— Вот именно, — кивнул он, продолжая есть. — Я мутант, если ты еще не понял. Я живу на этой земле с самого начала этого… как ты там сказал? Трындеца? Да, именно так. Я все это видел своими глазами. И все это время мой организм не перестает мутировать. Черт его знает, что получится в конце. Может, стану бессмертным. А может, превращусь в кактус. Заманчивая перспектива.
— А куда ты идешь? — снова спросил я, отпивая воды из фляги.
— Да мне по большому счету без разницы, — пожал он плечами. — Когда живешь так долго, становится скучно. Все повторяется: день, ночь, кровь, песок. А ты прямо притягиваешь приключения на свой зад. Не против, если я пока составлю тебе компанию?
— В принципе не против, — ответил я. — Всегда хорошо, когда есть кому прикрыть твой зад.
— Ну вот и договорились, — усмехнулся Гуль, допивая свою порцию воды. — Ты спать хочешь?
— Да пока не очень, — ответил я, чувствуя, как адреналин всё ещё бурлит в крови.
— Тогда я посплю, — сказал он, поднимаясь и стряхивая песок с одежды. — Старый я уже. Все время хочется только спать и ни черта не делать. А ты подежурь пока.
— Ок. Как скажешь, — кивнул я.
— И на вот, почитай, если тебе интересно, кто я, — с этими словами он протянул мне старую тетрадку с пожелтевшими страницами и выцветшим текстом. Обложка была потертой, а уголки страниц загнуты, словно её часто перелистывали.
Гуль улегся спать прямо на землю, подложив под голову руку. Он закрыл глаза и через минуту уже мерно посапывал, словно весь мир перестал для него существовать. Я же сел поудобнее, прислонившись спиной к дереву, и, взяв тетрадь, открыл её на первой странице. Это оказался дневник. Написанный слегка корявым почерком, почти детским, он сразу привлек моё внимание. Ночного света от звезд едва хватало, чтобы разобрать слова в этой тетрадке, но все же прочесть было можно, хоть и с трудом.
Чирп, вдруг появившийся из ниоткуда, уткнулся в меня мордочкой. Он видимо чувствовал свою вину, раз так долго скрывался. Но желание поесть все же одержало верх, и он решил проявиться. Я кинул ему кость с остатками мяса ящера. Он, схватив ее, снова скрылся в темноте. А я принялся читать дневник.
Интерлюдия. Дневник Гуля
2026 год. 19 апреля.
Сегодня мне исполнилось восемь лет. Мама испекла торт с клубникой — мой любимый. Я съел два куска, а потом папа сказал, что если я съем ещё один, то заболею. Но это, конечно, неправда. Папа всегда так говорит, когда хочет, чтобы я не ел слишком много сладкого.
Я получил подарок от бабушки — красивую тетрадку в твёрдой обложке. Она сказала, что теперь я могу записывать в неё всё, что захочу. И я решил, что буду писать сюда каждый год в свой день рождения. Это будет как история моей жизни. Если что-то интересное произойдёт, я обязательно запишу. А если ничего не произойдёт, то напишу хотя бы про погоду или про то, каким был торт.
Мне кажется, это хорошая идея. Бабушка говорит, что такие записи могут пригодиться, когда я вырасту. Может быть, я даже стану известным, и кто-нибудь захочет узнать обо мне.
Сейчас я просто рад, что мне подарили тетрадку. Она пахнет новым бумажным листом, и мне хочется её беречь.
2027 год. 19 апреля.
Сегодня мне исполнилось девять лет. В этом году произошло что-то невероятное: папа получил назначение на проект «Левиафан». Это огромный атмосферный стратостат, который может находиться в воздухе долгое время, изучая изменения в атмосфере. Мы всей семьёй переезжаем туда. Мама будет работать в столовой, а я продолжу учиться — для детей учёных организована школа прямо на борту. Я очень рад этому. Мне кажется, это приключение станет началом чего-то особенного.
Папа говорит, что «Левиафан» — это самое безопасное место на Земле. Он рассказывает о лабораториях, где учёные работают над важными открытиями, и о том, как мы будем жить высоко в небе, словно птицы. Мама улыбается, но я замечаю, что её глаза кажутся немного грустными. Может быть, она просто скучает по нашему дому?
Вчера мы прощались с друзьями. Они дарили нам открытки и маленькие подарки. Я даже получил старую игрушечную машинку от соседа Саши. Он сказал: «Теперь ты будешь жить в настоящей машине, которая летает!» Все смеялись, но я видел, что Саша тоже грустит.
Завтра мы отправляемся на «Левиафан». Я уже представляю, как буду смотреть на облака с высоты птичьего полёта.
2028 год. 19 апреля.
Мне десять лет. Жизнь на «Левиафане» идёт своим чередом. Все работают, учатся, живут как обычно. Папа часто занят в лаборатории, мама трудится в столовой, а я хожу в школу. Здесь много детей, и мы играем вместе после занятий. Иногда я замечаю, как взрослые шепчутся о чём-то важном, но никто ничего не объясняет. Наверное, это просто взрослые дела.
Недавно я подружился с мальчиком по имени Роберт. Он старше меня на год и знает много интересного о «Левиафане». Он рассказал, что на борту есть секретные помещения, куда нельзя заходить. Когда я спросил, почему, он только пожал плечами и сказал: «Да кто ж его знает, что там? Наверно эксперименты какие-то проводят». Я не понял, что он имел в виду, но его слова засели у меня в голове.
