— Добрый вечер, Юстас, — сказал он, перекрывая шум наших машин, и голос у него был очень усталым, чего я раньше у него не слышала. — Миз Морган пожелала приехать на своей машине. Вы не могли бы найти для нее место, если не трудно? Нам нужно как можно скорее попасть на закрытые для публики этажи.
Здоровяк-охранник кивнул:
— Конечно, мистер Каламак. Сейчас позову водителя для машины миз Морган.
Скрипнув каблуками по гравию, он обернулся ко мне — при свете моих фар на его лице явно читалась тревога.
— Миз Морган сперва отвезет меня к входу через кухню, а вы пока поставьте мою машину.
— Так точно, сэр, — ответил Юстас, положив руку на открытую дверцу. — Охрана убрала оттуда всех, кого только можно было, но пройти все равно трудно — разве что вы согласитесь на пару крепких ребят в качестве эскорта.
— Не надо, — быстро ответил Трент, и мне показалось, что голос у него недовольный.
Юстас кивнул, а Трент на прощание тронул его за плечо — что меня удивило. Охранник быстро и уверенно сел в машину и уехал. Трент медленно подошел, опустив глаза. Я убрала сумку на заднее сиденье, и мне стало слегка неуютно, когда он неловко и устало сел, наполнив машину лесным запахом одеколона и шампуня.
— Сюда, — сказал он, думая о чем-то другом, и я включила передачу, дернув машину.
Покраснев от такой оплошности, я отпустила сцепление, и мы поехали. Пальцы дергались, и я думала, отчего мне не все равно, что он честно проявляет свои чувства со всеми, кроме меня. Никогда не видела я от него истинной теплоты, глубины чувств… да, но вряд ли Юстас его сажал в тюрьму.
— Влево сверните, — напомнил он. — Там дорожка к заднему входу.
— Помню, — ответила я и увидела, что двое уже ждут нас возле входа.
Трент посмотрел на часы:
— Проще всего пройти внутрь через кухню и бар. Если я задержусь, поднимайтесь на верхний этаж. Туда никого не пропускают, так что никого там не должно быть. Вас ждут и пропустят.
— О'кей, — ответила я, чувствуя, что ладони у меня потеют.
Не нравилось мне это все, ну совсем не нравилось. А вдруг как Ал начнет громить бар? Вдруг появится посреди самых именитых граждан и самых бедных сирот Цинциннати? Меня же тогда линчуют.
— Я буду очень благодарен, если вы меня подождете в холле наверху перед тем, как идти к Квену, — говорил он, пока я подъезжала к тем двоим и ставила рычаг на парковку.
— Разумеется, — ответила я, чувствуя себя очень не в своей тарелке. — Как он там?
— Безнадежно.
Вот тут эмоции были, вполне истинные. Страх, злость, недовольство… и сознание, что виновата я.
На машину упала тень. Ожидавший нас мужчина постучал пальцами по стеклу — и я вздрогнула, стала нащупывать кнопку разблокировки дверей. Как только блокировка была снята, дверцу Трента открыл второй — его костюм и галстук безошибочно определяли в нем охранника.
В большом подземном гараже едва слышно отдавались ритмы игравшей музыки. Темнота пахла сырым бетоном и автомобильным выхлопом. Мою дверцу тоже открыли, лодыжки стал холодить задувший сквозняк. Я поглядела в стоическую физиономию охранника, вдруг насторожившись: складывалась ситуация, которую я не контролирую, а это порождало совершенно новое чувство уязвимости.
Вот черт.
— Спасибо, — сказала я, отстегивая ремень и выходя.
Прихватив с заднего сиденья сумку, я отошла с дороги третьего служителя, поменьше первых двух, который вышел из кухни и устроился на моем сиденье. С легкостью, свидетельствовавшей, что мою машину он не разобьет, он отъехал, оставив между мной и Трентом только воздух. Трент как раз говорил со вторым охранником.
И опять я увидела его в момент незащищенности. Он явно заботился о своем работнике, и такой глубины эмоций я у него еще не видела. Это было душевное страдание, и глубокое.
Они пожали друг другу руки, и охранник почтительно шагнул назад. Трент осторожно подтолкнул меня в спину, показывая направление, и поспешил внутрь. Охрана осталась снаружи.
Я шла впереди. Короткий проход открылся в людную освещенную кухню, откуда тянуло ароматным паром и слышались голоса с разными экзотическими акцентами. Музыка стала слышнее, и я сбилась с шага, услышав, что это поет Таката.
Таката здесь? — подумала я, с удовольствием вспомнив автобус музыкантов, но тут же это удовольствие пригасила. Я приехала к Квену, а не на концерт любимой группы.
На кухне очень быстро заметили присутствие Трента, и все смотрели на него с таким пониманием, что я даже разозлилась: почему это они за него так переживают? Эту злость я тоже подавила.
Нас никто не останавливал, и только уже на втором этаже в шикарном баре я заметила первого гостя.
— Вот мы и пришли, миз Морган, — сказал Трент с профессиональной любезностью хлебосольного хозяина. — Поднимитесь наверх, там подождите.
Я споткнулась, когда меня окатило жаром из комнаты и музыка отдалась в животе.
— Не вопрос, — ответила я, но не знаю, услышал ли он. Я вдруг остро почувствовала, как плохо я одета для такой компании. Тут, блин, даже тетка в костюме бродяжки сверкала бриллиантами.
