Такие вопросы уже не показались пришелице забавными. Она смерила меня оценивающим взглядом – недовольного взрослого мужика, уставшего от подростковых штучек и закутавшегося в видавшую виды, тертую временем и асфальтом кожаную куртку. Щетина и свисающая с губы сигарета – последний штрих.
– Раз есть ты, человек, торгующий душами, значит есть и князь Тьмы, тут долго решать не надо.
– Ну хорошо, – покладисто кивнул я. – Тогда тебе должно было прийти в голову, что именно он временно награждает тебя за продажу души. Не думаешь, что если бы он мог сам себя спасти, – от чего там, кстати? – то давно бы это сделал? Хоррор-фильмы должны были научить даже последнюю пропащую деваху, что подарки сатаны искажены и неоднозначны. Или ты из этих, из невест Мэнсона?
– Что? – не поняла девушка.
– Ну, из любительниц серийных убийц, подстилок глав культа. Которые хотят стать любовницами демонов и прочее, в том же духе, – недовольно перечислил я. – Бедные чокнутые ублюдки. Но если хочешь, это можно устроить. Демоны существуют, детка.
Уголок ее губ дернулся от такой фамильярности. Кем бы ни была незнакомка, ее хорошо воспитали.
– Но в таком случае вы разочаруетесь, правда? – вдруг грустно улыбнулась она. – Пойдемте, я угощу вас кофе. Холодно здесь до ужаса, да и выглядите вы не очень. Долго стоите, зябко.
Я продолжал удивляться. Обычно люди торопились побыстрее получить черные подарки, а те тру́сы, что юлили, торговались и тянули до последнего, просто до смерти заговаривали зубы разной мутью. Девушка повернулась крепко сколотой на затылке ракушкой светлых волос, и мне захотелось до них дотронуться, до того ладно они выглядели. Подол платья струился вокруг ног, когда она переходила улицу, подняв плечи от холода.
Забегаловка на улице торчков – не из тех, куда вы бы привели своих друзей, но кофе тут подавали, а пробирающий до костей ноябрьский ветерок остался за дверью. Красно-белая шахматка на полу выглядела сюрреально, все столики были красными, как и солонки с перечницами. Официантка нацедила нам по стакану черного кофе, и мы сели у окна, из которого я видел место, которое только что покинул. Что ж, если еще кто и придет, ему придется подождать.
– Не хотите перекусить? – поинтересовалась девушка.
– Я не ем.
Она подняла бровь, но я не стал распространяться:
– Итак, я слушаю.
В ярком свете кафе удалось как следует ее рассмотреть. Она сцепила пальцы и медленно крутила одно из колец, на губах – ни следа помады, длинные ресницы, ровный нос. Строгость наряда придавала ей обаяние. Не думаю, что в двухтысячные я встречал на улицах столь скромно одетых девушек, но выглядело это едва ли не вызовом. Официантка на нее пялилась. Три прядки выбились из пучка и лежали на аккуратных ушах, проколотых гвоздиками.
– Я…
Стоило ей открыть рот, как дверь слетела с петель – и в заведение вломились три мужика в масках. Свезло так свезло. В этом квартале ни дня без приключений не обходится: наркоманы постоянно убивают друг друга, отбирая последние крохи. Один из нападавших ткнул стволом в перепуганную официантку, другой перемахнул через стойку и не дал ей нажать тревожную кнопку, а третий, жиробас в плаще, передернул затвор дробовика и попер мимо столиков, проверяя, не хочет ли кто изобразить героя.
Девушка замолчала и уставилась на жирного, но я бы не сказал, что она боится. Черт, надо хоть имя спросить, а то завалят – и не успеешь заключить сделку. Протокол предписывал мне не дать ее убить, пока не подпишем договор, но я обычно ленился вмешиваться в ход событий. Выживают сильнейшие, ничего не поделаешь.
– Ложитесь, – шепнула она, сверкнув светлыми глазами.
– А?
Я откликнулся так громко, что привлек внимание жирдяя. Ему стоило заняться избавлением от следов неумеренного потребления шоколадных батончиков, а не ограблениями, но знаете, советов никто не слушает. У молодых задвиги одни, у старых людей – другие, но ни те ни другие не прислушиваются к чужому опыту и житейской мудрости. Дальше события разворачивались по схеме, которую я никак не предусмотрел.
Девушка стиснула пальцы в молитвенном жесте и зажмурилась, пока молодчик в плаще орал и размахивал стволом, а его друзья очищали кассу и давали леща официантке. Она шептала что-то так тихо, что я не мог расслышать, но стол будто завибрировал. Мне стало больно дышать, легкие нашпиговали сияющим стеклом, а в голову ввернули сверло, состоящее из божественных гимнов. Красно-белые подмостки забегаловки провалились куда-то глубоко вниз, а я вылетел прямо в сверкающую убийственную вату, дымясь, как входящий в атмосферу метеорит. По крайней мере, ощущалось это так.
Должен признаться, что я отключился, а когда пришел в себя, в забегаловке было чисто, уютно, и от грабителей не осталось ни следа. Даже лампочка не мигнула в предчувствии неумолимого. Не так должен выглядеть вечер в проклятой дыре, куда стекаются заблудшие. Прошлогодние сэндвичи на витрине и те наполнились свежестью и перестали напоминать образец с помойки. Официантка промокала потное лицо салфеткой, другие посетители ушли, а я лежал на скамейке рядом с девушкой, положив голову на ее колени, укрытые длинным, так заворожившим меня платьем.
