Пенни отхлебнул кофе, думая: неужели так серьезно? Похоже, они боятся, что их убьют.
— Я жду, — напомнил он Греку.
— Огюст Карлайнер, — выдавил из себя Грек. — Это он меня нанял.
Пенни резко поставил чашку.
— Ты шутишь?
Грек помотал головой, а Софи, нежно обнимавшая отца, подтвердила, что это правда. Огюст Карлайнер, бывший государственный секретарь. Хитрый, очаровательный Огюст Карлайнер, которого Пенни считал личностью весьма опасной. Огюст Карлайнер… Он из тех, к кому спиной не поворачиваются.
Пенни дважды предлагали работать на него, но он такой вариант даже не рассматривал. С таким человеком связываться не хотелось. Из госдепартамента он ушел в частное предпринимательство, создал фирму «Карлайнер Ассошиитс», консультации по вопросам риска. Консультанты такого рода служили многонациональным корпорациям, предоставляя письменные отчеты, устраивая семинары и брифинги с высшим административным персоналом о преимуществах и опасностях бизнеса в таких неустойчивых зонах как Средний Восток, Латинская Америка и Азия.
Некоторые консультанты по риску активно занимались вопросами, связанными с вымогательством, похищениями, охраной персонала. Пенни работал с некоторыми фирмами, обучал боевым искусствам, охране, сам служил телохранителем. Команды, которые создавали у себя консультационные фирмы, состояли обычно из бывших агентов разведслужб и бывших чиновников правительственных подразделений, офицеров высокого ранга в отставке.
Люди из ЦРУ, ФБР, из штата Белого дома — консультациями по риску занимались многие, но Огюст Карлайнер относился к самым известным и самым дорогим. За единственную оценку заморских вложений, сделанную его фирмой, платили 150 000 долларов. Своим людям он платил очень хорошо, но не всегда помогал им в случаях неприятностей за морем. Пенни знал одного из людей Карлайнера, который отсиживал тридцать лет в Турции за подкуп министра. Другой ждал суда в Пекине: он пытался купить протоколы секретной встречи между китайскими коммунистами и тайваньским правительством. Можно было бы сказать, что Карлайнер просто оставляет своих людей висеть на фонарном столбе. Но нет, Карлайнер придавал телам своих людей вращение совершенно определенного направления. Он включал всю такую информацию в свои отчеты клиентам, показывая, какая обстановка за границей и как тяжело работать его фирме.
Когда Пенни пришел работать к Фрэн Маклис, она как раз воевала с Карлайнером из-за его самого крупного клиента, группы «Мудзин» в Японии. Она откровенно осуждала японские торговые нравы, считая их неэтичными. Япония, говорила сенатор, хочет выиграть торговую войну любой ценой и по правилам играть отказывается. Она защищает свою промышленность и забрасывает иностранные рынки экспортом.
Она узнала, что «Мудзин», через подставных лиц, пытается купить крупный банк в районе Вашингтона. Банк хранил документы о правительственном и военном персонале: в руках «Мудзин» эта информация стала бы «рычагом влияния». Единоручно Фрэн Маклис убила сделку, подчеркнув, что «Мудзин» и так уже имеет немалое влияние в Вашингтоне через десятки адвокатов, зарегистрированных и незарегистрированных лоббистов, фирмы, специализирующиеся на создании имиджа. Чтобы не смущать «Мудзин» и японское правительство, сделку с банком похоронили негласно.
Пенни узнал от сенатора, что «Мудзин» — самый большой клиент Карлайнера, платит миллион долларов в год плюс расходы за оценку иностранных рынков, включая Америку. Вот почему он так старался спасти дело с рынком, воздействовал на многих обязанных ему людей, а поражение воспринял очень болезненно, как свое личное.
Пенни спросил у Фрэн Маклис, не боится ли она мести Карлайнера, и та ответила, что нет. Она готова, если Карлайнер захочет воевать, но преимущество на ее стороне. Они оба живут в Вашингтоне, а здесь только две вещи имеют значение: власть и влияние. И то и другое есть у нее, а у Карлайнера нет. Достичь их можно только через политику или правительственные структуры, Карлайнер же теперь не имеет там официальной роли. В Вашингтоне таких называют бывшей личностью.
Но Пенни считал, что должен предупредить сенатора о «Мудзин». Он сказал, что понимает азиатов: воевал на их стороне и против, работал с ними и против них — он знает, она, победив «Мудзин», совершила преступление против корпорации, только так может думать руководство. Для японцев, как и для всех азиатов, преступление и наказание неразделимы. Следует опасаться «Мудзин».
Сейчас Пенни сказал Аристотелю Белласу:
— Похоже, сейчас они ей отплатят. Карлайнер и «Мудзин» хотят погубить сенатора на следующих выборах. Ты это мне хочешь сказать.
Грек фыркнул.
— Это, друг мой, вы говорите мне. А я сказал только, что цель — не сенатор.
— Шикарно. Прослушивают ее телефоны, но цель — не она. Попробуй еще раз, у тебя получится, Грек.
— Она мелкий игрок, ничего больше. Карлайнеру нужна информация. Его интересует то, что она и еще некоторые знают об Уоррене Ганисе. Это и есть суть вкратце. Важно то, что знают эти люди об Уоррене Ганисе. И ничего больше.
Пенни бросил на Грека такой взгляд, что Софи, сразу напрягшаяся, подтвердила: отец говорит правду.
