же, что не вернется, а день за днем ждала. Даже Марии Ивановне по привычке велела готовить на двоих к обеду и ужину.
— Милая, давай я позвоню тете Соне, и она подыщет тебе хорошего психоаналитика.
— Мама! Прекрати! Меньше всего я хотела бы теперь общаться с тетей Соней! Вот кто точно станет кудахтать…
— Но у тебя совершенно нет никого рядом. Ни подруг, ни друзей. И я далеко.
Мать вдруг всхлипнула, удивив Юлю неимоверно. Слезы мать проливала — по ее представлениям — лишь в самом раннем детстве, когда еще писать ходила в подгузники.
— Мне никого не нужно, — соврала она, хотя подруга или друг ей сейчас точно не помешали бы. — Я справлюсь.
— Точно?!
— Да, точно. Все, мам, пока. Мне в дверь звонят.
И снова соврала. Никого не было да и быть не могло. Мария Ивановна открывала обычно своим ключом. Степана теперь не было. Больше их никогда и никто не посещал.
Юля прошлась по комнатам. Чисто, в меру прохладно — хвала дорогому кондиционеру, — уютно. Только тихо так, что в ушах звенит.
Да, друг или подруга ей бы теперь уж точно не помешали. Даже стало жаль, что пришлось после скоропалительных похорон расстаться с Тамарой. Та оказалась таким молодцом! Все хлопоты взвалила на себя, бегала по поселку в поисках читалок, попов, что-то покупала, какие-то рубашки, костюмы, хотя и не нужны они были вовсе. Надевать было не на кого, Степана она опознала лишь по плавкам и татуировке на рваном левом предплечье.
Все равно Тамара покупала одежду, считая, что от обычая отступать нельзя. Потом готовила еду, собирала на поминки толпу из отдыхающих и хозяев съемных домов. Все сделала честь по чести, как говорится. И проводила Юлю тоже очень тепло. Сварила яиц ей в дорогу, курицу, налила бутылку холодного чая, будто всего этого нельзя было купить в дороге. Чудная…
— Юленька! — снова позвонила мать минут через пять. — Я позабыла у тебя спросить, а ты всех поставила в известность, что Степан погиб?
— Кого ты имеешь в виду, мама? — Юля как раз торчала возле зеркала, пытаясь отыскать в своем лице хоть какие-то следы, хоть какой-то отпечаток горя, и не находила.
— Ну, на службу ему сообщила? В ЖЭК там, я не знаю. В паспортный стол, милицию, наверное, нужно тоже. К нотариусу тоже обязательно нужно, детка. Понимаю, как тебя могут коробить мои слова, но…
— Мама, я везде уже побывала. И даже у нотариуса. — Юля хладнокровно ухмыльнулась своему зеркальному отражению. — Он затребовал кучу справок и выписок, так что я наняла адвоката, чтобы он со всем этим разбирался.
— Смотри, не нарвись на афериста!
— Ну что ты, мама. Я воспользуюсь услугами юриста, с которым работал Степан. У него же был свой юрист.
— А что там с его бизнесом, милая? Тебе ведь и там доля должна причитаться!
— Мама, остановись! — Юля закатила глаза, перестав сразу видеть себя — обнаглевшую от собственной бесчувственности — в зеркале. — Этим тоже займется юрист Степана. Он очень приличный молодой человек.
— Да?! — Мать загадочно хмыкнула, моментально, видимо, соединив ее с юристом в пару. Юля не ошиблась, потому что она тут же спросила: — Он холостой?
— Мама! Я не смотрела его паспорт над предмет отметок о его семейном положении! Я с ним просто познакомилась и все!
— Ну, ладно, ладно, не сердись. — Мать вздохнула. — Время, оно все расставит по своим местам. Кстати, а как ты с ним познакомилась, милая?
— Он пришел к нам… ко мне домой. Ему был нужен Степан, вот и… разговорились.
— Он, видимо, в шоке?
— Да уж не обрадовался, у них там со Степаном что-то не решено было. Я не вникала.
Юля не стала рассказывать матери, что адвокат и не спешил посвящать ее в дела, заставившие его навестить их дом. А она ведь задавала ему этот вопрос. От ответа он увильнул и достаточно долго и бестактно расспрашивал ее об обстоятельствах гибели Степана. Нет, пару раз он извинился. И даже сказал, что он не любопытства ради, а для дела. И улыбался при этом так виновато, что Юля закрыла глаза на его бестактность. Надо, значит, надо, решила она. А если уж совершенно быть честной, то до адвоката с его делами ей совершенно не было никакого дела. Пришел, ушел, какая разница?
Александру Вострикову — именно так он представился, сунув ей в руки удостоверение, — на вид было не больше тридцати лет. И столкнись она с ним случайно на улице, ни за что не признала бы в нем адвоката. И уж тем более никогда бы не доверила ему ведение собственных дел. Слишком уж он выглядел несолидно.
Торчащий на макушке вихор жестких даже на вид русых волос. Бегающие светло-серые глаза. Постоянная привычка облизывать тонкие губы. Неряшливая манера одеваться.
Нет, ну какому солидному адвокату придет в голову надеть светлые носки и черные ботинки? Не в тон же рубашке он их подбирал, тем более что рубашка была в светло-коричневую с черным клетку. И уж не под пиджак точно — пиджак был полосатым (!).
