О том, кто перекрыл ему путь, Сото догадался, когда фара Торо осветила внедорожник и рисунок на его дверце. На «Хантерах» в Святой Европе ездили лишь Охотники Инквизиционного Корпуса, о чем лишний раз свидетельствовал красующийся на автомобиле герб их зловещего Братства.
Дверцы «Хантера» распахнулись, и из него выпрыгнули два Охотника в кожаных плащах и серых беретах. Оба сжимали в руках помповые карабины, нацеленные на мотоциклиста. Сото не выключал двигатель, все еще надеясь, что произошло недоразумение и он не тот, кто нужен этим серьезным парням, что могут безнаказанно пристрелить любого, даже за непроизвольно резкое движение.
– Глуши мотор! – рявкнул один из Охотников, качнув для пущей убедительности стволом карабина. – Быстрее!
Сото подчинился, щелкнул тумблером зажигания, после чего единственным источником света в округе остались затемненные фары стоявшего поперек дороги «Хантера». Впрочем, темнота продержалась недолго: не успел еще тирадор к ней привыкнуть, как в лицо ему ударил слепящий луч аккумуляторного фонаря – немыслимо дорогой игрушки, доступной опять же лишь Охотникам и представителям прочих силовых структур. Сото зажмурился и прикрыл глаза рукой.
– Подними руки! – крикнул держащий фонарь Охотник, а второй, не опуская карабина, приблизился к задержанному и рассмотрел его с близкого расстояния.
– Он? – спросил напарника Охотник с фонарем.
– Он самый! – довольно проговорил тот. – Чуть не удрал! Тот придурок на «трещотке», которого днем повязали, таким его и описывал…
«Значит, Рауль до Мадрида не добрался…» – с сожалением подумал Сото о посланном им за сеньором соглядатае.
– Руки за голову! – приказал Охотник с карабином. – Медленно слезай на землю и становись на колени! Дернешься, и тебе конец!
В действительности все оказалось гораздо хуже, чем до этого представлял себе Сото. Охотники не просто арестовали сеньора, но и обложили асьенду. К тому же, исходя из случайно оброненной ими фразы, их по какой-то причине интересовала личность старшего тирадора дона ди Алмейдо. Видимо, этим и объяснялось пристальное внимание Гонсалеса к Мара. Сото тоже был обречен на арест, а парни в серых беретах только и ждали, когда он покинет асьенду, чтобы проделать все без лишнего шума.
Сото совершил на своем веку немало беззакония, причем такого, за которое ему давно светила виселица, но он никогда еще не вступал в открытый конфликт с Инквизиционным Корпусом. Однако правильно говорили люди: сколько веревочка ни вейся, конец найдется все равно. Наивный Мара, он считал, что в его силах предусмотреть все до мелочей, поэтому злодеяния будут сходить ему с рук постоянно. Две прямые, два пути – путь Сото и путь тех, кто всегда ему незримо противостоял, – наконец-то пересеклись…
Схватка была неизбежна – тирадор не мог позволить себе угодить в лапы недругов, не выполнив приказа. Сото ничем не выказал, что готов к схватке, лишь внимательно наблюдал за противниками, которые считали, что контролируют ситуацию, и потому вели себя достаточно самоуверенно. В этом заключается слабое место многих представителей силовых структур: редко кто осмеливается бросать им вызов без оружия в руках; отсюда и вытекает заблуждение Охотников в собственной непобедимости.
Вместо того чтобы дожидаться, пока задержанный опустится на колени, Охотник с карабином закинул оружие за плечо и, понадеявшись на прикрытие товарища, полез в карман, очевидно за наручниками. За ними или нет, Сото не выяснил, поскольку, едва он сошел с мотоцикла, в один прыжок очутился рядом с Охотником и нанес ему молниеносный удар кулаком в голову. Тот самый коронный удар, который был опробован им в юности на турнирном бойце Бенни-Плетке.
То, что сработало на матером рукопашнике, на человеке, привыкшем больше воевать винтовкой, нежели кулаками, сработало и подавно. Охотник без чувств растянулся в пыли, так и не вынимая руки из кармана. Сото тем временем резво отпрыгнул в сторону, заботясь, чтобы выстрел другого Охотника случайно не зацепил ни его, ни Торо.
Второму Охотнику пришлось спешно стрелять из карабина одной рукой, так как в другой он удерживал фонарь, который отбросить даже не подумал: разобьется – не расплатишься. Карабин весил немало, и выстрел получился неприцельным. Тяжелая пуля рассекла воздух в метре от головы Сото и угодила в скалу, потом с противным звуком срикошетила от нее и унеслась в неизвестном направлении. Передернуть заряжающий механизм помповика одной рукой было для Охотника весьма проблематично, впрочем, он все равно не успел бы этого сделать – рядом с ним уже находился Мара с занесенным для удара кулаком…
Охотник зря переживал за свой фонарь – упав на землю, тот нисколько не пострадал. Чего нельзя было сказать о его хозяине, на время потерявшем сознание и навсегда – передние зубы. Замерев над телом поверженного противника, Сото обвел взглядом освещаемое уцелевшим фонарем поле боя, после чего посмотрел на свой кулак, поморщился и лизнул рассеченные о зубы Охотника костяшки. Бросить вызов самым грозным врагам в Святой Европе оказалось не так уж и сложно…
Ближайшие полчаса Охотники в себя не придут – это точно, убойную силу своего неотъемлемого оружия Сото Мара изучил неплохо. Но дабы перестраховаться, он открыл капот «Хантера» и вырвал из двигателя провода зажигания. Неплохо было бы вдобавок также слить ценный бензин, но бак у Сото был полон, да и драгоценное время терять не хотелось. К тому же, того и гляди, из-за поворота вырулит грузовик торговца или нарисуются собратья этих неудачников.
