Она подняла свой телефон, демонстрируя номер офиса на веб-сайте издательства. Он заканчивался на 2231. Я взглянул на номер в своих контактах. Тот заканчивался на 2232.
– Нет. Не может быть.
– Вы сказали, что поехали в город под названием Олторн, чтобы повидаться с Эндрю Блэком.
– Оуторн, – поправил я.
– Точно, Оуторн. Я боялась, что вы попали в неприятности или что кто-то разыграл вас, потому что…
– Эндрю Блэк – ваш клиент, вы это хотите сказать?
– В том-то и дело, что Эндрю Блэк числится моим клиентом, но…
– Но что?
Она замешкалась.
– Но что? – настойчиво повторил я.
– Господи прости. Нет никакого Эндрю Блэка. Это просто псевдоним. Эндрю Блэка не существует.
– Что? – я уставился на нее. – Это бред какой-то.
– О, уверяю вас. Этот псевдоним был замешан в… да много где. Вам необязательно знать. Кстати, про Оуторн. Пришлось покопаться, но я узнала, что давным-давно на восточном побережье существовал такой городок, но он обрушился в море в семнадцатом веке вместе с куском утеса, так что…
– Я только что оттуда.
– …в итоге я решила связаться с вашим старым издательством, и они дали мне адрес. Подумала, что стоит вас проведать и… – Она замолчала, глядя на выражение моего лица.
– Кто вас послал? – потребовал я.
– Вы сами ко мне обратились. Ну, или кто-то, кто выдал себя за вас. Это вы звонили? Вы не помните?
Я скрестил руки на груди.
– Вы не Софи Алмондс.
Женщина несколько секунд пристально смотрела на меня.
– Я ухожу, – сухо сказала она. Затем развернулась и пошла к своей машине, не оглядываясь. – Не звоните мне больше, мистер Куинн.
Она села в свою машину и была такова.
Черт. Черт.
Что за хрень?
Я снова попытался дозвониться Софи, расхаживая взад-вперед по улице, но гудки все шли и шли. Я звонил три, четыре, пять раз.
Она не отвечала.
Я засунул телефон обратно в карман и так и ходил туда-сюда, пытаясь разобраться, что, черт возьми, только что произошло и что, черт возьми, все это значит.
Я как раз подходил к концу улицы, когда зазвонил мобильный.
Софи. Я спешно вытащил его из кармана. Слава яйцам. Я замер. Не Софи. Затем, несмотря на всё произошедшее, я почувствовал облегчение и расплылся в улыбке, потому что узнал непривычно длинную цепочку цифр на экране.
– Прием, Орел-1, – сказал я. – У меня сейчас телефон сядет, но я почти дома. Давай…
Имоджен рыдала, сдавленно всхлипывая. Сердце ухнуло в пятки.
– Пожалуйста, не смотри.
– Имоджен? Что…
– Пожалуйста. Умоляю тебя. Не смотри. Просто выключи.
29. Голая Имоджен
– Им? Имоджен? – но телефон разрядился и выключился.
Я торопливо перебежал улицу, спустился на цокольный этаж, оперся на дверь нашей квартиры – и она распахнулась. Замки взломали. Внутри царил хаос: перевернутые книжные шкафы, опустошенные буфеты, разбитые фоторамки и обрывки листов, поднявшиеся в воздух от влетевшего в квартиру ветра. Я устремил взгляд на кухню – чашка «Я ♥ Чай» стояла на месте. Слава богу. Я пробрался в гостиную. Еще больше бумаг, поломанных вещей. Выпотрошенные коробки. Перерытые ящики комода. Телевизор на полу, пропавший Xbox. И нетронутый старый стол – видимо, слишком уж большой и старомодный, и его не стали красть.
Я включил монитор, и кадры, что я собирался смотреть, пугали больше, чем ограбленная квартира. На экране появилась камера «Общежитие 2», и я медленно сполз на заваленный обломками пол. С губ слетело беззвучное «нет».
На кровати сидела Имоджен с Джонни. Они пили пиво и смеялись, сидя близко друг к другу, соприкасаясь коленями и плечами.
– Нет, – повторил я.
Я начал рыться в поисках стационарного телефона, но тот с концами канул в беспорядке. Тогда я достал мобильный, но, увидев черный экран, вспомнил, что батарея села.
На камере «Общежитие 2» моя жена смеялась с Джонни, а потом они – как и должно было случиться – больше не смеялись.
– Не надо, – прохныкал я, как ребенок.
Каковы признаки увеличения энтропии? Кубики льда тают, чай остывает, крыши проваливаются, стеклянные вазы разбиваются, люди стареют – сюда подойдет все, что хоть как-то может быть связано с течением времени. Со временем все разваливается на части. Точнее, время проходит, потому что все разваливается на части.
Имоджен поцеловала его. Он толкнул ее на кровать, и она обхватила его руками, стаскивая рубашку.
Из-под груды книг затрезвонил телефон. Я молча поднял трубку.
– Не смотри. Пообещай, что не будешь. Я не хочу, чтобы…
– Что?
Имоджен плакала.
– Я скучала по дому, а потом…
– Семьдесят пять тысяч двести шесть.
Она не ответила.
– Зрители, – пояснил я.
Имоджен на экране оторвалась от губ мужчины, пока тот стягивал с нее топ.
– Господи, Том, пожалуйста, выключи.
– Я хочу, чтобы ты остановилась.
– Боже. Я…
– Мы были счастливы. Все это, – я нащупал рукой одну из книг, сброшенных с книжной полки в гостиной, – наша жизнь. Когда ты была рядом. Когда ты уехала. А теперь все кончено.
