о чем беспокоиться.
Иногда после таких происшествий у людей, и особенно у людей старшего возраста, возникают сердечные осложнения, поэтому мы и делаем кардиограмму, на всякий случай. Но ты, Гарри, в отличной форме. Для своей нынешней формы, он хохотнул и чуть сильнее сжал руки у них на плечах, тебе повезло.
Линда улыбнулась, Гарри тоже попробовал улыбнуться, но не мог выжать улыбку.
Когда он сможет вернуться домой?
Да прямо сейчас, если хочешь. Только старайся не перенапрягаться в ближайшую пару дней.
Гарри вдруг охватила паника. Я смогу завтра пойти на работу?
Да, вполне. Но повторяю, старайся не перенапрягаться. И выйди попозже, чтобы не толкаться в электричке в час пик. Окей?
Гарри кивнул.
Хорошо. А через неделю приходи ко мне на прием.
Спасибо.
Спасибо, Боб, я так тебе благодарна. За все.
Не за что, Линда. Это самое малое, что я могу сделать. Он всегда мне поддается, когда мы играем в гольф, он рассмеялся. Не забудь, Гарри. Жду тебя через неделю.
Боб ушел. Линда с Гарри смущенно уставились друг на друга.
Ну, что ж. Мне, наверное, надо одеться.
Как только они вошли в дом, Гарри сразу сел в кресло.
Тебе что-нибудь принести, милый? Кофе? Сок?
Нет, спасибо… милая. Гарри улыбнулся бледной улыбкой. Он ужасно устал – обессилел. Слишком устал, чтобы поддерживать внутреннюю борьбу, и поэтому было объявлено перемирие. Его накрыло волной тихой нежности. Побудь со мной, я хочу на тебя посмотреть.
Линда присела на подлокотник кресла и взяла Гарри за руку. Он на миг задержал взгляд на их сплетенных руках, потом потянулся свободной рукой и легонько погладил жену по тыльной стороне ладони, а затем прислонился к ее плечу, наслаждаясь ощущением ее теплой и гладкой, такой нежной кожи – и редким ощущением покоя внутри.
В тот вечер в доме Уайтов было мало движения и разговоров. Хотя физически Гарри не пострадал, отделался только несколькими порезами и синяками, моральная встряска полностью его опустошила, и у него не было ни сил, ни желания вести серьезные разговоры. Они с Линдой легли спать пораньше, и впервые за много ночей оба быстро уснули и хорошо выспались.
На следующий день, ближе к обеду, Гарри нервно заерзал на стуле и почти поддался искушению пойти прогуляться, но все-таки взял себя в руки и решил никуда не ходить, успокоившись тем, что пообещал себе нынче же вечером оприходовать очередную бабенку, может быть, даже на западной стороне, возле доков. Он не забыл о случившемся и хорошо понимал, что его могут снова избить, а Линда – снова уйти от него, но понимание ничего не меняло. Он уже был не властен над своими поступками. Некая сила, намного мощнее его самого, как будто подталкивала его к вратам безумия или смерти.
Он зашел пообедать в ресторан и ждал, когда рассосется очередь в кассу, чувствуя, как свинцовая тяжесть скрежещет в глубинах нутра, как нарастает дурная тревожность, он знал, что ему надо ехать домой сразу после работы, и знал, что он никуда не поедет, не сразу. Внезапно он сжал в руке чек, сунул руку в карман и помахал людям в очереди. Подожду вас на улице. Мне надо на воздух, и пошел к выходу. Ему хотелось бежать со всех ног, но он заставил себя идти медленно, нормальным шагом, весь нескончаемый путь до двери, и даже на пару секунд задержался у двери, вышел на улицу и пошел – медленно,
до ближайшего перекрестка, где завернул за угол, и прошел еще несколько футов, и только тогда остановился и привалился спиной к стене здания. Сердце так бешено колотилось в груди, что ему было трудно дышать. Все его тело, все его существо, переполнилось чувствами, яркими и живыми, хлещущими через край. Даже не верилось, что это все происходит с ним. Этот бьющийся внутри пульс. Этот вихрь в животе, который как будто тянулся к горлу. Гарри знал, что когда-то испытывал те же чувства, только очень давно, в незапамятные времена, настолько далекие, что теперь, когда он попытался их опознать, его охватили растерянность и смятение. Он не стал слишком сильно стараться, все равно это было без толку; он совершил кражу впервые в жизни, и таких переживаний у него раньше не было. Он на секунду задумался, почему он так сделал. А если бы кто-то схватил его за руку, остановил бы его на выходе? А вдруг его остановят сейчас и, может быть, вызовут полицию? Он судорожно сглотнул и огляделся по сторонам. Госссподи, у него в животе все бурлит. А потом он узнал это чувство. Оно полыхнуло внутри жарким пламенем. Страх вмиг исчез, он уже не боялся быть пойманным. Исчезло все, кроме радостного возбуждения, накрывшего его с головой. Это было точно такое же возбуждение, как в тот раз, когда он впервые трахнул девчонку. Он не был уверен, что он ее трахнет. Тони его уверял, что она дает всем, но то же самое ему говорили и раньше. Он вспомнил, как волновался в тот день и жутко боялся обосраться от страха или надуть в штаны. Но все обошлось. Именно так он и чувствовал себя сейчас. То же самое возбуждение до и после. Та же тревога. Тот же холодный пот. Тот же привкус во рту. Тот же пьянящий восторг. Гарри Уайт расправил плечи. Улыбнулся и радостно огляделся по сторонам. Госссподи, как же ему хорошо. Он запустил руку в карман, достал неоплаченный чек, аккуратно сложил и убрал в бумажник. Секунду подумал, вновь достал чек, написал на нем дату и вернул на место. Он себя чувствовал не только воодушевленным, но и свободным. Да, свободным. Сукин ты сын. Да. Он свободен. Пружинистой легкой походкой он зашагал на вокзал, чтобы ехать домой.
Когда Гарри позвонил и сказал, что он сегодня задержится на работе, Линда подумала, что ее сердце сейчас остановится. В прямом смысле слова. Она молча кивала в телефонную трубку и в конце концов все же сумела выдавить несколько слов. Ей стало по-настоящему дурно, и, когда разговор завершился, она еще долго сидела у телефона, стараясь унять дрожь. Ей не верилось, что сегодня что-то может его задержать и он не отложит все свои дела, чтобы вовремя приехать домой – сегодня, когда она ждет его дома впервые с тех пор, как… как она уезжала погостить у родителей.
Она снова и снова твердила себе, что переживает за его здоровье, что у него, может быть, есть какие-то скрытые повреждения, не выявленные на обследовании… какая-нибудь… внутренняя гематома, или тромб, или что-то подобное…
в другом. На самом деле она не боялась потерять Гарри из-за внутренней гематомы или каких-то неясных проблем, связанных со здоровьем.
Когда Гарри приехал домой гораздо раньше, чем Линда его ожидала, она удивилась и даже слегка испугалась. А потом вдруг поняла… В полном душевном смятении, в беспорядочном вихре чувств она все-таки поняла. Гарри улыбался. Сквозь синяки и нашлепки пластыря он улыбался…
кофе, поели сыра и крекеров. Вонючего сыра. Теперь, когда напряжение улеглось и все страхи прошли, облегчение было настолько неимоверным, что они оба с готовностью не замечали некоторый истеричный надрыв и в себе, и друг в друге.
В ту ночь они занимались любовью. А потом еще долго лежали, обнявшись, и говорили о ночи, о звездах, об их жизни, но больше всего – о любви, их любви…