— Разве вы не видите, что мы оба сильно испуганы? — проговорила она. Тут Аристотель потрепал дочку по руке и заговорил негромко на греческом. Пенни делал единственное, что он мог делать: молчал, давая Софи время успокоиться.
Он сказал себе, что такой испуг для Грека не характерен. Аристотель Беллас все уже повидал, пережил друзей, врагов и знакомых. Не зря его звали Серым Лисом. Да и полиции он мог особо не бояться, так как полицейским иногда помогал. Почему же он боится?
Уоррен Ганис. Пенни с ним не был знаком, а имя знал. М-р Ганис — крупная фигура. И богат. Всерьез богат. Он владел коммуникационной империей с офисами в Нью-Йорке, которая занималась журналами, газетами, кабельными операциями, книгоизданием. Ганис жил замкнуто, никогда не давал интервью, но было известно, что он занимается сейчас сделкой, которая станет самой крупной в его жизни. Он вот-вот собирался приобрести контрольный пакет акций в соперничающей цепи газет, кабельных — и радиостанцией, стоимостью больше 400 миллионов долларов. Вместе с теми, что у него уже были, дополнительные девяносто четыре газеты дадут ему самую большую цепь в стране.
Не было секретом, что Ганис настроен очень прояпонски, особенно в отношении японской индустрии, чьи методы управления пропагандировались его публикациями. Он даже считал их ролевой моделью для Америки. А это автоматически делало его настроенным в пользу свободы торговли, резко на стороне японских корпораций, занимающихся бизнесом с Соединенными Штатами, самым большим рынком Японии — естественно поэтому, что в периодике Ганиса его взгляды высказывались часто. Несмотря на их разногласия по вопросам торговой политики, Фрэн Маклис и Уоррен Ганис были друзьями, хотя она и сказала Пенни, что яростная защита Ганисом права «Мудзин» на покупку вашингтонского банка могла бы запугать кого угодно, кроме нее.
— А кто эти другие люди, — спросил Пенни у Аристотеля Белласа, — которые что-то знают об Уоррене Ганисе?
Грек пожевал уголок рта, обдумывая вопрос. А Софи даже думать не пришлось. Она была испугана больше, чем отец.
— Чем скорее мы выберемся из этого дела с Карлайнером, тем лучше, — проговорила она. — Расскажи мистеру Пенни правду.
Грек закрыл глаза. Задумался. Потом открыл глаза и уставился на завязки своих аллигаторовых туфель.
— Ковидак. Английский друг вашего сенатора. Он знает. Об этом и есть его книга, та, с которой помогает ему сенатор. Мейер Уэкслер, он тоже знает.
— Уэкслер. Старый газетчик, у него листок политических скандалов?
Беллас кивнул.
— Ганис его разорил. Сделал бедняком, и сейчас Мейер хочет рассчитаться. Он вообще немного сумасшедший, этот Мейер. Бывает комплекс Бога, вроде ему надо мир спасать. Но он решительный человек. Мы проверяем еще двоих, кто может что-то знать о Ганисе. Дело в том, что эта информация может свалить большого человека. И устроить неприятности для «Мудзин» — тоже.
Пенни поднял руку, останавливая его.
— Не так быстро. Ну как может кто-нибудь из этих людей повредить Уоррену Ганису, не говоря уже о «Мудзин»? Ганис — мощная фигура. Деньги, власть, у него есть все. Ну, он оставил позади несколько тел, так и что? На вершину горы по трупам и поднимаются. И знаешь, что? Я думаю, публику это уже не волнует. А уж «Мудзин» — что бы на этого гиганта кто бы ни имел, гигант не почешется.
Белласа это задело. Он не привык, чтобы в его информации сомневались. Ткнув в Пенни пальцем, он заговорил из-под скривившейся губы.
— Сынок, если Грек говорит тебе о чем-нибудь, что это правда, можешь идти и ставить деньги, потому что ставишь ты на верную вещь. Я же человек с золотыми ушами, забыл? Знать что-то — вот в чем я хорош. Я в своем деле лучший, никогда не забывай. Предположим, только предположим, я скажу тебе, что Уоррен Ганис очень давно убивал людей.
Пенни с равнодушным видом взял свою чашку кофе.
— Некоторые из лучших семей в стране пролили немного крови, когда поднимались по лестнице. В этом ничего нового. Поезжай в любую страну, потряси лучшие семейные деревья, и обязательно несколько придурков свалятся. А хорошие люди часто не могут никуда пробиться. Они не так устроены.
Ухмыляясь, Беллас хлопнул в ладоши и наклонился вперед.
— Мистер Эдвард Пенни, вы меня слушаете, но не слышите. Я не говорил, что мистер Уоррен Ганис убил кого-то. Я сказал, что он убивал людей. В греческой школе сразу же поняли — это значит, немало людей. Так что я говорю вам о чем-то, что Уоррен Ганис и «Мудзин» сделали вместе и сделали много лет назад. И это нечто такое, что может погубить обоих. Ага, я вижу по вашему бородатому лицу, что вы мне не верите.
Пенни усмехнулся.
— Правильно видите, особенно если учесть, что вы раз в прошлом обращались с правдой очень вольно. — Тем не менее в отношении Пенни что-то изменилось, он говорил уже с учетом того, что Грек намного старше. — Скажем прямо, Грек, репутация у вас дерьмовая. Ну ладно, пока мы слишком не отвлеклись на Ганиса, скажите — кого вы подкупили в штате сенатора?