Невероятно, что порядок событий я воспринял именно так – будто сознание возвращалось ко мне со стороны, опустившись на грешную землю с небес. Боль ушла. Щека ощущала девичью ногу, крепкую и теплую.
– Где эти человеческие отбросы? – Я поднялся и прикоснулся к голове, разыскивая следы ударов. – Какого дьявола тут вообще происходит?
– Они ушли, – сообщила девушка. – Раскаялись в содеянном, никто не пострадал. Тебе было больно, но это из-за твоей работы. Извини.
– Кто ты? Как тебя зовут? – Я был несколько ошарашен.
– Я Сира, – сказала она и улыбнулась.
Клянусь, в этот момент что-то случилось. Золотистое облако ласковых пылинок окутало все тело, улыбка девушки осветила самый далекий и мрачный уголок мира. Ноябрь растаял и превратился в цветущий май, о котором я давным-давно позабыл.
– Что ты такое?
– Я Сира, дева. Бог порой отвечает на мои молитвы. Я безгрешная, представитель Господа на Земле, как ты – представитель сатаны, собиратель душ, – сказала она, прекратив улыбаться и чертя пальцем по столу. – Ты ведь не думал, что небеса не заглядывают сюда? Я тоже хочу знать твое имя.
– Вряд ли я смогу тебе его сообщить. – Я вздохнул и отхлебнул холодный кофе. – Черт, ну и дрянь! Я человек, но так давно занимаюсь сбором душ, что уже забыл, кто я, какой век на дворе и как меня зовут. Пусть будет Абигор, мне всегда нравился этот негодяй.
– Ты человек, Ронан. Лучше оставаться человеком. Имена демонов напоминают о том, как они несвободны.
Ронан? Неужто меня так звали? Может, пару сотен лет назад, когда я был таким же желторотиком, как Сира сейчас. Хотя кто знает, сколько ей лет? Я почувствовал себя бесконечно потрепанным и изможденным по сравнению с сосредоточенной девушкой, баюкающей в красивых руках кружку.
– Отлично. – Я подошел к стойке, взял бутылку виски, плеснул себе в стакан и сел обратно. – Твоя безгрешная душа – хороший предмет для сделки, Сира, но я обязан спросить, чего ты хочешь добиться. И какого дьявола слуге Бога продавать свою душу? Ты что, рехнулась? Должен предупредить – если ты считаешь, что твоя чудесная, чистая, как первый снег, душа позволит Люциферу освободиться от жизни в аду и умереть, то ты облажалась. Продать душу – жутчайший грех из всех, который перечеркнет все твои старания. Ты провалишься в ад сразу после исполнения желания. А может быть, и до этого.
– Никто не пробовал, – пожала плечами Сира. – К тому же я отдаю душу для хорошего дела.
– Я смотрю, в тебе горит дух естествоиспытателя, – хмыкнул я. – Ты из тех, кто считает, что психопатов можно изменить, а избивающий детей старик – просто жертва обстоятельств и нуждается в спасении? Тогда у меня для тебя плохие новости.
Сира посмотрела на меня как на идиота, и должен сказать, ощущение было неприятным. Не хотелось в свете этих глаз выглядеть глупцом и невеждой, хотя когда прежде это меня заботило?
– Для человека, покупающего души, ты слишком недружелюбен, – произнесла она и опять улыбнулась. – Так бизнес не ведут. Тебе нужно на курсы, что ли, сходить.
Я выпил еще виски, пытаясь вернуть профессиональную гордость. Отменный улов, повелитель будет счастлив, но я отчего-то тянул. Видно, контузило ее этими молитвами.
– Ты ожидаешь вежливости от слуги дьявола? Тогда вот тебе первый урок – сегодня сделки не будет. Все тело ноет от твоих божьих штучек. Невозможно думать!
– Еще один день я могу подождать, Ронан.
Ругаясь как сапожник, я вышел прочь из кафе и отправился домой, в унылую одинокую конуру. Боль от неуместных воспоминаний, которые воскресила ее молитвенная бомба, делала жизнь невыносимой.
Дьявол пришел во вторник. Это произошло вечером следующего дня, когда я сидел за столом и курил, размышляя о своей жизни. Размышлять, в общем, было не о чем – вереницу лет я делал одно и то же. Покупал души, подписывал договора, а вечером падал в постель и заставлял воображение крутить самые соблазнительные видения. Дьявол одарил меня способностью получать все, что я хочу, в неотличимых от реальности грезах, и я пользовался возможностью на полную катушку, пока не звонил полуденный будильник.
После звонка я кое-как ставил тело под душ, запуская автопилот, и дальше оно нехотя, но неумолимо несло меня в красно-белую кафешку завтракать. Иногда я отклонялся от плана и заходил за угол, в другую забегаловку, где пекли неплохие пироги с зеленью и рыбой, но обычно слишком далеко я не стремился. Все, что мне требовалось, находилось под рукой, а в голове скрывался источник развлечений, которому другие могут только позавидовать.
Дьявол сидел за моим столом, облаченный в отличный костюм. Он выглядел стильно, если не обращать внимания на огромные волосатые копыта, торчащие из штанин, и не поднимать взор выше шеи, где клубился мрак, из которого формировались зловещие рога, и горели злобные глазницы. Комната вокруг него сминалась и чернела под властью нескончаемого концентрированного зла. Тело в его присутствии теряло всякую крепость, ты превращался в кусок дрожащего, перепуганного желе, в котором не осталось воли к сопротивлению.