ребенок. Да, клянусь Богом, ребенок. Девочка, мамино и папино сокровище. Маленькая сестричка для его сына, первенца и наследника. Он достал из кармана носовой платок, вытер лицо и рот, потом – ботинки и брюки, аккуратно бросил платок в урну, вышел из переулка, поймал такси и поехал на вокзал.
Он вернулся домой как раз вовремя. Отвез Линду в больницу и сел ждать в приемной, но пробыл там недолго, медсестры все-таки уговорили его поехать домой, потому что все будет не быстро и займет не один час, и ему совершенно нет смысла сидеть и ждать.
Он вошел в пустой дом, закрыл дверь, и восторг возбуждения, подогревавший его весь вечер, как-то разом иссяк. Его собственный дом, вдруг показавшийся слишком большим для него одного, таил в себе дюжины темных углов. Он включил телевизор и попробовал сосредоточиться на передаче, но мысли снова и снова возвращались к опустевшему дому, темным углам и Линде. Если он на секунду закрывал глаза, перед мысленным взором вставала картина: ее тело в гробу, – и он резко вскакивал с кресла, ходил кругами по комнате, наливал себе кофе, снова садился перед телевизором, пытаясь вникнуть в происходящее на экране, и наконец задремал прямо в кресле, и проспал, наверное, пару часов, а потом его разбудил телефонный звонок. Ему уже можно приехать в больницу. Роды прошли без осложнений, мать и дочка здоровы, чувствуют себя хорошо.
Он изо всех сил старался ехать осторожно и не превышать скорость. Все его существо вновь кипело от радостного возбуждения. Мать и дочка чувствуют себя хорошо. Хорошо. Все хорошо. Уже почти год или даже чуть больше у него все прекрасно. С тех пор как он занялся воровством – и даже не то чтобы настоящим воровством. Там пару долларов, тут пару центов. А офисное оборудование принадлежит крупным компаниям, оно застраховано, и никто по-настоящему не пострадал от потерь, если это действительно были потери. Возможно, все, что он выносил, находили на следующий день и возвращали на место. Нет, это не воровство. Не в общепринятом смысле слова. Но даже если и да, ничего страшного в этом нет. Никому не было плохо, а он сам избавился от проблем. И теперь у него все хорошо, у него все отлично. Вот что самое главное.
В волосах у Линды был бантик. Розовый бантик. Когда Гарри вошел в палату, она обернулась к нему и слегка приподнялась на подушках. Она сияла, как тысяча звезд. Он ее поцеловал. И еще раз. И еще. Потом взял ее за руку и улыбнулся. Они улыбались друг другу много долгих, прекрасных и нежных мгновений…
похудела. Она сжала его руку и засияла еще ярче.
18
Гарри пришлось прекратить встречи с доктором Мартином. Он уже давно собирался отменить их сеансы, но знал, что и сам доктор, и его собственные сослуживцы будут категорически против.
Это было не спонтанное решение. Начиная лечение, Гарри надеялся, что от него будет толк, но со временем стало понятно, что ничего не получится. Ощущение бесполезности было настолько сильно, что уже очень скоро превратилось в абсолютную убежденность. Он просто не мог тратить по несколько часов в неделю на сознательный поиск и переживание проблем, от которых не избавлялся, покидая врачебный кабинет.
Он знал, что ему надо будет дождаться удобного случая, чтобы начать тактическое отступление. Когда терапия как будто дала результаты и Гарри почувствовал себя лучше, он спросил доктора Мартина, не считает ли тот, что теперь уже можно сократить их сеансы до часа в неделю, потому что он сам уже чувствует, что часа будет вполне достаточно, чтобы придать ему сил продержаться до следующей недели. Доктор Мартин с готовностью согласился – процесс сублимации проходил очень даже неплохо, – и теперь Гарри лишь оставалось дождаться возможности сократить их общение еще больше. В конце концов они стали встречаться раз в месяц, а потом полностью отменили лечение, договорившись, что Гарри немедленно позвонит доктору, если почувствует хоть какие-то признаки тревожности или уныния.
Гарри дождался самого что ни на есть подходящего случая, чтобы сделать последний шаг. Международный синдикат, учрежденный Ландором и созданный при активном участии Гарри, оказался невероятно успешным. Настолько успешным, что была создана дочерняя компания, тоже весьма эффективное предприятие. Изобретательность и блестящие новаторские решения, примененные при осуществлении проекта, были поистине выдающимися, и журнал «Fortune» опубликовал большую статью о Гарри Уайте, одном из самых успешных молодых бизнесменов Америки. В этой статье говорилось, со слов самого Гарри, что у него были некоторые проблемы, создававшие внутреннюю напряженность и беспокойство, но доктор Мартин помог ему справиться с этими проблемами, и, как видите, я теперь снова способен работать с максимальной производительностью. Именно после публикации этой статьи Гарри с доктором Мартином завершили свое сотрудничество, обменявшись рукопожатием и улыбками.
