бы в восторженном поцелуе, а вам закатят пощечину. Ну как тут наладить? Как знать, на что идешь?
Для удобства взаимоотношений, чтобы не всегда из посеянного овса вырастала редька, можно прибегнуть к давно известному средству – группировке людей на определенные типы. Назовем, например, главные наши русские группы, старинной стройки, но прочно держащиеся:
Враль с раздутыми ноздрями.
Светлая личность.
Корявая старушонка.
Гимназист-грубиян.
Дама-патронесса.
Человек, который все знает (разновидность дурака).
Делец настоящий.
Делец-любитель.
Стремящаяся женщина.
Впрочем, всего не перечтешь. И даже строго распределив типы по группам, вы легко можете сбиться с толку, если не обладаете достаточным опытом.
Вот как вы, например, представляете себе корявую старушонку? Что-то старенькое, слезливое.
– Ох, милая моя! Была я вчера у заутрени…
Вот и ошибаетесь. Для корявой старушонки заутреня далеко не типична. Корявая старушонка говорит больше всего о туалетах.
– Хочу, милочка, прикупить к коричневой юбке чего-нибудь пестренького на рукава. Теперь вообще рукава в моде. Как вы думаете?
Корявая старушонка любит также давать советы в этой области.
– Взгляните на мою шляпку, – скажет она с гордостью, – другой подумает и невесть сколько за нее заплачено, а на самом деле сущие пустяки. Потому что весь материал у меня свой, а модистку я нашла такую честную, такую честную, что не только моего не украдет, а еще и своего приложит. Видите пряжечку? Это она дала. Уголочек сломан, ну да кто же будет приглядываться?
Вы смотрите в ужасе на нечто похожее на «буат а ордюр», что увенчивает седую голову корявой старушонки. Вы различаете кусочек застиранного кружевца, клок какой-то шерсти, заячью лапку, ленточку, кусок меди. Чего тут только нет! Разве что вставной челюсти. И над всем этим мусором (всюду жизнь!) дрожит маленький голубой цветочек.
– Да, – говорит старушонка, – нужно самой понимать в туалетах: тогда вас никто не надует. Вот теперь тоже принято лицо всякими кремами мазать. А что тут хорошего? Каждый крем, заплати за него хоть сто тысяч, непременно что-нибудь да содержит. Уж в этом вы меня не переспорите. Да они и сами не скрывают. А вот вазелин ровно ничего не содержит. Я вот сорок лет мажу лицо вазелином, и чисто, и духами не пахнет. Это все нужно понимать.
В медицине корявая старушонка свой человек.
Она твердо знает, что мягчит, а что ежит, и как в старину лечились люди, которые «не глупее нас были», а с другой стороны, не отрицает и всякие малопонятные новшества.
– Вот, говорят, доктор есть. Так он совсем не лечит, а почешет чем-то себе в носу, и человек поправляется. И огромные деньги нажил.
Корявая старушонка следит за всеми событиями. Сны перемешиваются у нее с действительностью, но не затемняют ее, а, наоборот, выясняют.
– В Америке водку разрешили. Пусть. Мне-то что. Мне не жалко. А вот видела я во сне, будто какой-то румын сидит в Америке. Вот, значит, и сядут они со своей водкой. Война будет. Вот увидите.
Корявая старушонка скрипит и прихрамывает, но целые дни куда-то идет и идет. То ей нужно взглянуть на баржу Армии спасения, то на выставку искусственных ног, то на лекцию по противогазовой обороне, – всюду, где только двери открыты, корявая старушонка влезет, оттолкнет вас локтем и сядет в первый ряд.
– Слушала я этого, как его там, философа. Плетет не плетет, ничего не разберешь. Чуть не заснула. Кант да Кант, а чего Кант – и сам не знает. Надо дело делать, а не Канта болтать. На словах-то все хороши, а как до дела дойдет, так их и след простыл. Такое ли теперь время, всюду шомаж. Тоже выдумали.
Корявая старушонка может быть даже очень состоятельной. Это дела не меняет. Она может быть и образованной – это тоже дела не меняет. Она не может быть только умной.
Она входит в салон жизни через черный ход, впитывает душой кухню, коридор, столовую. Она знает о картине, сколько за нее заплачено, о концерте – почем был билет, об артисте – изменяет ли он жене, а каким он голосом поет или на чем играет – это уже не ее сфера.
Такова, приблизительно, корявая старушонка.
Если вас столкнет с ней судьба и вам удастся определить, к какой группе данная особа принадлежит, вы избежите многих ошибок.
Действовать с корявой старушонкой (чтобы овес не родил редьку) нужно очень осторожно.
Прежде всего, по возможности, ничего ей не говорить, потому что она совершенно лишена способности понимать человеческую речь.
– Вот, – скажете вы, – собираемся открыть приют для детей.
– Ох, уж только не для детей, – скажет она. – Дети вырастут, а потом что?
– А потом новых.
– Это значит – все меняй да корми. На этом тоже много не заработаешь.
– Да ведь это не для наживы, это будет благотворительное учреждение.
– Ну вот, тоже нашли время. Теперь всюду такая бедность.
– Так вот поэтому-то и занимаются благотворительностью.
– Благотворительностью можно заниматься, когда делать нечего. А когда кругом беднота, так тут работают.
– Кто?
– Да все.
