Я спустилась в холл ровно в тот момент, когда в дверь постучали.
Голицын действительно был один. Спокойный, подтянутый, только смотрел так пристально-пристально.
– Чем обязана? – спросила я, поздоровавшись.
– Думаю, нам есть о чем поговорить, – улыбка тронула губы трибунальщика, – без свидетелей.
Я вгляделась в лицо Голицына. Он был безумно хорош собой… Вот только при этом – и безумно опасен. Молодой ведь, старше, конечно, Владимировны, но моложе меня самой. И – опасный.
Или – желающий таковым казаться? Шуйский вон напоминал мне медведя – спокойный до поры, уверенный, не пускающий чуть что лапы с когтями в дело. А этот кто? Не тигр, уж точно нет.
Лис. Лис, который пока мелковат для свары со зверьми покрупнее, но хитер и готов ждать момента. Проходящий мимо волк обнажит вдруг горло – и тогда атака будет быстрой.
Артур умел превращаться в лиса…
Я тряхнула головой, отгоняя непрошеные воспоминания, и указала гостю на дверь в столовую.
– Идемте, поговорим.
Сидеть за пустым столом – едва ли хорошая идея, потому я, едва Голицын сел, сама направилась на кухню.
«Ловец, проследишь, чтобы наш гость спокойно ждал?»
– Да без проблем, – белка приземлилась на скатерть напротив трибунальщика, севшего на предложенный стул. – И учти – тут плита запитана от Сосредоточия магии дома, никакого привычного тебе газа.
Вообще-то, если ты знаешь то же, что и я, то знаешь и то, что у нас были запитанные от Сердец устройства. Защитные. Нечего энергию на готовку переводить, с этим и баллоны справятся.
Доставать эти баллоны было тем еще развлечением… Алхимики газ-то гнали, а вот емкости приходилось добывать на заброшенных территориях. Потому что этот самый газ емкости влет портил.
– Я предупредил.
В целом – не зря. Просто потому, что без этой подсказки я местную «плиту» искала бы долго, недоумевая, почему в углу кухни одна из тумб подозрительно черного цвета, а в ее верхнюю часть вмонтированы какие-то медные квадраты. Собственно, эта тумба и оказалась плитой. Нужную температуру она давала быстро: я едва разобралась с тем, где чай искать, как пузатый расписной чайник закипел. М-да, а тут, конечно, еды маловато… Ну да ладно, надо еще Стефании перевести на продукты, а то какие-то мелкие сладости в ярких обертках – это смешно. Фантики по размеру едва ли не больше самой сладости…
Голицын меня, выходящую с подносом из кухни, встретил каким-то странным взглядом, и от предложения выпить чая отказался.
И что я – зря время тратила? Налила себе из чайника. И конфету достала яркую – хоть попробую, что ли. Как-то до этого они мне на глаза не попадались, да и Георг напоминал, что после «отравления стоит уделить внимание сбалансированному питанию без излишков сахара»…
Голицын настороженно следил за мной, словно я при нем распивала не чай, а что-то куда покрепче. Может, он на это рассчитывал? Вроде в подвале что-то подходящее имелось.
– Может, вы хотите выпить что-то алкогольное?
Голицын покачал головой.
– Боюсь, у меня еще есть дела. Увы, я несколько ограничен во времени, потому предлагаю опустить ненужные разговоры о погоде и перейти к основным вопросам, – он расстегнул пару пуговиц и достал откуда-то из внутреннего кармана форменного кителя небольшую медную пластину на цепочке, которую демонстративно положил на стол.
В астрале от меди шла непонятная рябь. Артефакт, но вот что делает, непонятно. Я уточнила у гостя:
– Что это за заклятая вещь?
– Шумодав. Я предпочитаю перестраховываться, если есть такая возможность. Никогда не знаешь, что кто как воспримет.
– Не врет, – заверил меня Ловец, почему-то на четвереньках подбираясь к артефакту и рассматривая ее со всех сторон.
Я кивнула, и трибунальщик активировал пластину. По астралу прошла волна, и вокруг нас с Голицыным появилась тонкая сфера из чистой энергии.
– Думаю, госпожа Ланская, вы знаете, по какому поводу я пришел, – глядя мне в глаза, проговорил трибунальщик.
– Предполагаю, что вы что-то выяснили насчет моего отравления.
Голицын склонил голову.
– Думаю, что так.
– И что же?
Трибунальщик улыбнулся. Одними губами и без всякой веселости.
– Вопрос в том, что выяснили вы, Ника.
– Ничего, – искренне отозвалась я. – Кроме того, что кто-то, судя по всему, не жалует мою семью.
Голицын свел кончики пальцев и некоторое время смотрел на меня. Не знаю уж, чего он хотел добиться: смутить или испугать, но не сумел ни того, ни другого.
– Не жалует, – трибунальщик отвел глаза первым. Впрочем, это было явным притворным отступлением, понятным даже мне с моим почти нулевым опытом всех этих генеральских игр, – более того, есть основания предполагать, что автокатастрофа, в которой погибли ваши отец и мать, была подстроена.
Здесь мне вроде как нужно было заинтересоваться и проникнуться возможностью найти напавших на семью, но я лишь кивнула. Голицына это явно сбило – мелькнувшее на лице удивление он сдержать не успел.
