Олег сглотнул.
– Тебе это с рук не сойдет! Ты на всю жизнь останешься сумасшедшей! Отправишься в психушку!
– О, вовсе нет. Я как раз более чем нормальная – к твоему несчастью. И твои «Нити» на меня не действуют, а тот, кто поставил их – мертв. Ну и признание у меня есть. Хочешь послушать?
– Нет! Отпусти меня, припадочная! Ты не хочешь причинять вред! Ты будешь делать то, что я говорю!
В голове словно что-то взорвалось. Я ослабила хватку – и Хорошилов выкрутился из захвата. Выкрутился, метнулся в сторону…
И врезался в поставленный мной щит. Короткая команда Сердцу – и входная дверь захлопнулась прямо перед его носом. Теперь не сбежит, сволочь.
– Ну уж нет, ублюдок, – я медленно подошла к столу и вытащила хранившийся там скальпель. – Ты никуда не пойдешь. Стоять на месте!
– Пошла ты! Совсем сбрендила! Выпусти меня!
– Нет.
– Я приведу полицию – они тебя мигом утихомирят!
– Попробуй, – улыбнулась я, медленно приближаясь к Хорошилову со скальпелем в руке. – Правда, они тебя не услышат, да и заняты пока. А ты – в моих руках. И целым ты отсюда не уйдешь, – я вложила в эти слова всю ненависть к этому ублюдку, всю ярость, всю злость на то, что он собирался сделать с Владимировной. Превратить человека в безвольную куклу! – Отец меня много чему научил. Очень многому.
– Слушайся меня! Делай, что я говорю! Отойди!
От боли в голове потемнело в глазах. Ну уж нет, ублюдок. Я тебя отсюда не выпущу!
Я возвела вокруг Хорошилова щит. Физический щит…
Сейчас, когда крик Высшего не заползал в разум, когда боль и алхимия смели лишние эмоции в один большой ненужный комок, я могла чувствовать то, что делаю с помощью Печати на удивление ясно.
Печать – это преобразователь. Простой преобразователь. И ее с помощью я могу сделать то, что мне нужно. Окружить этого ублюдка щитами – и не дать ни одному его слову прорваться за их пределы. Ни одному звуку. Ни одному жесту. Щит ведь может быть не только физическим. Я могу создать преграду, не пропускающую… Ничего. Ничего из того, что пропускать не нужно. Даже слова. В особенности слова.
Я шагнула ближе – и сдавила щитами тело Хорошилова, притягивая руки к бокам и лишая его возможность издавать звуки. Он открыл рот – но не издал ни звука. Дернулся, покрывая себя энергией, активировал амулеты на шее, пытаясь разрушить щиты…
Но это – мой дом. Рядом – мое Сердце. И в моем доме будет так, как я хочу.
На Олега давила не только моя воля, не только моя сила, но и сила всех Ланских, всех, кто был до меня – и кто будет после. Этот ублюдок решил сделать из меня послушную куклу. Он, не скрываясь, пытался управлять мной в моем доме. И поплатится за это.
Щиты, поддерживаемые Сердцем, сжали его. Спеленали, самого превращая в куклу, не давая двинуться, не давая обратиться к Печатям. Сжали, сжигая амулеты, предназначенные для поглощения вреда… Но я не принесла никакого вреда. Пока.
– Ты – в моей власти, «женишок». Целиком и полностью. Ты решил, что сможешь управлять мной, а зря. В любом месте моего дома ты – в моей власти. Я сделаю все, что хочу. Причиню столько боли, столько захочу. Отберу у тебя магию, отрежу самое дорогое, – я шагнула ближе, поигрывая скальпелем, – и никто не поможет. Никто. А еще прокляну так, что никто не спасет. Здесь, в этой комнате, я убила твоего деда, продавшего себя демонам. А теперь послушай вот это.
Я включила запись. Запись разговора с Виноградовым – и запись его смерти.
– Твой дружок мертв. А видео того, как он, заигравшись, превращается в чудовище, уже у законников. Не у твоих купленных дружков, а в Тайной Канцелярии. Есть свидетель, знающий, что именно на тебя настроены Нити. Так что вся твоя семья отправится на плаху. А ты, лично ты, сегодня погибнешь от моей руки в муках. И ничего мне, безумной, не будет. И даже если и будет – ты об этом не узнаешь. Ты умрешь, умрешь в боли и страхе.
Последнее слово я выделила – и перевела глаза на появившуюся за плечом Хорошилова незнакомую Печать.
Что ж, стоит довериться белке. Выбора-то нет…
Нужно глубоко вздохнуть. Нащупать бегущую по телу энергию, и обратиться не к астралу, а к этой самой теплой силе. К тому, как она проходит по рукам, как двигается, как приближается к реальности, как преобразуется, проходя через нужный знак…
Пусть теперь этот блондин, решивший, что ему все можно, чувствует тот ужас, который вызвал его дружок-менталист. Решил, что можно сделать из Владимировны покорную куклу? Теперь пусть сам станет ей. А я с этой куклой поиграю.
Сжатый по рукам и ногам, не способный ни двинуться, ни закричать, Хорошилов лишь разевал рот – и смотрел на меня расширившимися от ужаса глазами.
