— А что, если наш убийца вышел вместе с сотрудниками, а? Торчал где-нибудь наверху, дожидался, пока суета начнется. И под эту суету слился, а?
Смотров помолчал, поворочал языком, рассасывая остатки таблетки. И неожиданно кивнул, соглашаясь.
— Допускаю. Там суетно было, многолюдно. Соседи повылазили из дверей. Кто-то мусор выносил.
— Мусор? — удивился Макаров. — Зачем его выносить, если там мусоропровод?
— Коробка была большая. Такую в щель мусоропровода не сунешь. Этот мужик еще мимо меня на выходе протискивался и к ящикам мусорным подался.
— Надо опросить всех жильцов! Всех! Кто в тот вечер выносил коробку в мусорный контейнер?
У Макарова аж в горле пересохло. Вот! Хоть какой-то намек на след! А то просто взялся кто-то из ниоткуда и исчез в никуда.
Он ведь по-прежнему был уверен, что Кира не убийца.
— Надо опросить, — впервые не стал спорить Смотров. Но он был бы не он, если бы не спросил: — А как тогда этот человек попал в подъезд, а? Как? Он же не мог мухой проскочить мимо охранника.
— Охранник тоже человек, — рассеянно проговорил Макаров. Он вдруг зацепился за одну мысль и принялся трепать ее на все лады.
— То есть?
— Он и в туалет может выйти, Гена, и за газетами. Разве так не бывает?
Смотров молча пожал плечами. По заверениям самого охранника, тот никуда не отлучался. Но он ведь действительно живой человек, так? Мог, в самом деле, в туалет выйти.
Они еще обсудили некоторые детали, и Макаров стал прощаться. Но на пороге замешкался и снова задал вопрос, который уже задавал Смотрову:
— Наследники Грибовой так и не объявились?
— Нет. И завещание ее не было обнаружено при обыске дома и ее многочисленных квартир. Нотариус, у которого может храниться такое завещание, нам неизвестен. Так что придется ждать.
— Чего ждать?
— Еще полгода ждать, Дима! Может, в течение этих месяцев кто-то все же объявится. Пока тихо. Дом принадлежит Степанову, он под замками. Квартиры ее опечатаны. Фирма работает. Она теперь тоже Степанову принадлежит. Лихо, да, Дим? Все получается у этого прохвоста!
— Ему просто везло с женщинами, — буркнул Макаров и вышел из кабинета.
И выйдя, подумал, что Степанову с женщинами везло, а ему не везет. Он все время ухитрялся влюбляться не в тех женщин. Сначала его обворожила светловолосая нимфа, ставшая впоследствии его женой и жуткой головной болью вдобавок. Потом череда нелепых связей с отягчающими настроение обстоятельствами. Теперь Ирина.
Она была опасной. Она могла погубить, сломать его, но он все равно ее хотел. Велела не мечтать о ней при расставании, а он все равно мечтал. И, достав телефон из кармана, Макаров набрал ее номер.
— Есть новости? — вместо приветствия спросила она.
Что он мог ей сказать? Что уже неделю его ребята проверяют всех хозяев серебристых «Ниссанов Альмера» восьмого года выпуска? Что все пока глухо, у всех алиби и незапятнанная репутация? Что Степанов от обвинений в убийстве своей невесты, кажется, отвертится, а ее подруга нет? Что мотива убивать Катерину не было ни у кого, кроме Киры?
— Новостей нет, — упавшим голосом ответил Дима и полез в машину.
— А зачем звонишь, Макаров?
Она снова говорила ему «ты», и это воодушевляло. И он не стал врать.
— Хотел услышать тебя.
— Хм-мм… — Ирина помолчала, потом со вздохом произнесла: — Ты же знаешь, что у нас нет шансов.
— Знаю.
— Я жуткая, опасная, могу погубить твою репутацию.
— Знаю.
— Я сломала жизнь одному парню, который меня предал. Он превратился в ничто! О нем никто теперь даже не знает, хотя его имя было у всех на слуху. И это я, Макаров, я превратила его в ничто! Он пасет коз в деревне у бабки. Я очень старалась. Очень старалась сделать ему больно.
— Не жалеешь?
Вот о ком рассказывала, зловеще понизив голос, его бывшая, вот на кого намекала. Плохо намекала, со смыслом. Имела в виду, что парня уже нет в живых. А он, оказывается, коз пасет. Тоже занятие.
— Не знаю, Макаров. Не знаю, о чем можно жалеть, о чем нет. Просто живу. Просто мчусь вперед. Все свои сорок лет мчусь. Творю что хочу! Иногда живу неправедно. Не нужна я тебе такая, Макаров. Не нужна, — закончила она по слогам.
— Я готов, — проговорил он и неожиданно с силой зажмурился.
— Что готов?
— Готов рискнуть. — Он услышал, как она тихонько рассмеялась. — Мчаться с тобой вместе. Просто жить. Готов рискнуть. А насчет неправедности — я не верю. Кира, твоя подруга, замечательный человек. Она не стала бы с тобой дружить, если бы ты была дрянью.
Она рассердилась. Принялась чем-то греметь, на кого-то покрикивать, а потом заорала в трубку:
— Зачем тебе это, Макаров? Может, ты просто хочешь со мной переспать? Может, все дело в похоти?
— Не знаю. Но я готов рискнуть, — упрямо повторил он.
— Что за придурки эти мужики! — воскликнула она вполголоса. И чуть громче проговорила: — Я заканчиваю через двадцать минут. Не успеешь встретить — уеду!..
