Я кивнула, и он понимающе улыбнулся.
— Послушай, — начала я, поглядывая на разгорающийся рассвет. — Верь или не верь, но мне жаль, что так вышло. И если ты сейчас заткнешься насчет бедного маленького обиженного демона и послушаешь, может быть, оба мы что-то от этого разговора получим. Или ты хочешь вернуться в свою уютную камеру?
Ал замолчал, потом наклонил голову:
— Я слушаю.
Я вспомнила, как остерегала меня Кери, как Дженкс хотел рискнуть жизнью для этой экспедиции, в которой нам не победить, как Айви знала, что только я могу себя выручить, и мучилась, заставляя себя мне не мешать. Я вспомнила, как сдавала в ОВ черных колдунов, жалея их за глупость, говоря себе, что демоны опасны, коварны и их не перехитришь. Но я сейчас и не пыталась их перехитрить, я пыталась в каком-то смысле вступить в их ряды.
Чтобы успокоиться, я сделала глубокий вдох:
— Вот чего я хочу.
Ал невежливо хмыкнул и взбросил в воздух руку в кружевных манжетах, будто привлекая внимание несуществующей публики. Слабый запах жженого янтаря защекотал мне ноздри, и я не знала, это правда или моя память услужливо подсказывает.
— Я хочу, чтобы не трогали тех, кого я люблю, в особенности мою мать. Я хочу, чтобы Трента, целого и невредимого, отпустили без преследования за кражу эльфийского образца, — понизила я голос. — И вы все вместе от него отстанете.
Он слегка помотал головой, оглядел меня своими дымчатыми очками.
— Снова повторю: ты не стесняешься в запросах. Я не могу ограничивать чьи-либо действия, кроме своих собственных.
Я кивнула, ожидая этого замечания.
— И еще я хочу такой же амнистии за кражу твоего образца.
— А я хочу оторвать тебе голову к едреной матери, но, кажется, нас обоих ждет разочарование. Увы, — насмешливо пригорюнился он.
Я выдохнула, и выдох получился неровный. Посмотрела на восток, и у меня зачастил пульс. Он пытал маму — не со злости, а чтобы добраться до меня. Больше этого не будет. Никогда.
— Насколько бы ценно было для тебя, если бы я не только вытащила тебя из тюрьмы, но заставила бы извиниться тех, кто тебя туда засадил?
Ал фыркнул:
— Если ничего конструктивного ты сказать не можешь, отправь меня обратно в безвременье и в мою камеру. У меня все было под контролем, пока ты не показала Миниасу, что умеешь накапливать энергию линий.
— Именно это и спасет твою шкуру! — огрызнулась я недружелюбно. — У меня есть идея, выгодная для нас обоих. Хочешь ее услышать?
Он скрестил на груди руки, и лицо у него задрожало:
— И что же это? Хочешь за путешествие в безвременье ради спасения Трента заплатить своей душой? — Он говорил издевательски, и у меня щеки стали гореть. — Так оно того не стоит. Через несколько часов меня изгонят на поверхность, мое имущество разыграют в лотерею, а комнаты отдадут другому — моя репутация погибнет. В данный момент моей ослепительной карьеры твоя голова устроила бы меня больше твоей души.
— Это хорошо, потому что ее ты не получишь. — У меня сердце стучало, пока я ждала, чтобы у него кончился сеанс жалости к себе. Ну и действительно, после пяти секунд раздраженного молчания он обернулся ко мне. И я очень слабым голосом спросила: — В системе есть место для обучения одного демона другим? Нечто вроде положения наставника?
Господи, помоги мне. Скажи мне, что я правильно все понимаю и гордость не затмевает мне взор.
Ал запрокинул голову и захохотал. Вода вокруг нас покрылась рябью, и эхо отразилось от стен новых домов на той стороне улицы.
— Уже пять тысяч лет не было демона, нуждающегося в обучении! — воскликнул он. — Меня вот-вот выгонят на поверхность, а ты хочешь, чтобы я взял тебя в ученицы? Учил тебя всему, что я знаю, бесплатно — вот просто так?
Я ничего не сказала, ожидая, пока он от моего вопроса дойдет до лежащих в его основе причин, и тогда всякое выражение сошло с его румяного лица. Выглянув поверх этих своих дурацких очков, он уставился на меня, и пульс у меня зачастил.
— Да. — Это слово он почти выдохнул. — В системе такое предусмотрено.
У меня дрожали руки, я сунула их под куртку.
— И если ты скажешь, что ты взял меня в ученицы, а не в фамилиары — благо я умею плести демонскую магию, — то никто тебе не сможет слова сказать, что ты научил меня запасать безвременье в собственном сознании.
Почти незаметно его голова мотнулась вниз-вверх, желваки напряглись на скулах.
— Ты можешь сказать им, что учил меня, а потом оставил, поскольку я большему училась в спорах с тобой, чем в безвременье.
— Но такого не было.
Голос у него был совершенно безэмоциональный, мертвый.
— Они же этого не знают, — возразила я.
Грудь Ала поднялась и опала в глубоком вздохе. Я видела, как его вдруг отпустило, и мне стало интересно, каково это — быть демоном и бояться. И сколько он мне даст прожить, зная, что я не только это увидела, но и знала ответ, который его спасет.
— Зачем тебе? — спросил он.
