Соня, казалось, выползку серпентария на светский раут на замечала. Она была счастлива, красива в невероятно идущем к цвету её глаз сиреневом, в пол, платье и открыто улыбалась каждому, кто решался высказать свои пожелания и восхищения. Правдивые или лживые.
Только иногда морщилась или хмурилась, когда Катерина, стреляя глазками в меня, что-то заговорщицки шептала ей на ухо.
Мебельщик нервно топтался в углу, выбирая хороший момент для плохого разговора.
Фоном к шелестящим обсуждениям булочницы Марии Евгеньевны и жены ювелира Элеоноры Германовны играла лёгкая красивая музыка, вуалируя шуршащий шепоток местных светских львиц.
Какое всё же убожество. Ладно, если обсуждать — так что-то стоящее.
Я поправил пиджак и сделал музыку чуть громче.
Соня тут же бросила на меня быстрый непонимающий взгляд и чуть нахмурилась, когда я решительно двинулся сквозь толпящихся гостей к ней.
— Позволите пригласить вас на танец? — протянул я руку, глядя ей прямо в глаза.
Наверное, это несколько старомодно, но мне доставляет необъяснимое эстетическое удовольствие следовать традициям и нормам многовековой давности.
В её взгляде мелькнули нерешительность и растерянность… Она взглянула на недовольно фыркнувшую подругу — и вложила в мою руку свою ладонь.
— Конечно, — сдержанно улыбнулась Соня, опуская вторую свою руку мне на плечо и оказываясь так близко, что меня овеяло её теплом и запахом цветочного парфюма. — Но мне кажется, это не лучшая идея, — добавила она уже шёпотом мне на ухо.
Всё же она невероятно магнетична. Подумать — я, демон со стажем, теряю самообладание в её присутствии. Забавное ощущение… и такое насыщенное. Казалось бы, физические желания для меня всего лишь способ ублажить плоть, но… рядом с ней я хочу не так… хочу экспрессии, как у той ведьмы, что сожгла Лондон ради любимого человека.
Я сократил то ничтожное расстояние между нами, что ещё оставалось, и, медленно склонившись, прошептал:
— Разве есть дело до других людей, когда мыслями правит единственная? — кажется, эту фразу я украл у какого-то несчастного поэта времен раннего средневековья. Может, даже того, что под конопляную настойку страдал о замужней дамочке. Но именно эти слова как нельзя лучше отображали саму суть моего состояния.
Соня напряглась как струна. Я ощутил, как замерло её дыхание. Смутилась? Испугалась?
Шаг. Ещё… Плавная музыка уводила нас всё дальше в глубь человеческой фантазии, которая уже завтра пожелает наградить нас самыми неправдоподобными эпитетами. Она уводила нас всё дальше от интриг Ада и борьбы за власть.
Я слушал прерывистое, порой замирающее дыхание Сони, ловил её запах и думал… Да ни о чём не думал. Просто понимал, что даже трёх тысяч лет вот таких мгновений — рядом с ней мне было бы мало… и пьянел от этого понимания… Соня… София… Фиалка моя…
— Земля не рождала женщины прекраснее… — выдохнулось само собой, и я бросил осторожный взгляд, чтобы оценить её реакцию. Ладонь на плече сжалась чуть сильнее. По коже, проникая сквозь плотную ткань пиджака, волнами рассыпались искры — искры её магии… вызывая где-то у меня в груди странное ощущение. Тягучее и сладкое, как молодой мёд. Как же странно влияет на меня её близость… Дурманит, как лучший колумбийский героин, и пьянит, как шотландский скотч. Этот лёгкий запах, запах фиалок и солнца, напрочь вытесняет, выветривает все мои мысли, которые я так тщательно вынашивал тысячелетиями… И оставляет лишь лёгкий флёр неправильности и… пустоты моего демонического существования.
Соня хотела что-то сказать, хотела ответить. Мягко улыбнулась, старательно отводя взгляд. На её щеках появился лёгкий румянец, губы приоткрылись, чтобы заговорить, но тут…
Музыка оборвалась, нам пришлось остановиться, и Соня сделала шаг назад, выскользнув из моих объятий и слизнув со своих губ готовую сорваться фразу, отчего в моей голове зароились и вовсе уж шальные и не совсем уместные сейчас мысли. Так живо рисующие желанный вариант развития событий, что у меня сбилось дыхание.
— Роман! Вы не говорили, что так прекрасно танцуете! — налетела на меня, как торнадо, названное, видимо, в её честь, Катерина. Очень кстати оборвав пошлые мысли. — Вы просто обязаны меня пригласить на следующий танец!
Да ладно! Всё, что я обязан сейчас, это обойтись без членовредительства.
— Конечно, Екатерина! Как я могу отказать такой очаровательной девушке?
Вообще-то могу. Но, кажется, скандальная сцена на чаепитии — не лучший вариант развития событий. В плане маркетинга так точно. Хотя… Чёрный пиар — тоже пиар.
Но почему-то, глядя, как Соня тихо выходит в дверь, ведущую во дворик за домом, мне меньше всего хотелось танцевать с малознакомой и совершенно безынтересной девицей.
На деле — последующие три минуты тридцать две секунды были самыми долгими за мою жизнь! У времени вообще странное свойство — просыпаться песком сквозь пальцы в часы триумфа или же растягиваться в вечность — в секунды пыток.
Но…
Чего не сделаешь ради удачного контракта. Или не только для контракта?
— Рома, а ты — как оказался в этом богом забытом городе?