Странно, что такой педант в одежде, как Степан, доверился парню с таким странным вкусом. Хотя это ведь никак не могло характеризовать Вострикова с деловой стороны, не так ли? Вот пришел, побеспокоился, что Степан давно не звонит и не объявляется. Ее с какой-то стати принялся допрашивать. Знаток, видимо…
— Ладно, детка, пусть действительно адвокат займется ведением всех твоих дел. Самой тебе точно не потянуть. Там столько мороки с этими бумагами.
Мать через минуту попрощалась, а Юля оторвалась, наконец, от зеркала и поплелась на кухню. Мария Ивановна сегодня что-то очень долго стряпала, распуская по всей квартире такие шлейфы ароматов, что даже у Юли немного заворочался аппетит, хотя она твердо была уверена, что лишилась всех чувств одновременно в день гибели Степана.
На плите стоял глубокий сотейник, полный говядины в винном соусе. Вот чем так пахло неподражаемо, понятно. Рядом с сотейником в тефлоновой форме запеченная в сметане картошка. В высоком салатнике радовали глаз аккуратно выложенные листья салата, ломти помидоров, перца, дольки огурцов, и что-то еще туда было покромсано, что-то очень нежного редкого изумрудного цвета. Юля не стала ковыряться и пробовать на вкус, наверняка бесподобно.
Глянула на часы — оставалось минут пятнадцать до встречи с Востриковым. Он — настырный — сегодня снова грозился ее навестить, все по тому же важному делу, которое не озвучил в первый раз. Пообедать она в одиночестве не успеет. Придется угощать Александра, что делать.
Пришел вовремя. Немного причесался перед визитом к ней. Вихор торчал, но был чуть пореже. Сменил носки на черные. Черные брюки на светлые. Рубашку — на футболку с длинным рукавом, пиджаком пренебрег вовсе. В руках у него по-прежнему болтался тощий потрепанный портфельчик, зато из натуральной кожи.
— Здравствуйте, — чуть склонил он голову.
— Добрый день, проходите. — Юля чуть отошла в сторону, пропуская делового гостя. — Обедать со мной будете?
— Не откажусь, — очень охотно согласился Александр и тут же ткнул коленом портфельчик. — То, что я вам сообщу, вас ошарашит, Юлия. Может быть, сначала дело, а потом уже обед?
— Как сочтете нужным, — равнодушно пожала она плечами и повела гостя в гостиную, усадила его в кресло, сама села напротив. — Итак? Что вы имеете мне сообщить?
Кажется, он смутился. Заерзал, заерзал, без конца замком на портфеле щелкает. Нет, неубедительно он как-то выглядел. Неубедительно.
— Вам известно, что этой весной ваш муж застраховал свою жизнь? — произнес почти шепотом Александр Востриков и вытер пот со лба ладошкой. — На очень крупную сумму!
— Степа?! Застраховал свою жизнь?! А… а разве у нас такое бывает?!
— В каком смысле? — Востриков вытянул шею.
— Ну, я думала всегда, что это только за границей такое возможно. Там как-то все это давно отработано. Сама видела в кино: собирается комиссия, которая решает, может ли страховая компания пойти на подобный риск или нет с тем или другим человеком? Есть ведь знаете какие экстремалы!
— Ваш муж был разве из таких? — Востриков недоверчиво скривил тонкогубый рот. — Он был очень солидным, вполне приличным человеком. Конечно, работала комиссия, прежде чем позволить ему застраховать себя на пятьсот тысяч долларов и…
— На сколько??? На пятьсот тысяч долларов??? Да вы что!!! Такого быть не может! Это какая-то шутка с его стороны. И… — и Юля недоверчиво глянула на адвоката. — Разве в нашем государстве это практикуется: страховать свою жизнь на такую крупную сумму?! Никогда не слышала.
— Практика последних лет показала, что и это возможно. К тому же подобная страховка у господина Миронкина уже была. Он страховал свою жизнь от несчастных случаев пару лет назад, правда, на куда более скромную сумму. Теперь вот что-то подвигло его поступить так, а не иначе. Может, интуиция, как считаете?
Он глянул на нее как-то противно, Юля моментально внутренне подобралась.
На что это он, собственно, намекает? Куда клонит? Он что, обвиняет ее? Да как он…
— Я не знаю ни о каких мотивациях, уважаемый господин адвокат, — вспомнила она о своем учительском тоне. — И интуиция у моего мужа вряд ли была обострена, иначе он не полез бы в море в том самом месте, где обычно швартуется катер. И про страховку я ничего не знала! Ни прежде не знала, ни теперь! А вы?.. Вы откуда узнали?
— Странный вопрос вы задаете адвокату своего мужа.
Тонкие губы Вострикова расползлись, надо думать, в улыбке. Но глаза подернулись таким холодом, что Юля поежилась.
— У меня имеется документ, подтверждающий мои слова. — Востриков порылся в портфеле и протянул ей страховой полис. — Изучайте!
Юля рассеянно листала, пыталась вчитываться, но весь смысл перекрывали цифры, выписанные и прописью тоже, то и дело выпрыгивающие из текста, будто стая чертей из табакерки.
Пятьсот тысяч долларов! Это же…
Это же немыслимо! Это ужасно как много! Куда можно подевать такие деньги? Как ими распоряжаться? Степан вообще каким местом думал, когда страховал свою жизнь на такую сумму? За одно оформление наверняка выложил столько, сколько им за год было не потратить. К чему все это? Хотел обеспечить ей безбедное существование в случае собственной кончины? Так она и так не бедная.