– Видела, какие у него предпочтения…в постели. И они для меня неприемлемы. К тому же, он угрожает мне, что убьет меня. Солгу, если скажу, что не мечтаю увидеть его на скамье подсудимых.
– Хочешь, я попробую это устроить? Но нужно время. И помощь. И веские причины.
– Того, что ваша семейка держит меня в рабстве, недостаточно? Вы все сообщники преступления.
Трой глухо рассмеялся.
– Это законно. Ты вещь, тебя купили. Собственность. Ты сама продалась, но суть не в этом. Я просто надеюсь, что ты будешь благодарна, мы посадим его, и хорошенько отблагодаришь.
– Ты помешанный? У тебя девушки нет?
– Они – не ты.
– Кто «мы»?
– Те, кто хочет, чтобы Кай лишился всего, что у него есть. Но это невероятно сложно.
– Не боишься, что я все расскажу ему о нашем разговоре?
– Ты не расскажешь. Он умело запудрил тебе мозги, но, девочка, ты умная. Головой понимаешь, что его лучше изолировать от общества. Какой уж тут сенат. Но людям он зубы заговорить сможет. Если не испортить его репутацию снова, его уже ничего не остановит. Ты говоришь, что он угрожал тебе. На словах? Надо записывать такое, детка.
Не говори ему. Не показывай ему записку.
– Он написал это в записке, – чуть не плача, рассказываю Трою. Я предательница.
Предательница.
– Она есть у тебя? Ты должна отдать ее мне. Если хочешь помочь и себе, и мне.
– Барт знает о том, что ты хочешь посадить его внука?!
– Барт такой же, как и все Стоунэмы, – Трой крутит пальцем у виска. – Ты не знала?
– О чем?!
– Не важно, – он наклоняется ко мне и говорит шепотом. – Оставь мне записку под крышкой фортепиано до послезавтра. Мне нельзя подходить к твоей комнате. Если записки не будет – на спасение можешь и не рассчитывать. Даже если я посажу Кая в тюрьму, я сделаю все, чтобы его вещи достались мне. Может, я и не такой садист, как он, но и пять миллионов за вечер я на шлюху тратить не буду, – он усмехается и проводит языком по внутренней стороне щеки.
Так мерзко. А потом уходит, небрежно посвистывая.
Этот дом полон чертей и бесов. Все дело в доме, в обстановке. Потому что этот бес теперь есть и во мне.
Внутри меня тоже сидит демон.
***
Кай сделал мне еще один подарок. Уму не постижимо. И этот подарок угодил в самое сердце…такая мелочь по сравнению с кулоном, но я была готова визжать от счастья.
Это был блокнот, обтянутый бордовой кожей. Слава Богу, вещь не была усыпана брильянтами. Блокнот даже закрывался на замок, который сломать никакого труда не стоило, и все же я оценила его попытку оставить мне личное пространство.
Не знаю, к чему начались все эти подарки. Какой в этом смысл? Кай ясно дал понять, что я одна из его шлюх и что меня ждет.
Я уже так спокойно об этом рассуждала и думала…о том, что буду принимать участие в какой-то новой и дико извращенной игре от Кая и его окружения. Аукцион. Черная папка.
Я больше не боялась этих вещей.
Потому что помнила, что говорил Кай, и его слова звучали искренне.
Скажи что-нибудь. Поклянись, что никогда не будешь такой дикой с другим.
Я по-настоящему не верила, что он добровольно может отдать меня в лапы другому. Мужчины, подобные Стоунэму дикие собственники. Они сдвинуты на том, чтобы заполучить себе что-то, а потом с гордо поднятой головой горланить «моя» или «мое».
А я что из этого? Я для него одушевленный предмет?! Я уже не знала.
Но когда мы летели в Австрию, я не удержалась. Кай пил виски (больше, чем обычно, будто нервничал), и иногда поглядывал на меня, пока я писала о своих чувствах в дневнике.
Писать. Я могла бесконечно писать, и это приводило все мои мысли в порядок. Когда я выливала очередную порцию негатива на бумагу, мне казалось, что этого со мной не происходило. Что этого не было…я описала в дневнике все свои страдания, всю свою боль – в особенности описала то, что чувствовала, когда Кай меня насиловал. Когда приставил пистолет к моему виску, чтобы оттрахать в рот.
Не думаю, что Стоунэм станет это читать. Он смотрел на дневник с полнейшим равнодушием. Или, на худой конец, «Пусть пишет. Чем бы дитя не тешилось…».
Но мне было приятно. Что Кай подарил мне то, в чем я действительно нуждалась. А кулон по-прежнему тихонько меня душил…ощущать его на своей шее – это все равно, что чувствовать сжатую ладонь Кая на своем горле двадцать четыре часа в сутки.
– Он прекрасен, – шепчу я, когда мы переглядываемся в самолете. Прижимаю блокнот к груди и искренне улыбаюсь Каю.
Ну, пожалуйста. Перестань. Не будь агрессором.
К моему счастью, губы Кая дергаются. Он прячет улыбку за кулаком, глядя на меня исподлобья. Все-таки он помешан на подарках.
– На здоровье, киса. Ты заслужила, – он снова уходит в себя и снова глушит виски.
А это уже не очень приятно звучит. Насосала на блокнот и кулон. На путешествие в Дубай и Австрию. Я очень дорогая проститутка.
Эта мысль давит на меня жестче, чем давление в самолете.
– Зачем мы едем туда? И почему ты берешь меня с собой?
– Ты знаешь.