Глава 20
Обе учительницы, Вика Лыскова и Татьяна Шмырина, коллеги Катерины Грибовой, наотрез отказались встречаться с ним в школе.
— Мы лучше к вам в отдел придем, Дмитрий Викторович, — сказала ему по телефону Виктория, которая была чуть постарше и поинициативнее. — Кабинет тот же?
— Нет-нет. И кабинет другой, и адрес другой. — И он назвал адрес своего отдела и номер кабинета.
— Но мы прежде говорили со Смотровым, кажется? — строго удивилась Виктория. — Почему поменялся адрес?
— Произошло еще одно убийство на другом участке. Есть подозрение, что оно напрямую связано с убийством вашей коллеги и подруги.
Вика и Татьяна шепотом посовещались, потом дали обоюдное согласие и вот теперь сидели перед ним как ученицы — выпрямив спины и сложив руки на коленках. Просто как две копии. Одеты почти одинаково — темные юбки, светлые блузки. У Татьяны, правда, крохотная оборочка шла по воротнику и груди на блузке и с намеком на легкомысленность небольшой разрез сделан на юбке по боковому шву. Прически одинаковые — стрижки под мальчика. Взгляды одинаково строгие.
Бр-рр, Макаров передернулся внутренне. Такую училку в постели он бы не захотел ни за что. После того что они вчера творили с Ириной, общение с такими дамочками все равно что контрастный душ.
Он еще раз оглядел молодых учительниц и решил остановиться на Татьяне. Она показалась ему помягче.
— Как вы думаете, девушки… — осторожно начал Макаров и понял, что попал в точку.
Девушки зарделись от удовольствия. Не каждый день их так величают, все больше по имени и отчеству. Да и выглядели они старше своих лет. Намного старше. И он еще раз повторил, чтобы доставить им удовольствие и немного растопить ледок:
— Как вы думаете, девушки, за что убили вашу подругу?
— Грибову? — недоуменно спросила Виктория.
Он кивнул. Она почти возмутилась:
— Так мы не были никогда подругами, Дмитрий Викторович! Мы и Смотрову об этом сказали, когда он спрашивал. Мы общались в стенах школы, и все.
— Иногда вместе обедали, — быстренько вставила Татьяна и укоризненно покосилась на коллегу.
— Часто? Часто обедали вместе?
— Когда наши «окна» совпадали. — Виктория неодобрительно засопела в сторону Татьяны. — Такое бывало не часто — иногда раз в неделю, иногда два раза в неделю. А иногда и в две недели один раз.
— Она рассказывала вам о себе?
— Мало, — почти выкрикнула Виктория, — очень мало. Но мы были в курсе.
— В курсе чего?
— Что у нее роман с женатым мужчиной. — Глаза Татьяны зажглись запретным желанием посплетничать. — Что все там очень сложно.
— Конечно же, мы знали, что она после смерти отца унаследовала целое состояние. Не понятно только было, зачем она ходила в нашу школу? За такие гроши? Вы знаете, какие сейчас дети? За каждой партой не ребенок — это вам и юрист, и… Все права свои знают! И угрожают, угрожают! А она с улыбочкой, с радостью. Блажь все это, блажь и показуха! При таких унаследованных средствах!..
— Ой, не так все, Вика! Не так! — возмутилась вдруг Татьяна и оживленно тряхнула аккуратно подстриженной головкой. — Там с наследством какие-то сложности у нее были.
— В смысле? — не понял Макаров.
— Она будто бы не могла вступить в права наследования до какого-то определенного момента. Отец будто бы так подстраховался, чтобы дочь состояние по ветру не пустила.
— Погодите, погодите, а как же она тогда смогла фирму подарить своему жениху? И дом?
— Фирма и дом еще до смерти отца были переоформлены на Катю. Кажется, сразу, как она школу закончила, — наморщив лоб, вспомнила Вика. — Он все время мудрил с этим завещанием, призналась однажды Катя. Помню, как он приезжал к нам в школу и давал ей подписывать какие-то бумаги. Тоже какие-то ограничения.
— Один приезжал?
— Нет, почему один, — удивилась Виктория, — его водитель привез. Или охранник, не знаю точно. Такой лысоватый мужчина в годах. Крепкий, сильный. И нотариус с ее отцом был, все семенил рядом. Коротышка такой, рукава у пальто длинные. Смешно! Такие деньги гребет, а рукава пальто укоротить не может. Так я тогда подумала, — закончила она рассеянно.
— Может, это пальто он накануне купил, Вика! — возмутилась Татьяна. — Чего ты сразу? Главное, чтобы человек был хороший!
— Знаешь, Тань, встречают по одежке, — огрызнулась Виктория совсем непедагогично.
Макаров мысленно застонал. Ох уж эти училки.
— Девушки, оставим рукава нотариуса в покое, — миролюбиво улыбнулся он. — Вы мне вот что скажите: вам он не знаком?
— Кто? — одновременно спросили обе.
— Нотариус.
— Нет, конечно, — злобно фыркнула Виктория и сощурилась, сделавшись такой неприятной, что Макаров тут же пожалел детей, которых она учит. — Мне наследовать нечего! И оставлять нечего! Это вон Танька с ним о чем-то шушукалась, ее и спрашивайте. Хотя вообще не понимаю, при чем тут нотариус? Что за вопросы? Он был с Катиным отцом в нашей школе задолго до его кончины и очень задолго до ее гибели. При чем тут нотариус?