– Вы хорошо справились, – похвалил он, впитав слова Ча, словно ткань, но не выдав значимой реакции.
Перестав быть Джеком Чжаном, я еще не решил, что хочу попробовать дальше, поэтому просто жил, реагировал, наблюдал непосредственно и без труда. За окном качалась алая ветка осеннего клена, прихотливо нарезанная ножом природы. Жизнь Чжана регламентировалась и ощущалась как тугой костюм, он держался за статус. Жизнь Ко значительно свободнее, и я получал от такого резкого послабления удовольствие, наблюдая за качающимися кленами. Нет ничего прекраснее кленов Нары середины осени. Большая часть того, что приносило мне удовлетворение, была связана с двумя вещами – изучением нового и расслаблением после серьезного усилия, яростного рывка. Я наслаждался вторым, скользя взглядом по пейзажу за окном и ловя осуждение в глазах Ча.
Я и впрямь слишком увлечен внутренней жизнью, заворачиваюсь сам в себя. Учитель рассказывает о новом оружии, которое поможет защититься от случайных снайперов в Новом Пакистане, и языковом обучении, но я ощущаю сильное желание выйти наружу. Современная Нара – остатки старой сгоревшей столицы, кукольные домики с круглыми светильниками, заполненные ручными оленями и туристами в ярких куртках, льющимися по каменным улочкам разноцветной рекой. Каково это – перевоплотиться в человека из прошлого, который знать не знает о дронах-убийцах и верит в богов?
– Да он даже не слушает! – пробуждает меня высокий вскрик Ча.
– Ко проделал трудную работу, – успокаивает ее учитель. – Ему нужно снова найти свои мысли.
После разговора я выхожу на улицу и умываю лицо дождевой водой, капающей с крыши. Запах мокрой листвы заставляет зажмуриться во время вздоха. Так хорошо! Пылающие клены смешиваются с пушистыми, светло-зелеными ветвями сосен, неловко подпирающих дом. Вода поблескивает на каменных плитах, несет с собой мелкие травинки.
– Кем ты хочешь стать? – спрашивает демон пустоты, рождаясь из ветра и опушенного соснами горизонта.
Я смотрю, как учитель беседует с Ча в доме за окном. Они сидят на циновке, отпивают горячий чай из тонких старых чашек. Дом кажется отрезанным от колыхания воздуха, перемещения форм природы, которые я постоянно наблюдаю снаружи. В доме меньше пространства между предметами, меньше подлинного ничто, хотя и там воздух складывается в прихотливые формы. Здесь, снаружи, все готово для полета.
– Разве тебе не хочется познать больше?
– Ты хорошо соблазняешь, – отдал должное ему я-Ко. – Но я достаточно прожил, чтобы знать, что человек немногое может в себя вместить. Какой смысл предлагать мне то, чего я не пойму? Только ты способен менять формы, как пожелаешь, или не иметь форм вовсе, демон пустоты.
– Это правда, – согласился он. – Распалять желания проще простого, и тут ты в полной мере человек.
– Ну вот, я не смогу стать оленем или горой. Моя изменчивость – изменчивость людей, хотя она и поражает учителя. Не предлагай мне вещи, которые мне не по силам, демон пустоты, или прослывешь дураком.
Демон замолчал. Его не было видно, но все же каким-то внутренним зрением я его ощущал в колебаниях воздуха, свежего после дождя, в расстоянии между каплями, в облаках, которые разрезали крыльями птицы.
– Так кем же ты хочешь стать? – опять повторил он. Или мне послышалось в бормотании проходящей за оградой группы туристов?
– Я хочу стать тобой. А ты можешь заполнить пустой сосуд и отправиться в странствие далеко от Нары.
Он ничего не ответил, а обыденные звуки Нары нахлынули волной, будто прежде их что-то сдерживало. Я стоял, оглушенный ими. Прозвенел колокольчик велосипеда, смех, довольный визг ребенка. Торговец предлагал открытки, издалека доносился шум машин. Ветер покачивал деревья, они отвечали ему шелестом веток. Традиционная мелодия сямисэна тускло доносилась из сувенирного магазина.
Я повернул голову, чтобы посмотреть на Ча и учителя, и увидел, как открываю дверь и сажусь рядом с негодующей Ча. Ко сел, подогнув ноги, поднял чашку со стола и поднес ее к губам. Но я не ощутил тепла чашки и приятного хруста циновки. Не я был Ко и не я сидел рядом с учителем.
Не было больше никакого Ко.
Ноябрь 2018 года