Конечно, знаю. Аукцион? Черная папка? Когда эти жестокие игры закончатся? Когда? Ведь я вижу…вижу, что Кай, порой, не так безнадежен и бездушен, как мне иногда кажется.
Я запуталась. Я не знаю, кто он…
Но самое ужасное, что я смотрю в свое отражение и уже плохо понимаю, кто я?!
– В прессе мои дела не афишируются. Я вложил в это очень много денег. Но у меня банковский и нефтяной бизнес. Это самые крупные, а так сеть ресторанов, клубов, по мелочи. В этих же кругах вертятся и люди моего уровня. Ясин, например. В Штатах мы собираемся не так часто, особенно когда дело касается не самых законных вещей, – он говорит это буднично-отстраненным тоном. – В другой стране я чувствую себя в безопасности.
– Ты, правда, хочешь стать президентом? – хихикаю я, отправляя шоколадную конфету в рот, и запиваю ее чаем. Кормят на борту, как в пятизвездочном отеле. Разумеется, мы летим в личном самолете Кая.
Жаловаться мне сейчас глупо. Я не рабыня…не рабыня…я что-то большее.
Тешу себя этими мыслями и надеждой.
– Это интервью? Журналистка, – фыркает Кай, глядя на мои губы. На то, как я облизываю шоколад. А потом он медленно так…невзначай переводит свой полный желания взгляд на кабинку туалета.
Мне становится душно. А между ног влажное пламя желания.
– Я бы задала тебе несколько вопросов.
– Валяй.
– Расскажи о самом ярком воспоминании из детства. Ну, что-то вроде похода в Диснейленд или Юниверсал Студио.
– Ты издеваешься? Я так давно был ребенком. Не помню.
– Все мужчины – большие дети, – хлопаю ресничками, как идеальная кукла.
– Мое детство – это сплошная черная дыра, которую я хочу забыть, – он снова, задумавшись, смотрит в окно.
Может, Кай пережил что-то страшное? Например, видел смерть своего брата? Поэтому он такой псих?
– Почему твои родители развелись?
– Леа, нарываешься.
– Ты сам сказал, что могу спрашивать.
– Они не развелись. Женаты до сих пор. Фактически.
– А где твой отец? Я слышала он пропал…
– Так и есть. Пропал. Но я знаю, что он жив.
– Не хочешь его найти?!
– Нет, – слишком резко отрезал Кай, начиная выходить из себя. Боже. Я начинаю выпускать зверя на волю…
– Прости. Просто хотела узнать тебя получше.
– Мама отправила меня к бабушке и дедушке, сюда, когда я был ребенком. Она осталась с отцом, но постоянно приезжала ко мне. Я был весь в учебе и спорте…
– Спорте?!
– Ага. Сокер, баскетбол…я капитанил, – без интереса вспоминает он, но это лишь по голосу. В отражении на стекле я вижу его взгляд.
– Ты везде всеми руководил? Везде-везде?
– Сколько себя помню, киса. Я не могу иначе. Люблю всех строить.
– Тебе нужно было в армию.
– По-твоему я не был? Киса, я политик. Конечно, я был в армии.
– Я не думала об этом…и кем ты был там?
– Пилотом.
– Ого, – честно говоря, у меня нет слов. Я в шоке от того, что Кай вообще отвечает на такие личные вопросы.
– Столько много всего…как ты не разорвался?! Как все успевал?
– Жил за двоих, – коротко бросает он, и я почему-то думаю, что он вспоминает о своем погибшем брате. – Давай, последний вопрос.
– Я видела твою маму. Она бросила твоего папу с твоим братом? Или…ушла от него, когда он умер? Ты помнишь его?!
– Это, блядь, три вопроса, – бесится Кай, но потом отвечает. – Я не помню брата. Ему было два года, когда я его видел в последний раз. Помню, что был рад его рождению. А мама… да. Она ушла от отца, когда Коул умер. Это все, что я знаю из ее уст. Я маленьким был и не помню деталей, – но мое журналистское чутье никогда не подводило меня. Я знала, что в этой истории есть некое белое пятно, которое я пока не знаю. Либо Кай что-то не договаривает, либо не знает всего сам.
– Спасибо, что поделился, – щебечу я. Как-то на душе паршиво. Грустно. Не буду спрашивать о том, как именно умер его брат…видно, что для Кая это больная тема. Еще бы. Мейсон для меня тоже больная тема. Но я люблю своего брата, каким бы он ни был. Мой первый защитник. Лучший друг. И опора…
Я не могла жить с мыслью о том, что он гниет в тюрьме. Не могла.
Глава 19
Лейла
Мы приземляемся в Австрии. Из окна я вижу огромные ветряные мельницы, красивые очертания скалистых гор, верхушки которых покрыты снегом. Еще в самолете я видела эту картину, и выглядела поверхность земли, как поверхность луны…
Чувствую, что здесь воздух куда чище и прохладнее. Кай одевает на меня короткую мягкую шубку, и я чувствую себя комфортно.
До сих пор не знаю, чего ждать от этой поездки. Но Кай вводит меня в курс дела уже в машине:
– Мы поселимся в загородном клубе-отеле. Территория огромна. Ты передвигаешься по ней только в сопровождении меня или охраны из пяти человек. Ясно? И я за тобой слежу. Даже не пытайся сбежать, – напоминает он, явно не понимая, что я уже не хочу сбегать. Не хочу, правда…если буду уверена, что он не одолжит меня своим друзьям и не будет заниматься со мной тем, что я видела на фото. – Живем в соседних комнатах. Так. Барт приедет на день позже. Завтра у нас вечеринка. Оденешь то, что я тебе скажу. Придут стилисты. Ты должна выглядеть дорого…