– Я не хотела.
– Это конец.
– Пожалуйста, выключи, – выдавила Имоджен из телефона сквозь слезы.
Имоджен на экране откинула голову: раскрасневшаяся кожа, приоткрытые губы. Я знал очертания ее тела, звуки ее дыхания. Знал, как сползает нижнее белье по бедрам, как выглядят ее икры, когда она прижимает колени к груди.
Когда все закончилось, внутри остались только холод и пустота. Я записал количество зрителей на листочке и прикрепил его на доску, потому что… Да нет никаких потому что. Надо же было чем-то руки занять.
4 442 237.
– Четыре миллиона четыреста сорок две тысячи двести тридцать семь.
Я проговорил номер в трубку, и только спустя несколько минут понял, что давно слушал ровный, мертвый гудок.
30. Энтропия стремится к максимуму
Я позвонил в полицию, чтобы сообщить о взломе, а потом прислонился спиной к стене гостиной и соскользнул на пол.
Меня окружали разбитые, разорванные и сломанные вещи; за окном садилось солнце и зажигались уличные фонари. Я сидел, уставившись в темноту, пока не услышал, как кто-то постучал в дверь и открыл ее.
Внутри вспыхнула паника, но прежде, чем я успел вскочить, зажегся свет, и я заморгал, на мгновение ослепнув.
– Ни черта себе, – произнес мужской голос.
Я щурился от яркого света, пока синяя фигура в дверном проеме не превратилась в обеспокоенного полицейского.
– Вы в порядке?
– Да. Я не… Меня не было дома. Когда грабили квартиру.
Я не стал подниматься, поэтому полицейский пробрался ко мне через завалы. Выглядел он моложаво, у него были растрепанные волосы и большой римский нос. Он напомнил мне Ринго Старра.
– Вы в шоковом состоянии. – Он присел на диван, глядя на меня, а затем на комнату. – Вам сейчас нужен крепкий, сладкий чай. Хотите, я…
– Нет, нет. Не стоит. – Я заставил себя встать. – Сам сделаю.
– Уверены? – Молодой офицер с сомнением посмотрел на меня.
– Конечно. Да. Вы какой предпочитаете?
Полицейский посмотрел на меня так, будто я бредил.
– Присядьте, – произнес он, сметая с дивана разный мусор. – Давайте все-таки лучше я.
Он направился на кухню.
– Только не в чашку с надписью «Я люблю чай»! – встревоженно крикнул я вслед, но потом осознал, что ничего страшного, если полицейский нальет именно в нее. Теперь это уже неважно.
– Принято, – крикнул он в ответ.
«Как странно, – подумал я, – какие странные мысли».
Тело охватило старое-престарое чувство – будто внутри припорашивало снегом, все затихало, притуплялось, исчезало под белым одеялом.
Пару минут спустя он вернулся и протянул мне кружку с изображением далека.
– Прошу, шеф.
– Спасибо.
Я отпил горячего сладкого чая, а затем поднес чашку к подбородку и некоторое время вдыхал пар.
Нельзя вернуть пар в чашку. Чай может только остывать, его энтропия может только увеличиваться, и, увеличиваясь, она приводит в движение стрелу времени. Если чашка самопроизвольно втянет пар обратно, это будет похоже на то, как видео проигрывается в обратном порядке. В действительности это невозможно.
К глазам подступали слезы.
– Не торопитесь, – кивнул полицейский. – Расскажете, что произошло, как будете готовы.
– Я только что вернулся с агентом из поездки.
Я не хотел рассказывать про рукопись Блэка, про женщину, называющую себя Софи, и про Имоджен. Только не сейчас.
– С моим литературным агентом, – пояснил я. – Зарабатываю на жизнь писательством. Вот. Вернулся домой, а тут такое.
– Извините, что значит – вы зарабатываете на жизнь писательством?
– Я писатель. – Поставив кружку, я поднял с пола экземпляр «Qwerty-автомата», который прежде обычно лежал в ящике стола. – Вот, это я. Томас Куинн…
Полицейский уставился на меня с какой-то надеждой, будто ждал, что все волшебным образом вдруг наладится.
– Вы сейчас в образе, шеф? – неуверенно спросил он. – Ну, знаете… Притворяетесь, чтобы понять, как все произошло?
– Что? Нет. Вот же моя книга. Я Томас Куинн.
– Вы хотите, чтобы я вам подыграл?
– Что?
– Мне тоже надо кем-то притвориться?
– О чем вы? Я открыл книгу и показал ему маленькое фото автора на обложке. – Смотрите, это я.
– Извините, шеф, но это не вы.
Слова никак не отозвались внутри. Плотный слой снега заключил меня в кокон равнодушия. Я должен был испугаться? Разозлиться? Не знаю. Все, что я чувствовал – усталость и смутную боль в животе, которая никак не проходила. И хотел, чтобы полицейский ушел восвояси.
– У меня был такой ужасный день, офицер…
– Вейберн.
– …офицер Вейберн. И больше всего я сейчас… – я умолк.
Человек в форме полицейского решил, что я его узнал. По крайней мере, притворился.
– Так точно. Это я, сэр, Дэн Вейберн.
В книге Эндрю Блэка Дэн Вейберн – верный спутник Макса Кливера. У него растрепанные волосы, большой нос, и, да, он немного похож на Ринго Старра. Я посмотрел на мужчину, потом на книгу в своих руках и снова на мужчину.