А я чувствовала, как по телу течет энергия. Течет – и через руку, через ладонь, через нужный Преобразователь-Печать сначала несмело, а потом все больше и больше заполняет мир вокруг. Да, пока тело Владимировны не способно проводить много, но Преобразователь помогал добиться нужного результата проведения за счет точности влияния на реальность. Помогал окутать липким страхом мир вокруг. Помогал пробудить в Олеге Хорошилове, белозубом блондине в прекрасном костюме, тот ужас, что испытывает ребенок, вглядываясь в темноту, ужас, который чувствует младенец, когда рядом чужак – и никто не защитит. Ужас умирающего, проткнутого мечом. Ужас, наполняющий разум и заставляющий искать лишь одного – безопасности. И неважно, каким путем эта безопасность будет обретена.
Хорошилов сопротивлялся. Несколько мгновений светлые глаза смотрели с вызовом… А потом трус внутри победил. Победил, взял верх, заставил оконфузиться, стучать зубами, дрожать в холодном поту…
– Ты расскажешь все о том, как и когда заставил Виноградова поставить на меня «Нити», – холодно произнесла я, – ты ответишь на мои вопросы, когда я верну тебе голос, а после придешь и расскажешь все то же самое полиции. Иначе…
Я вновь коснулась энергией едва появившегося на ладони рисунка – и глаза блондина расширились еще сильнее. В этот раз он оконфузился по-крупному.
– Отвечай, червь, – я включила диктофон, продолжая, хотя и слабее, вести энергию через новую Печать. – Когда на меня были поставлены Нити?
Я позволила долетать звукам через щит.
Мгновение – и Хорошилов медленно проговорил:
– В-в-в янв-в-варе.
– Год?
– Эт-тот…
Вот и хорошо. Вот и прекрасно. Ты мне, «женишок», много о чем расскажешь.
Глава 26
– Голову не запрокидывай, только хуже будет, – мрачно бросил Георг и протянул смоченную чем-то тряпицу. – Прижми пока к переносице и сиди так.
Опустила голову и прижала тряпицу. Спорить с Георгом совершенно не хотелось. Вообще особо ничего не хотелось. Слишком безумным был этот длинный день…
Ладно хоть Голицын и приехавший Шуйский избавили меня от необходимости разбираться с законниками. Точнее – разбираться с ними еще придется, наверняка, но – не сейчас. Сейчас я сидела за обеденным столом и, прижимая одну тряпицу к переносице, а другую – к губам, следила за тем, чтобы не залить шедшей из носа кровью стол.
Ловец сбежал подслушивать и подглядывать, Марат вручил Стеф Светлану и тоже участвовал в разборках… Ну а я пыталась прийти в себя.
Рука ныла. Голова болела, и даже без кровотечения из носа чувствовалось, что чертовы «Нити» даром не прошли. Да и устала я, откровенно, как собака. Поддерживать проведение энергии через две Печати разом оказалось намного утомительнее, чем все остальное вместе взятое. Несмотря на заботы Георга хотелось просто лечь и проспать до завтрашнего вечера.
Матвей Васильевич Нетан уже с более-менее ровным цветом лица сидел рядом. Георг пригласил его не то как консультанта, не то просто для поддержки… Но хоть выглядит этот исследователь не как живой труп – и ладно.
Нетан мой взгляд заметил и проговорил негромко, старательно не смотря на меня:
– Боюсь, сейчас Нити лучше не снимать. Отдохните хотя бы до завтра, лучше – еще пару суток. К тому же нужны все команды от всех контроллеров, но, думаю, за этим дело не станет, с признанием-то.
Я поморщилась. Не от слов исследователя, а от запаха каких-то настоек, старательно смешиваемых Георгом с моей собственной, взятой из пальца, кровью.
– Нет, я, конечно, могу попробовать снять только признанные команды, и…
– Все нормально, – немного гнусаво отозвалась я. – Никаких претензий. Просто пахнет отвратно.
– Потерпишь, – отрезал Георг. – Зачем ты сама его допрашивала? Если бы опять провела слишком много и повредила энергетику, а то бы и выгорела – стоило ли оно того? Позвала бы вон Голицына – он бы справился.
Справился бы, не справился бы…
– Не хотела момент упускать, – честно призналась я. – Да и нечего ему в лаборатории отца делать.
«В лаборатории отца» получилась как-то просто и естественно. Да, отец не мой, да, Владимировны… Но и мой – тоже. Потому что я – это она, и ее дом и род – теперь мои. Так сложилось, и этого не изменить. Да и не хотела я ничего менять.
– Ну вывела бы в кабинет, – отмахнулся целитель. – Ты можешь себя погубить, понимаешь? Только Инициацию прошла недавно, непонятно какими еще силами пользуешься, нагружая себя – а теперь еще и энергию через вторую Печать потратила безоглядно. Что, лучше рисковать упасть без чувств на растерзание… этому?
– Нет. Но, Георг, Голицын ведь – законник. Не думаю, что ему бы понравились мои методы.
Целитель в ответ что-то проворчал о «вторженцах и баламутах, неспособных защитить девушку» и продолжил смешивать пахучие реагенты.
– Госпожа Ника, – подал голос Нетан, – думаю, мое… кхм, предложение, может показаться самонадеянным… Но после того что, что случилось, после того, кем... чем стал мой пусть не самый близкий, но все же ученик... Как вы смотрите на возможность сотрудничества? Я работал, конечно, только с последствиями одержимости Аспектами, но все же, возможно, что-то из накопленных мной знаний будет вам полезно. А я, в свою очередь, хотел бы получить ответ на вопрос, как из, может, не самого приятного человека получилось… Такое.