Я облизала губы:
— Мне нужен Трент. Если я твоя ученица, разве мне не положен фамилиар? Черт побери, я даже одного своего бойфренда сделала фамилиаром, пока ты не разрушил эту связь. — Я отводила глаза куда угодно, стараясь скрыть стыд, хотя я никогда не использовала никого как фамилиара. По крайней мере намеренно. — Трент взял на себя копоть, которая полагалась мне, — добавила я. — И сделал это добровольно. Собственно, это и делает фамилиар.
У него дергались пальцы в скрываемом оживлении, и он улыбнулся:
— И моя репутация будет восстановлена. — Демон глянул на восток и поправил очки, чтобы они закрывали глаза. — Там дураков нет, — сухо произнес он. — Скажут, что история сочинена к случаю.
Вот тут мы подошли к по-настоящему пугающему моменту. Я недавно поверила, что Ал предоставит мне ночь перемирия, но сейчас — совсем другое.
— Вот именно поэтому ты проведешь меня по линиям, чтобы я выступила в твою защиту, — сказала я, не показывая, как страх леденит сердце. — Потом ты сделаешь для меня то, что нужно, чтобы предъявить права на Трента как моего фамилиара.
— Трентон Алоизий Каламак несет на себе метку Миниаса, — быстро возразил он.
— Но на нем моя копоть, которую он взял на себя по собственной воле, — напомнила я, и Ал отклонился назад, задумчиво поджав губы, пока не наткнулся спиной на пузырь и не дернулся вперед.
— Мне придется выкупать метку твоего фамилиара у Миниаса, — подумал он вслух. Приподняв брови, он сделал рукой жест — дескать, это возможно. — Но это я смогу сделать.
— Потом мы с Трентом возвращаемся сюда, и дальше все идет нормально.
— О святая невинность! — фыркнул Ал. — А мое имя? — спросил он, скорчив сомневающуюся рожу. — Я хочу его получить обратно.
Я выдержала его взгляд — здесь я сдавать позиции не собиралась.
— Ты выйдешь из тюрьмы, хватит с тебя.
У него сузились глаза.
— Ты мне вернешь мое имя. Оно мне нужно.
Я вспомнила, что говорила Кери о том, как он зарабатывает на жизнь. Если я верну Алу имя, буду ли я ответственна за тех, кого он заманит в рабство? Логика подсказывала, что нет, но эмоции твердили, что я должна его остановить, если есть возможность… Ага, а самой попадать в круг вызова, как у Тома? Мне не хотелось повторения.
— Может быть, — прошептала я.
Он сделал медленный вдох, не сводя с меня глаз, и я не знала, что сейчас он выложит.
— Рэйчел, — сказал он, и от этого простого звука у меня кровь застыла в жилах. Было в нем что-то, чего не было раньше, и напугало это меня до потери пульса. — Перед тем, как дальше с тобой договариваться, я должен знать одну вещь.
Я почуяла ловушку, отодвинулась, скрипнув джинсами по цементной крошке.
— Ничего бесплатно говорить не буду.
Его лицо не изменилось.
— О нет, не бесплатно, — произнес он с опасной монотонностью. — Заглянуть в чужие мысли — это никогда бесплатно не бывает. За это платишь самыми… неожиданными способами. Я хотел бы знать, почему ты в ту ночь не вызвала Миниаса. Я видел, что ты решила меня отпустить, и хочу знать почему. Миниас меня бы посадил в тюрьму, и у тебя была бы еще одна свободная ночь. Но ты меня… просто отпустила. Почему?
— Потому что ни мышь, ни демона не позову на помощь, если могу справиться сама, — сказала я — и запнулась. Не в этом было дело. — Потому что я думала, что, если дам тебе ночь покоя, ты мне ответишь тем же.
Господи, какая же я была дура. Только тупица могла ожидать от демона уважения к великодушию.
Но он улыбнулся медленной улыбкой глубокого удовлетворения и задышал быстрее.
— Вот так это едва заметно начинается, — прошептал он. — По-дурацки умная и нежизнеспособно доверчивая. Только что это сомнительное шоу мысли спасло тебе жизнь, ведьмочка. — Улыбка Ала стала светлее. — И ты теперь будешь жить, хотя, быть может, об этом пожалеешь.
Я поежилась, не зная, спасение я сейчас обрела или проклятие. Но я буду жива, а это сейчас главное.
— Ты теперь моя протеже? — спросил он, будто примериваясь.
У меня закружилась голова.
— Только номинально, — выдохнула я, опираясь рукой на холодный цемент для равновесия. — Ты меня оставишь в покое. И моих родных тоже. К моей маме близко не подходи, сукин ты сын!
— Бесподобно, — издевательски сказал Ал. — Нет. Если я тебя беру в ученицы, ты будешь здесь. В безвременье. Со мной.
— Абсолютно исключено.
Ал вздохнул, наклонился вперед, морща лоб, будто хотел впечатлить меня весомостью своих слов.
— Ты не понимаешь, ведьма, — сказал он, сделав сильное ударение на последнем слове. — Очень давно уже не было возможности учить кого бы то ни было, которая стоила бы больше, чем соль из крови ученика. Если мы хотим играть в эту игру, в нее надо играть всерьез.
Он отклонился назад, и я вспомнила, что надо дышать.
— Я не могу объявить тебя ученицей, если ты не будешь со мной, — сказал он, бурно жестикулируя. Прежняя серьезная манера сменилась его обычной театральной. — Будь разумной — я же знаю, что у тебя иногда получается. Если ты стараешься изо всех сил.