Распрощавшись с доктором, Гарри сразу почувствовал себя свободным. Теперь можно было уже не копаться в себе в поисках корня проблем, а просто решать их по-своему. Во многих смыслах отказ от сеансов сам по себе стал большим облегчением. Гарри не мог рассказать доктору Мартину о своих похождениях, хотя чувствовал себя обязанным это сделать. Ему приходилось все время держаться настороже, чтобы не сболтнуть лишнего: чего-то такого, что заставило бы его выложить доктору всю правду. Тем более что подспудно в нем зрело желание выложить правду, что было, во-первых, опасно, и, во-вторых, создавало ему дополнительный внутренний конфликт.
Как-то раз в воскресенье Гарри пригласил Линду на автомобильную прогулку. Хочу тебе кое-что показать.
Они проехали по живописной малонаселенной местности и сквозь ворота большого поместья, полностью скрытого за высокими деревьями. Гарри остановился у дома. Окей, все на выход.
Что это, Гарри? Кто здесь живет?
Один мой приятель. Пойдем. Хочу тебе кое-что показать.
Они обошли дом по кругу, большой каменный особняк в колониальном стиле. За домом, на пологом склоне холма, был разбит сад, постепенно переходящий в настоящий лес – в основном березовый.
Ой, Гарри, здесь так красиво. Просто невероятно. Я в жизни не видела такой красоты. Сколько же здесь деревьев?
Два акра, не меньше.
Господи, это невероятно. Что это за место? Зачем ты меня сюда привез?
Это Уайт-Вуд.
Уайт-Вуд? Я не понимаю, она озадаченно покачала головой.
Это поместье Уайт-Вуд, оно так называется. Или, если ты предпочитаешь длинные названия: Поместье с лесными угодьями, принадлежащее мистеру и миссис Гарольд Уайт, широким жестом он обвел все пространство вокруг и слегка поклонился.
Мистера и миссис… Ты хочешь сказать, она взмахнула рукой, оглядевшись по сторонам, все это…
Да. Все это наше.
Линда присела на каменную скамью у заросшего кувшинками пруда и уставилась на лягушку, гревшуюся на солнышке на листе кувшинки. Гарри, я даже не знаю… У меня просто нет слов.
В общем, это все наше. А там дальше в лесу – его видно с балкона, я потом покажу – есть ручей с чистой прохладной водой. Настоящий лесной ручей.
Просто не верится. Все это… все это наше!
Ну, здесь, конечно, не такие просторы, как в загородном клубе «Вуддейл», но на первое время сойдет. Пойдем, я покажу тебе дом.
Когда Линда встала посреди ночи, чтобы покормить малышку, Гарри тоже проснулся, но тут же снова уснул. Но даже если бы он не выспался, это не объяснило бы, почему ему так чертовски тревожно. Он думал о своих успехах: деньги, статьи о нем в самых солидных журналах, в «Fortune», «Wall Street Journal», «Dun & Brad», новый дом, Уайт-Вуд, его семья. У него было все, включая уважение старших коллег. И что, блядь, не так? – думал он, стиснув зубы и так крепко сжав кулаки, что у него побелели костяшки пальцев. Мысли обо всех этих вещах – о его достоянии, о его достижениях, о любви – не помогали. У него были деньги, собственность и престиж, но его все равно донимало смутное недовольство, и невнятная тревога грызла его изнутри.
Он нашел относительно безопасный способ снимать эту тревожность, способ, безусловно, превосходящий все предыдущие варианты решения проблемы, но теперь этот способ начал давать сбои, оказавшись таким же изменчивым и ненадежным, как все остальное. Он пока что работал, но его не хватало надолго. Приходилось устраивать вылазки чаще. Теперь Гарри рассчитывал время так, чтобы выходить из здания чуть ли не за минуту до прихода вахтера. Господи, это было волшебно. Уж точно лучше, чем трахать какую-то телку. И не надо бояться подцепить что-нибудь венерическое. Но ему уже не хватало фантазии придумывать способы, как поддерживать нужный накал возбуждения, чтобы оно забивало снедавшую его тревогу.
Три недели подряд он ходил в одно и то же здание, и с каждым разом пот у него на спине тек все обильнее. Он был уверен, что тамошнее начальство наймет дополнительную охрану или у вахтеров изменится график обходов, но за три недели все осталось по-прежнему. На четвертой неделе он вошел в здание не из переулка через подвал, а через главный вход, улыбнулся охраннику, расписался в журнале и поднялся в тот же офис, что и на прошлой неделе. Опустошил кассу для мелких расходов, написал благодарственную записку, спустился в вестибюль, вновь расписался в журнале, улыбнулся охраннику на прощание и пожелал ему хорошего вечера.
Возбуждение от этой маленькой эскапады было пьянящим и острым, но уже через пару дней он снова боролся все с той же нервозностью, что сотрясала его изнутри и мешала сосредоточиться на работе.
Кражи в офисных зданиях больше не помогали, и Гарри опять потянуло в злачные районы у набережной. Он разработал сложную систему для поиска наиболее подходящего места, тщательно изучил график полицейских патрулей и продумал, как можно войти куда надо и выйти наружу за пару минут – или даже всего за минуту – до того, как по улице должен проехать патруль. Предварительная подготовка заняла не одну неделю, и прежнее возбуждение и чувство свободы каждый раз накрывало его с головой, когда он бродил по серым замусоренным переулкам; и он вновь смог нормально работать, не отвлекаясь на посторонние мысли.