– Так ведь теперь кризис, безработица.
– Кто не хочет работать, тому всегда безработица. Я вон вчера пришла домой, вижу, у диванчика аграманчик оторвался. Так не поленилась, а взяла да пришила. Кто хочет работать, тому всегда работа найдется.
Или такой разговор.
– Какой у вас плохой вид! – скажет старушонка.
– Голова болит.
– Гулять надо! – крякнет старушонка. – Свежий воздух здоровее всего.
– Не могу гулять – работы много.
– А вы работу бросьте да погуляйте.
– Брошу работу – со службы выкинут.
– Ну и пусть. Здоровье важнее всего. Здоровая голова важнее всякого жалованья.
– А куда я эту здоровую голову ткну, если у меня денег не будет?
– Ну, знаете, и через золото слезы льются.
С корявой старушонкой разговаривать нельзя. Все ваше внимание, если она как-нибудь влезла в вашу жизнь, должно быть направлено на то, чтобы ни о чем ей не проговориться, чтобы она ничего о ваших делах не знала.
Если вас направят к ней по какому-нибудь делу – благотворительному или иному, – вот, мол, скажут, богатая дама, может быть, заинтересуется и будет полезной, – приглядитесь внимательно, и если поймете, что перед вами корявая старушонка, бегите скорее прочь. Если что-нибудь, не разглядев толком, успели сболтнуть – берите слова назад, заметайте следы. Иначе овес родит редьку.
Из тех, которым завидуют
В два часа ночи ее разбудил резкий звонок.
Она вскочила, не сразу поняла, в чем дело. На новом месте всегда так все неладно идет.
Звонок повторился, продолжительнее, настойчивее.
– Ага! Больная звонит. Бегу!
Наскоро накинула свой белый халат, побежала вдоль коридора, застегиваясь на ходу.
В коридоре темно, все двери заперты. Где же ее спальня? Здесь, что ли?
Ткнулась в какую-то дверь. Пахнуло спертым воздухом, кто-то пискнул. Нет, здесь, верно, горничная.
Звонок затрещал снова, раздраженно и злобно. На минутку остановился и потом уже затрезвонил, не переставая.
– Боже мой! Да что же это? Эх, надо было с вечера двери пересчитать.
Но вот мелькнула узкая полоска света. Здесь.
На широкой кровати, широко раскинув тонкие руки в длинных зеленых перчатках, лежало странное существо. Лица у существа совсем не было. Там, где бывает лицо, виднелась только какая-то розовато-серая не то каша, не то глина. Пять дырок обозначали глаза, две ноздри и рот. Рот зашевелился и сказал по-английски:
– Нерс, я вас завтра выгоню.
– Простите, я не могла найти дверь. Вам что-нибудь нужно?
– Мне нужно знать, как вас зовут. Я забыла.
– Лиза.
– Лиза. Мне не нравится Лиза. Я буду забывать. Я вас буду звать Квик. У меня была кошка Квик. Я не забуду.
– Вы меня звали? – сказала Лиза. – Вам что-нибудь нужно?
– Я же вам сказала, что мне нужно было вспомнить ваше имя. Для этого я и звонила. Можете идти. Я вас завтра выгоню.
Лиза пошла к себе. Отсчитала по дороге двери. Хорошо, что ее дверь осталась полуоткрытой, а то бы она, наверное, не нашла свою комнату.
Что же теперь делать? «Я вас завтра выгоню». Ведь это же ужасно! Значит, опять сидеть без места, и денег ни гроша. Вот не везет! Десять месяцев тому назад дежурила у больного старика в отельной комнатушке, спала на полу, схватила воспаление легких. Провалялась три недели, пришла к старику за деньгами – ни старика, ни денег.
– Сын за ним приехал и увез в Берлин.
Потом искала места. Знакомый доктор, милый человек, всегда дававший ей работу, разводил руками:
– Ничего, голубчик, для вас нет. Настала самая злокачественная эпидемия здоровья. Надо подождать.
Вот и ждала.
Наконец прибежал как-то знакомый шофер. Ему сказали, что богатая американка ищет русскую сиделку. Предупредили, что долго там не продержаться, но попробовать можно.
Обрадовалась, побежала.
Дом оказался очень странный. Восемь человек прислуги, и никто ничего толком не знал. Больная оказалась совершенно здоровая, но, по объяснению прислуги, так перепилась, что совсем спятила. Теперь ее пять докторов лечат. Ей семьдесят четыре года, это всем известно. Прислуга меняется каждый день. Живет американка одна. Три автомобиля, два шофера. Всех замотала. Ни днем, ни ночью покоя нет. Месяц тому назад прогнала последнего любовника и совсем одурела.
Пока велась эта беседа, по всему дому звонили звонки, хлопали двери, бегали люди.
Вошла молоденькая горничная, растерянная, с красными пятнами на щеках. За ней прибежала пожилая дама, очень почтенного вида, очевидно, домоправительница. Тоже растерянная.
– Мари! Где Мари? Ах, вот Мари! – обратилась она к молоденькой горничной. – Приготовьте сейчас же серое платье. Мадам хочет…
– Я уже не буду, – отвечала Мари. – Она меня только что выгнала.
– Ну, в таком случае, я пошлю Жаклин, – ничуть не удивилась домоправительница. – А это новая сиделка? Идемте, я вас провожу к мадам.