бы слились в жарком поцелуе.
Первый нормальный секс в этом мире, был слегка смущающим. Катя оказалась слегка девственницей, но я сделал всё, чтобы её первый раз принес море удовольствия. Не зря у меня было столько суккуб и даже высшая затесалась.
— Да кто там ещё, — кто-то опять долбил в дверь и я пожелал ему разбить об неё голову.
Катя накинула свой халат обратно и благодарно поцеловала меня в щеку. Я тоже натянул своё полотенце и открыл дверь, за которой стояли два амбала в форме имперской особой полиции.
— Рю Соколов? — спросил правый мужчина.
— Ну да, — кивнул я.
— Вы арестованы за подделку удостоверения личности аристократа империи, — сказал левый мужчина, чем вызвал у меня нешуточное удивление.
Неужели у меня дома был обыск и кто-то откопал те самые документы? Другого варианта здесь просто нет.
Глава 24
Сижу-у-у-у-у я-а-а-а-а в темнице-е-е-е-э-э-э, сыро-о-о-о-о-й! — протяжно протянул я песенку.
— Заткнись! Тварь! Ненавижу! Закрой свой поганый рот! Ты! Говно! Жопа! — бесновался какой-то мужик в соседней камере.
Не понимаю, чего это он… Я ему тут культурные мероприятия устраиваю, а он почему-то орет. Подумаешь, я кроме этого куплета ничего больше не знаю. Вот и пою одно и то же уже несколько часов подряд.
У мужика уже форменная истерика, и уже даже головой об дверь бился, но ему это не сильно помогло. Просто минут через двадцать пришли надзиратели, намяли ему бока и свалили. Ну а я продолжил экзекуцию… Точнее занятия вокалом, да.
Вчера меня очень резво повязали, даже не дав одеться. Полотенце упало на пол, и два молодчика потащили меня с голым задом через всю академию. И если в том крыле, куда нас заселили, людей, кроме нас, не было, то вот дальше мы оказались в толпе студентов.
Хлеба и зрелищ — вот что нужно народу. А вместо этого они получили мой голый зад и болтающийся член.
Вскоре меня дотащили до полицейской машины и, затолкав в неё, с ветерком довезли до полицейских казематов. Закинув меня в камеру, конвоиры куда-то ушли.
Что сказать о моём новом жилище? В отличие от комнаты в академии, тюремной камере я не поставлю больше, чем две звезды из десяти.
Два на три метра. Голый бетон с вмурованными в стену нарами из железа, на которых даже матраца не было. Такой же столик и стул. Даже при большом желании их не выдрать. Небольшой умывальник в углу, из крана над которым тихо капала вода. Рядом отхожее место в виде дыры в полу.
Окно закрыто плотной решеткой и сеткой, а стекло настолько грязное, что свет еле пробивается в камеру. Благо под потолком две вмурованные в него лампы за бронированным стеклом. Яркие настолько, что даже если отвернуться и закрыть глаза, их свет все равно пробивается через веки.
«Интересно девки пляшут», — хмыкнул я и уселся на хладный металл.
Задницу обожгло холодом, но это даже не смешно. Я и на полу могу вздремнуть, не говоря уже о такой удобной кроватке.
Улегшись спиной на прохладный металл, я закрыл глаза и вскоре задремал. Проснулся от лязга тяжелого засова. Дверь распахнулась, и в проеме нарисовалась миниатюрная блондинка в полицейской форме, а рядом стоял амбалистый охранник.
— Почему подозреваемый находится в таком виде? — спросила женщина.
— Так эта… Никаких указаний не было…
— Ну так я даю тебе указание! Принеси подозреваемому одежду!
— Так эта… Склад не работает…
— Думаешь, меня это волнует? Бегом!
— Ща всё будет, госпожа! — Громилу сдуло, и мы остались с девицей один на один.
Я даже не пошевелился, продолжая лежать на нарах и болтать закинутой на вторую ногу ногой.
А что мне ещё делать? Прошлый раз за мной пришли два сильных эксперта. Я бы мог попробовать их раскидать, но зачем? Я законопослушный гражданин!
Эта же женщина была минимум на уровне мастера. Я чихнуть не успею, как она согнет меня в бараний рог.
— Рю Соколов? — спросила она после недолгих игр в гляделки.
Я был спокоен, как удав, переваривающий кролика.
— Угу, — лениво ответил я.
— Анна Петровна, старший следователь по особо тяжким преступлениям тринадцатого отдела полиции города Москвы, — представилась женщина. — Не против, если я вас немного потесню?
Я пожал плечами. Эти игры в напускную вежливость начали утомлять меня с первой секунды.
Тем временем блондинка зашла в камеру и привычно уселась на вмурованный в пол стул, после чего положила на стол небольшую синюю папку для бумаг.
— Итак, господин Соколов, вы обвиняетесь в очень тяжком преступлении, а именно в подделке документов аристократа империи.
— Хм, — высказал я отношение к её словам.
— Вам есть что сказать? — проигнорировала она моё высказывание.
— Нет, — улыбнулся я, беззастенчиво рассматривая ножки следователя.
Её юбка была явно короче положенного, так что в полной мере смог рассмотреть её стройные ножки в чёрных чулках. А вот трусики были белыми…
Поняв, куда я пялюсь, женщина резко вильнула попкой и повернулась боком, перекрыв весь обзор.