Когда подошел первый гость, вмешался один из барменов, второго отвлек на себя наш охранник. Новости о приезде Трента расходились кругами по воде, и я ощутила струйку панического страха. Как он с этим справляется? Столько народу, и все хотят, все требуют его внимания.
Перед третьим гостем он очень горячо извинился, обещав вернуться как только, так сразу. Но позволил себе коротенькую паузу — и это оказалось катастрофой, потому что толпа народу в маскарадных костюмах сомкнулась над ним, как стая баньши над плачущим младенцем.
Профессиональный политик скрыл свою досаду за такой доброжелательностью, что даже мне трудно было не поверить. Среди чужих ног к нему протолкался восьмилетний мальчишка, вопя, что ему нужен дядя Каламак. И тут Трент, кажется, сдался.
— Джеральд, — обратился он к охраннику, который добрался до нас слишком поздно. — Ты не мог бы проводить миз Морган наверх?
Я посмотрела на Джеральда, отчаянно желая выбраться из этого живого возбужденного водоворота.
— Сюда, мэм, — показал он, и я с благодарностью подалась к нему поближе, желая взять за рукав, но побоялась, что это будет выглядеть глупо. Джеральд тоже нервничал, и я подумала: это потому, что ему нужно вежливо пробираться через толпу, никого не обидев, или же ему сказали, что я вожусь с демонами и один из них может явиться за мной, круша всех и вся на своем пути?
Музыка смолкла, весь первый этаж разразился воплями. Их перекрыл низкий голос Такаты, произнесший ожидаемое «Спасибо», и ор стал еще громче. У меня заболели уши, и когда Джеральд пристроился за какой-то разносчицей закусок, я оставила сомнения и положила руку ему на спину. Ладно, пусть я буду глупо выглядеть. Джеральд пробирался к лестнице, и если я от него отстану, могу потом сама туда не добраться.
Когда мы подошли к лестнице, оркестр заиграл снова. Усилители сотрясали воздух, а я с нижней ступени сумела увидеть музыкантов. Таката прыгал по сцене, играя на своей пятиструнной бас-гитаре, дреды из длинных белых волос отброшены назад. Тратя энергию быстрее, чем обдолбанный бримстоном бурундук, он перекрикивал музыку, щеголяя таким рокеро-панковским видом, каким только очень крутой музыкант смог бы похвастаться в возрасте хорошо за пятьдесят.
Я посмотрела на Трента. Он тепло улыбался, обняв мальчика за плечи — тот стоял на подлокотнике кресла, и Трент не давал ему упасть. Он пытался продвинуться вперед и отлично скрывал и печаль, и досаду — но я видела их в его осанке. Он хотел быть сейчас не здесь, и нетерпение все же проявилось, пусть едва заметно, когда он поднял ребенка и отдал кому-то в руки, а сам даже успел пройти шага три, пока его поймали снова.
— Ну и геморрой, — шепнула я, сама себя не услышав за громом музыки. Не удивительно, что Трент почти все время прячется в лесу.
— Мэм? — обратился ко мне Джеральд, отодвигая для меня плюшевую веревку-заграждение.
Ощущая, насколько я здесь неуместна в джинсах и майке, я пошла наверх, держась за перила, потому что глаз не могла оторвать от зала. Это было поразительно — зал размером с футбольное поле… ну, или поменьше, но уж точно камин в дальнем конце величиной с грузовик. Из больших. Таката стоял на сцене в другом конце, с ним его оркестр, а танцпол забит детьми и взрослыми. Ограждение в большом проеме, выходящем на балкон и бассейн, убрали, и публика свободно перемещалась наружу и внутрь. И повсюду детишки, вылетающие из горячей ванны в большой бассейн и обратно, весело визжа от холода.
На верхней площадке я остановилась, попыталась привлечь взгляд Такаты, но он продолжал самозабвенно играть. Такие штуки только в кино получаются.
— Прошу вас, мэм, — настаивал Джеральд. Я оторвалась от сцены, пошла за ним за вторую веревку, мимо еще двух охранников у проема, оглядывающих публику, и оказалась в знакомой уютной гостиной.
— Прошу вас, — повторил Джеральд, глядя то на меня, то на танцующих. — Оставайтесь в личных покоях мистера Каламака, если не трудно.
Я кивнула, а Джеральд устроился рядом с проходом, чтобы меня не потянуло странствовать.
Музыка здесь не оглушала. Войдя, я оглядела четыре утопленные двери, открывающиеся в находящуюся ниже диванную, и широкий телевизионный экран, занимающий приличный кусок места. В глубине — открытая кухня нормальных размеров и обеденный стол. А за ним двое.
У меня сердце запрыгало, и я, не давая себе поморщиться, шагнула вперед. Ну ничего себе. Сейчас мне придется вести светский разговор с близкими друзьями Трента. В маскарадных костюмах, разумеется.
Или нет, подумала я, подойдя ближе. Оба эти гостя были одеты в белые халаты, и пластиковая улыбка у меня на лице застыла еще сильнее, когда я сообразила, что это могут быть врачи Квена. У младшего были очень прямые черные волосы и усталый вид интерна. Вторая была явно главной из двоих, постарше, с прямой осанкой и жесткостью, которую я замечала у профессионалов, излишне высоко себя ценящих. Я пригляделась к высокой женщине с тронутыми сединой черными волосами, убранными в некрасивый пучок, потом еще раз присмотрелась… кажется, Трент все-таки нашел себе лей-линейщицу.