Кажется, я задумался настолько, что реплика мадемуазель меня очень удивила. Почему-то у меня сложилось убеждение, что разговаривать с ней я совершенно не обязан.
Собственно, и не обязан. Но эти никому не нужные человеческие приличия буквально заставили выдавить из себя скупую, но правдоподобную улыбку.
— Екатерина, жизнь изменчива, и никогда не знаешь, каким путём поведёт тебя судьба и куда свернёт…
Дамочка несколько раз моргнула, силясь объять куриным мозгом смысл фразы, но не вышло. Жаль. Хотя нет. Не жаль. Мне плевать на неё совершенно.
— Вы такой загадочный! — на её губах заиграла весьма двусмысленная улыбка, а затем дамочка провела острым язычком по губам. Нет, дорогуша. Не то. Тренируйтесь дальше. — Я обожаю загадки! Все эти дни я наблюдала за вами, но так и не нашла разгадку!
— Некоторые загадки отгадывать не стоит, Катя. Это чревато, особенно для молодой девушки, не совсем понимающей, куда суёт нос. Не ищите загадок. Лучше понаблюдайте за своим образом жизни и отгадайте, что с вами не так, если приходится вешаться на малознакомого мужчину и настолько бесхитростно себя предлагать.
Наверное, получилось слишком жёстко и нервно, и даже выдавленная улыбка совершенно не смягчила смысла фразы. Но… Что поделать? Не умею я смягчать железные факты.
Она резко отпрянула и заморгала так часто, что казалось — вот-вот шлёпнется в обморок.
— Да как вы смеете! Нахал!
— Екатерина, держите себя в руках и не устраивайте сцен. Примите то, что вы мне неинтересны, и идите запейте неудачу чаем с черничным вареньем. Оно у Сони просто изумительное. Ручаюсь.
Лицо Екатерины исказила ехидная ухмылка.
— Ты хочешь её, да? Соню? — она зашипела гадюкой. — Так вот знай, тебе ничего там не светит! Ты ей неинтересен! Во-о-обще! И она не знает, как от тебя избавиться! Чао!
О, Хаос! Воистину, женщина — твоё порождение!
Но ушла, и слава извечной тьме.
Не сказать, что её слова меня задели. Опыт подсказывает, что женщина в гневе старается со всего маху попасть в самое больное место — самолюбие. Моё самолюбие непробиваемое. Его даже изгнание из Ада не пробило, и не этой убогой тягаться с вестниками Хаоса. А вот самообладание требовало виски, дабы всё же обошлось без членовредительства. Терпение терпением, а меня, Тариона иль Сарах Раор Хаоса, ещё никто не пытался унизить. А те, кто пытались… сидят в кресле главы Совета.
Какой-то неудачный у меня период в жизни.
А виски всё же поищу. Точнее, вытащу оттуда, куда спрятал его от Сони.
Шлейф дурного настроения тянулся за мной, как отощавшая адская гончая, требуя накормить её чьим-то ужасом. Ну или хотя бы страхом.
Увы, пока на глаза не попадалось ни одного предполагаемого смертника.
— Степан Георгиевич! Я честное слово стараюся… — донесся из-за кухонной двери голос Клавдии Семёновны, пропитанный раскаянием и искренним сожалением. — Я не пойму, как это у неё всё вышло. Точно этот приблудный аферист! По нему с первого взгляду видно! Кучу денег нашёл за день. Не иначе — бандюган какой столичный.
— Меня не волнует, кто и что там сделал, — резко прервал её жалобное блеянье наш сосед. — Я плачу вам деньги не за ваши оправдания, почему у вас ничего не вышло.
— Но вы же видели! Я делала всё…
— Значит, не всё! И вообще, место продавца в моём маркете не может оставаться вакантным так долго. А вас пока никак не сократят.
Клавдия Семёновна вскрикнула, а после всхлипнула, и я, наконец, решил, что услышал достаточно, и продолжение этого радио-романа никому не требуется.
Возможно, я слишком резко ворвался в торговый зал, потому как тётя Клава вскрикнула повторно и плюхнулась на излюбленную табуретку, вмиг побелев так, что казалось — вот-вот лишится чувств. Зато наш малоуважаемый конкурент попытался состроить хорошую мину при плохой игре и изобразить недоумение, удивлённо выгнув бровь.
— Спасибо, Клавдия, я обязательно обработаю розы этим инсектицидом. А то спасу нет от этой чёртовой тли.
Не верю! Вот совсем не верю. Ещё одна попытка!
Я укоризненно поцокал языком и покачал головой, наградив Семёновну таким взглядом, что она ещё и мелко задрожала и покрылась испариной. Этот страх безотчётный. Страх перед сильнейшим существом. И он инстинктивно требовал бежать куда подальше, пока моя адская гончая по имени Дурное Настроение не сорвалась на неё.
— Клавдия Семёновна, что же вы разбрасываетесь секретами фирмы? — рыча, поинтересовался я, отчего сбледнул и Стёпа.
— Что, собственно…? — пытался храбриться не очень честный предприниматель. Милашка какой. Сейчас я всё ему объясню.
— Клавдия Семёновна, вернитесь к гостям. Вдруг у них там тоже тля, — продавщица быстро вскочила с табуретки и чуть не бегом потрюхала к оранжерее, но почти у выхода я осторожно, но непреклонно схватил её за руку и жёстко, почти зло, пообещал: — А чуть позже вы расскажете и мне об этих волшебных инсектицидах. В подробностях и с чувством. Можно в лицах.