— Вы понимаете, что вам грозит от двадцати лет до пожизненного?
— Сомневаюсь, — фыркнул я.
— В вашем доме были обнаружены документы на имя…
— Простите, но у меня нет дома, — перебил я женщину.
— Как это понимать?
— Мне семнадцать, почти восемнадцать даже. Пусть у меня и было уже малое совершеннолетие, но недвижимостью мне запрещено владеть. Так что дома у меня нет, а тот, который есть, принадлежит моей матушке.
— Это не меняет того, что на найденных документах были обнаружены ваши отпечатки пальцев.
— Которые не могут служить доказательствами с одна тысяча восьмисотого года, — усмехнулся я. — Война мимиков, помните?
Был тут один род с даром, позволяющим принимать чужой облик. Дел они наворотили тогда много, за что их и истребили, но на всякий случай перестали считать отпечатки пальцев за неоспоримую улику, ибо подделать их может даже простой маг.
— Вы правы, — кивнула блондинка. — Это лишь косвенные улики, но они указывают только на вас.
— Указывают, не указывают… Вопрос в другом. А что, собственно, полиция забыла у меня дома?
— На вас поступил анонимный донос…
— И наша доблестная полиция сразу ломанулась обыскивать мой дом, — усмехнулся я. — Протокол обыска, я, конечно же, не могу посмотреть?
— Почему же? Вполне можете, — кивнула блондинка и протянула мне несколько листов, на которых убористым почерком был записан полный протокол обыска. — Это копия, разумеется, так что не пытайтесь их уничтожить.
— Бывали случаи? — поинтересовался я.
— Всякие, — криво усмехнулась женщина. — Чаще почему-то пытаются съесть любые документы. Один раз я забыла папку в камере и, вернувшись, узрела, как подозреваемый доедает бумагу. А там страниц двести было…
— Бедолага, — покачал я головой.
Читая протокол и опись имущества, я всё больше и больше удивлялся. Дом и правда обыскивали, и нашли мои документы, о которых практически никто не знал. Может, меня сдал бывший школьный товарищ? Как вариант. Точнее других вариантов, в принципе, я не видел.
— Обыск проходил без понятых, — сказал я, дочитав бумагу до конца. — В таком случае он считается недействительным.
— Бросьте, — отмахнулась женщина. — С такими серьезными уликами против вас судья даже не посмотрит на это.
— О! Вы утверждаете, что судья закроет глаза на нарушение моих прав?
— Вы должны понимать, почему подделка документов карается столь строго. А когда это подделка документов аристократа, то такие мелочи перестают что-то значить.
— Мелочи? — усмехнулся я, глядя в голубые глаза следователя. — Полицейские захотели получить себе парочку звезд на погоны и подбросили мне улики, после чего провели обыск в нарушение всех законов. А теперь вы мне говорите, что на это закроют глаза. Не вижу дальнейшего смысла в разговоре. Можете также нарисовать мои признательные показания, как и подпись на них.
— Не буду настаивать, — пожала плечами женщина. — Чистосердечное признание могло бы служить смягчающим обстоятельством. Вместо каторги судья может ограничиться всего пятью годами тюрьмы.
Я ничего не ответил на это. Досмотрю этот фарс до конца и свалю отсюда. Нужно выяснить, кому потребовался простой школьник. Уж слишком всё похоже на наспех сляпанную подставу.
В пользу этой версии говорит то, с какой скоростью меня нашли, стоило мне появиться в цивилизованном мире.
Мы назвали свои имена ректору, но уж слишком быстро полиция спохватилась и, роняя штаны, прибежали за мной. При условии, что следствие вела полиция в Японии, а задержали меня в Москве…
Нет, это очень подозрительно. Я вроде не переходил дорогу тем, кто мог столь сильно повлиять на государственные структуры.
Предположений у меня нет, поэтому будем ждать и отдыхать.
Следователь больше ничего не сказала и молча покинула мою камеру. Вскоре явился амбал и закинул в камеру набор серых вещей. Тонкая рубаха, штаны и тапки. Щедро.
Через несколько часов меня покормили, и я опять уснул. Проснулся от очередного стука окна в двери. Принесли тюремную баланду, которую есть можно было только через силу.
Спустя ещё пару часов я запел от скуки, чем и вывел из себя соседа. Тот бесновался, что-то орал, но мне было наплевать. Как и охране, которая на мои рулады не обращая внимания, а вот соседа оприходовали дубинками.
— Соколов, на выход! — появившийся в открытых дверях охранник очень злобно глядел на меня.
А его чем я обидел? Интересно…
— Я запомнил тебя! — вновь заорал мужик из соседней камеры. — Соколов, я найду тебя и вырву твой поганый язык, а в глотку налью расплавленного свинца!
Искалка не выросла.
Охранник повел меня по серым и мрачным коридорам, давая рассмотреть казематы во всей красе. Камер было много, и все они являлись одиночными.
Дальше мы поднялись по лестнице, прошли пару постов охраны, и я оказался в более светлом коридоре. Тот тоже был в серых тонах, но вместо бетона на стенах была краска, а пол устилал отполированный гранит.