– Вы что-то об этом знаете?
Я покачала головой.
– Ничего, увы. Даже если и знала – то не помню, отравление повредило большей части моих воспоминаний. Но я думала об этом и пришла к выводу, что едва ли гибель родителей, потом исчезновение брата, потом нападение на меня – совпадения. Мы не богаты, не знамениты, и…
Трибунальщик улыбнулся. Искренне на сей раз.
– Думаю, Ника, вы мало информированы. В определенных кругах имена ваших деда и отца известны как имена весьма ярых противников новаторских исследований в области автономной машинерии.
«Автономная машинерия»… Отлично, просто отлично.
– Демонам не место в этом мире, – даже если это и была проверка, я не собиралась делать вид, что поддерживаю эти исследования, – и все, кто считают иначе, приближают начало конца, играя с тем, чего не понимают.
Улыбка Голицына стала еще шире.
– Я не ожидал другого от дочери Ланских. Скажите – чего вы ждали три года?
– Что?
– Три года между аварией и смертью Марфы Антиповой. Почему?
Вот значит как… Впрочем, я лгать не собиралась.
– Понятия не имею. Предположу, что коль мой род больше ничего не смог ей предложить, то она нашла себе новых покровителей, а теперь рассорилась с ними.
– Значит вы знаете, что она умерла. Откуда?
Я позволила себе усмехнуться. Голицын действовал как-то… Грубовато, что ли. Словно его заготовленные слова оказались не нужны, и теперь он шел на ощупь, по наитию. Ну или он хотел, чтобы я так думала.
– Я знаю, кто может заходить в дом. Одна из связей с Сердцем оборвалась совсем недавно. Единственная связь, тянувшаяся за пределы поместья.
– То есть вы не были сегодня в квартире Антиповой и опознавший вас жилец ошибся? Если мы проверим ваши отпечатки пальцев, то они не совпадут с теми, которые найдены в квартире? И если приведем сюда Меринова и его товарищей, то они на вас не укажут? Неплохо общаетесь с дубинкой, кстати. Для девушки.
Я едва удержалась от смешка. Это что – комплимент был? Или лесть? Или насмешка? Так или иначе – быстро законники работают, однако. Очень быстро.
– Вы ходили по местам преступлений, показывая мою фотографию?
Голицын покачал головой.
– Вовсе нет. Но когда стало ясно, что убита вассал вашего рода, то меня вызывали. Когда наряд рассказал, что находившийся в квартире человек вышел на балкон и спустился вниз, я предположил, что тут не обошлось без магии или безумия. Но все же решил для начала показать свидетелям вашу фотографию – и узнавание было безошибочным. Потому я и спросил: зачем вы ждали три года? Вы ведь напали на Марфу полгода назад, а до этого жили с ней в одном особняке… Что изменилось?
Хороший вопрос... Я только плечами пожала.
– Давайте начистоту: я, как представитель закона, не одобряю кровную месть. Даже с учетом того, что речь идет о вассале вашего рода. Если Антипова совершила преступление – она должна предстать перед судом. Если вы нашли доказательства того, что она причастна к аварии, то вы должны были обратиться в полицию, а не решать все самостоятельно. Блокировка магии вассала – это одно, убийство – совсем другое. Теперь вы – преступник.
Теперь улыбнулась уже я.
– Вовсе нет. У меня были к ней вопросы, но с ними я запоздала. Решила, что на эти вопросы ответит ее квартира, но и этого не случилось. Вы, кстати, выяснили, кто дал задание тем трем прекрасным законопослушным юношам? – я перешла в наступление. – Вместо того чтобы обвинять меня, лучше выясните, кто поручил им найти бумаги, и какие это бумаги должны были быть. Что-то мне подсказывает, что искали записи моего отца. Найдете того, кому эти записи были нужны – узнаете, кто замешан в его смерти.
Голицын подобрался.
– Почему вы уверены, что искали именно бумаги Владимира Ланского?
– Потому, что эта Марфа уже пробиралась в его кабинет, – отозвалась я.
Больше некому. Кабинет открылся мне как главе рода, но коль эта Марфа вроде была близка к отцу, он же ее Инициировал, и наверняка помогала ему в его «опытах», то и зайти туда смогла. Но, видать, с Лихом не справилась и бежала.
– Подробности? – трибунальщик впился в меня взглядом.
Я покачала головой.
– Стефания говорила, что там кто-то побывал, а больше – некому. Вот и все. Я зашла в квартиру Марфы, – об этом лгать бессмысленно. Со всеми этими «отпечатками пальца» в особенности, – но нашла там только ее тело.
– То есть не вы отдали ей приказ убить себя?
Я усмехнулась.
– Моя Печать – щитовая. Я не менталист.
– И вы никого не просили отдать такой приказ?
– Нет.
– И вы не вызывали демона, который…
– Вон! – рявкнула я.
Как он смеет обвинять меня в призыве?! Кем бы он ни был, этот идиот, этот…
Порыв ветра снес Голицына со стула и с грохотом впечатал в стеллаж. С проломленных полок посыпались тарелки и чашки, разбивавшиеся о закрывшую трибунальшика пленку щита.
– Вы явились в мой дом и обвиняете меня в связях с этими тварями?!