Правда, кое-какой трофей Мара все же прихватил: за такой дорогой фонарь можно было выменять у байкеров либо искателей много чего полезного. Сам Сото фонарями не пользовался – тьма нравилась ему гораздо больше…
– Тебя не было в общине больше недели! – возмутился Лоренцо, когда Луис, или как он сам пожелал с недавних пор именоваться – Сото, – предстал перед старшиной после длительного отсутствия, исхудалый и небритый. – Где ты шатался все это время?
– Мне надо было подумать, – буркнул Сото. – Высчитай прогулы у меня из жалованья… Или даже высчитай все жалованье, только, пожалуйста, ни о чем не спрашивай.
– Я не принимаю такой ответ, – не согласился Гонелли. – Ты член общины и не имеешь права покидать ее без предупреждения. Последним тебя видел старый пердун Хосе, когда ты забирал у него со склада какие-то книги. Твоя отлучка связана с ними?
– Прошу тебя, давай поговорим позже, – Сото был крайне необщителен, что случалось с ним довольно редко. – Я устал и хотел бы выспаться – завтра на работу.
– Работа столько дней двигалась без тебя, потерпит еще один. Даю тебе на завтра выходной, только я обязан узнать, что с тобой происходит.
Ругаться с Лоренцо не хотелось – все-таки он был прав, и Сото не должен был держать старшину в неведении относительно места своего пребывания.
– Ничего не происходит, – раздраженно ответил Сото. – Просто… даже не знаю как объяснить… Ты никогда не приходил к мысли, что тот образ жизни, которым ты живешь, – не для тебя; что ты достоин чего-то… совершенно особенного?
– Да десятки раз я хотел махнуть на все рукой, забрать семью и податься на все четыре стороны, – признался Гонелли, довольный тем, что блудный общинник снизошел-таки до разговора. – Однако что дальше? Ну осяду в другом месте; а кто сказал, что там будет лучше? Барселонская Особая, дружище, далеко не самое худшее место в мире, и с годами я понимаю это все сильнее и сильнее. Для такого человека, как я, наша община – просто дар свыше. И ты в свои годы ничем не отличаешься от меня, уж поверь. Так что смирись, обзаведись семьей, и вот увидишь – очень скоро мысли «о лучшей доле» сами перестанут тебя одолевать.
– Наверное, не получится, – вздохнул Сото. – Я не такой, как ты и твои друзья. Я – другой. Не только внешне, но и внутренне. Ваши праздники, ваши обычаи, ваш жизненный уклад… Я до сих пор чувствую себя гостем в вашей общине.
– Я не ослышался: ты сказал «в вашей»?
– Видимо, так. Не могу сказать «в моей», а притворяться, ты знаешь, я не очень-то умею.
– Вот уж не думал, что через семь лет твоего членства в общине услышу от тебя такое… – обиженно проговорил Лоренцо. – Ну ладно, сказал бы ты мне это поначалу, но теперь, когда каждый из нас считает тебя чуть ли не родным братом…
– Извини.
Гонелли хмыкнул и отвернулся.
– Кем же тогда ты себя считаешь? – спросил он после минутного молчания. – Вечным Бродягой, как байкеры, с которыми ты, кстати, последнее время что-то сильно спелся?
– Нет, я не хочу быть байкером, – возразил Сото. – Обычаи байкеров мне чужды. Я хочу жить так, как жили мои предки – по тем же принципам и законам.
– Так живи себе на здоровье! – воскликнул Лоренцо. – Кто мешает тебе здесь, в общине, соблюдать свои принципы? Можешь даже поклоняться своим древним богам, но только чтоб никто этого не видел. Поверь, более демократичного старшину тебе во всей Святой Европе не встретить.
– Да я пока никуда и не ухожу, – ответил Сото. – Куда мне еще идти-то?..
– Но судя по твоему настроению, ты уже недалек от того, чтобы помахать дядюшке Лоренцо ручкой, – пробормотал старшина. – И вообще, что это за принципы такие, если они мешают тебе нормально уживаться с людьми?.. Постой-ка, я кажется догадался: ты заболел очередной книгой! Верно? Я прав?
Сото не ответил: Лоренцо редко оказывался не прав, а своего младшего товарища он и подавно видел насквозь.
– Не хочешь посвятить меня в прочитанное? – полюбопытствовал Гонелли.
Сото помотал головой: последуют ненужные комментарии и советы, в которых он сегодня не нуждался. Да и кому понравится, если посторонние вдруг возьмутся обсуждать приходящие к нему письма откровенного содержания? А то, что прочтенное недавно Сото «послание через века» предназначалось лишь ему и никому больше, он не сомневался, ибо кто из его знакомых мог бы по-настоящему оценить эти строки?
– Ну как знаешь, – махнул рукой старшина. – Однако после того турнира, когда ты сменил имя, ты пугаешь меня