Иногда я стою у окна и смотрю вниз. Земля выглядит такой далёкой и маленькой. Мне становится немного страшно от мысли, что мы так высоко. Но папа говорит, что здесь мы в безопасности.
2029 год. 14 марта.
Мой день рождения еще не наступил, но я решил сделать эту запись раньше, пока еще хорошо помню это. В прошлом месяце случилось что-то ужасное. Луна… Она раскололась на части прямо у нас на глазах. А вчера её огромные осколки долетели до земли и начали падать на поверхность. Стратостат содрогался от ударов воздушных волн, а внизу всё горело. Цунами накрыло землю несколько раз, и теперь она выглядит как мёртвая пустыня. Мы потеряли связь с Землёй. Никто не отвечает. На «Левиафане» все в панике, но учёные говорят, что мы в безопасности. Я боюсь. Что будет дальше?
Я ещё хорошо помню, как мама крепко обнимала меня, когда мы смотрели на огонь внизу. Её руки дрожали, хотя она пыталась казаться спокойной. Папа был в лаборатории всю ночь. Когда он вернулся, его лицо было бледным, а глаза красными от усталости. Он сказал только: «Мы должны держаться. Теперь всё зависит от нас».
Школа закрылась. Больше никто не учится. Взрослые говорят, что это временно, но я чувствую, что что-то изменилось. Люди стали другими. Их взгляды стали тревожными, а голоса — тихими.
2030 год. 19 апреля.
Мне двенадцать. Земля всё ещё горит. Мы видим это из окон стратостата — огонь, дым, разруха. Но сам «Левиафан» словно защищён невидимым щитом. Катастрофа не коснулась нас. Мы по-прежнему в небе, но связь с Землёй так и не восстановлена. Учёные пытаются понять, что происходит внизу, но пока безрезультатно. Папа говорит, что нам повезло, что мы здесь. Но почему-то его слова звучат неубедительно.
На днях я слышал, как мама разговаривала с одной из женщин в столовой. Она сказала: «Что, если они никогда не вернутся?» Я не знаю, кого она имела в виду, но её слова заставили меня задуматься. А что, если мы действительно никогда не сможем вернуться домой?
Я стал замечать, что дети на борту становятся беспокойными. Они часто дерутся или плачут без причины. Иногда я слышу их ночные крики через перегородки. Это пугает меня.
2031 год. 19 апреля.
Тринадцать лет. Земля больше не горит. Огни погасли, но теперь она выглядит мертвой и холодной. Учёные провели множество исследований и пришли к выводу, что жизнь на Земле невозможна. Радиация, ядовитые вещества в воздухе, изменённая атмосфера — всё это делает планету непригодной для существования. Мы остаёмся в небе. Больше нет места, куда можно уйти.
Папа говорит, что «Левиафан» теперь наш дом. Но я всё чаще думаю о том, что было раньше. Мне снились сны о нашей старой квартире, о прогулках с мамой по парку. Я проснулся сегодня с тяжестью в груди.
А еще Роберт исчез. Я не видел его уже несколько недель. Когда я спросил о нём у других детей, они только пожали плечами. «Он заболел», — сказали они. Но я не верю. Что-то здесь не так.
Пару страниц отсюда вырвано.
2037 год. 19 апреля.
Мне девятнадцать. На «Левиафане» давно кончилась провизия. Но тем не менее в столовых всегда есть еда. Откуда она берётся? Я спрашивал об этом у мамы, но она только улыбнулась и сказала, что это «секрет». Странный ответ. Иногда я замечаю, как люди исчезают. Никто не говорит, куда они уходят. Я начинаю подозревать, что что-то здесь не так.
Вчера я нашёл старый журнал в заброшенной комнате. На его страницах были написаны заметки о «биологических экспериментах». Я не понял всего, но одно слово привлекло моё внимание: «Мутации».
Мама стала какой-то другой. Она редко улыбается и почти не говорит со мной. Иногда я ловлю её взгляд, полный печали и тревоги.
2038 год. 19 апреля.
Мне двадцать. Вот уже несколько месяцев мне не дает покоя одна мысль: на «Левиафане» нет старых людей. Совсем. Детей становится всё больше, но старики куда-то исчезают. Я спросил об этом у мамы, но она лишь отмахнулась, сказав, что «все умирают рано или поздно». Но это не объясняет, куда они пропадают. Почему никто не говорит об этом?
Я начал следить за людьми. Иногда ночью я слышу шаги в коридорах. Однажды я увидел, как группа мужчин в белых халатах уводила кого-то в одну из секретных комнат. Этот человек больше не появился.
Мне страшно.
2039 год. 19 апреля.
Мне двадцать один. В этом году исчез папа. Ему было уже за пятьдесят, и однажды он просто пропал. Никто не знает, куда он делся. Мама говорит, что он умер, но я не верю. Он был здоров и полон сил. Я начинаю думать, что на «Левиафане» происходит что-то ужасное, о чём никто не хочет говорить. Может быть, это связано с теми, кто исчезает? Или с едой в столовой? Я должен узнать правду.
Недавно я нашёл ещё одну запись в старом журнале. Там говорилось о «переработке биологического материала». Меня затошнило. Я больше не могу спать.