– Еще? – поинтересовался Ашер.
– Нет-нет. Хватит. Вспомнил.
Мокрые брюки прилипли к промежности. Варенич закрыл лицо руками. От боли, от стыда. Голова гудела, боль медленно отступала ото лба в область затылка. Налитые свинцом веки было не поднять.
Варенич всхлипывал:
– Да, было. Но вышло это случайно. Она сама виновата. Так получилось. И за это вы убьете меня? – Данила больше не сомневался в хладнокровии визитера. И в его намерениях.
Ашер не отвечал. Салат «Черный Цезарь» пришелся ему по вкусу. Страдания господина Варенича ничуть не испортили аппетит, даже стали чем-то вроде острой приправы.
– Все хвалят ваши вареники с вишней. Рассчитываю их попробовать.
Варенич согласно промычал и добавил:
– А вы помилуете меня?
– За вареники? – Ашер хрипло рассмеялся. – Впрочем, хорошему повару можно простить многое.
– Если хотите, вареники для вас я приготовлю лично.
– Жаль, что мне не удастся насладиться блюдом «от шефа», но вы не выйдете из этой комнаты, Данила Вячеславович.
В Даниле начала расти злоба. Она разрасталась, как спрут. Из маленькой клеточки с бьющейся в мембраны кровью она превращалась в мерзкое чудовище с сотней щупалец. Он должен умереть из-за какой-то детдомовской девчонки?! Это даже была не его идея. Почему он должен отдуваться за всех?
– Между прочим, я был не один!
– Знаю.
– Почему же вы пришли ко мне?
– Ваши друзья тоже получат по заслугам, не сомневайтесь.
Страх перерос в истерику. А мокрые штаны снимали всякую ответственность за то, как Варенич поведет себя дальше.
– Вы вообразили себя силой, что вечно хочет зла, но вечно совершает благо? Рыцарь в золотых доспехах? Защитник слабых и угнетенных? У нас же не мрачное Средневековье. Согласен, история получилась некрасивая. Но дело давнее. И я раскаялся, если хотите знать.
– Раскаялись? – Кажется, Ашера это позабавило. И он отложил в сторону столовый нож для мяса, который рассматривал с нескрываемым интересом. – Хочу знать. Расскажите. Как именно вы раскаялись?
Данила замялся:
– Ну… – Он не мог придумать ничего стоящего. Мозг отказывался соображать в условиях жесткого стресса.
Ашер, видя его мучения, назидательно произнес:
– Когда произносят слово «раскаяние», за ним должно стоять многое. То, чего оно действительно стоит.
Варенич усиленно соображал, что ему поможет избежать казни.
– Осознание вами вины похоже на молнию от края неба до края? Вы поняли, что никогда не будете прежним? Пали на колени, истязая свою плоть? Или спасли чью-нибудь жизнь, пытаясь искупить свой грех? – Подсказки Ашера прозвучали как издевательство.
– Послушайте, я очень и очень сожалел о случившемся. И убийство – это не выход…
– В данном случае выход. Для меня. Неужели вы предпочитаете оказаться в тюрьме?
Данила ухватился за новую возможность с цепкостью паука:
– Предпочитаю! Раз уж на то пошло, я имею право на справедливый суд, как и всякий нормальный человек.
– Вы получили бы это право, Данила Вячеславович, если бы были нормальным человеком: действительно раскаялись, заявили о своей вине, мучились, страдали. Но из всего перечисленного вы не сделали ничего.
– А почему, собственно, вы взяли на себя право вершить правосудие?
– Потому что могу.
Быть бессмертным не значит жить и не умирать, быть бессмертным означает не бояться смерти. Ты не застрахован от злой судьбы, и мир для тебя полон опасностей. От болезней Гильяно не умирали, а яды не действовали на них: когда-то семья Борджиа безуспешно пыталась травить их всеми возможными смесями, которые изобретали придворные медики, но закаленные организмы Любимцев Небес не дрогнули, и Борджиа оставили свои попытки. Однако Гильяно могли погибнуть в бою или от несчастного случая, если их подводил дар предвидения.
На пороге смерти для твоей освобожденной души наступает момент, когда ее охватывает страх, такой сильный, что она устремляется прочь. Душа бежит, не разбирая дороги, она несется, не задумываясь о том, куда она попадет. В тот момент время течет иначе, это провал в безвременье, когда один миг кажется бесконечным, поэтому сумасшедший бег души никогда не заканчивается. Ей начинает казаться, что она заключена в магический шар, из которого нет выхода.
Все Гильяно знали: чтобы не метаться от страха, душе нужно остановиться и попытаться найти вход в Бронзовый дворец. Дворец всегда рядом. Он вечен, как Дом Гильяно. И лилу делают все возможное, чтобы представители Семьи всегда могли оглянуться и найти его.
Когда ты лишен тела, этого верного помощника, не так-то просто даже осмотреться вокруг себя. Лишь постоянные тренировки, опыт умирания и воскрешения, помогали Гильяно сделать все как надо и не ошибиться. Там, за порогом жизни, каждая ошибка была непоправима, у тебя был только один шанс воскреснуть.
Ашер знал все об этом, когда принадлежал к Дому Гильяно. Теперь же, изгнанный, он был лишен бессмертия, а значит, уже не мог найти Бронзовый дворец без подсказок лилу, и уж тем более не мог убедить Владыку Сияния, Принца Ночи и Кромешной Тьмы вынуть из-за спины ключ, а не нож.
Возможно, на какое-то время он сохранит осознанность после смерти, но от этого будет лишь больнее: он будет знать, что забыл что-то очень важное, то, с чем земная жизнь обретает смысл. Не раз и не два он попытается вспомнить это «что-то», но, увы… воды реки забвения глубоки и горьки, тот, кто испил из нее, навсегда забывает себя прошлого.
Борис Рябов в последнее время тоже много думал о смерти. Двое его друзей полторы недели назад расстались с жизнью, и он не находил себе места от тревоги. Чтобы успокоиться, он назначил встречу Дмитрию Величко в их любимом ночном клубе. Музыка и движение на танцполе создавали иллюзию жизни, а толпа вокруг давала ощущение безопасности. Борис, долговязый гигант, входил в юношескую сборную по баскетболу, но недотянул до взрослого спорта. Пузатый бокал с виски полностью скрывался в его ладони. Дмитрий Величко суетливо, мелкими глотками пил дурацкие коктейли с зонтиками: «Текила санрайз», «Куба либра», «Секс на пляже», которые выстроил в строгую очередь на низком столике.
– Нам сейчас поодиночке никак нельзя оставаться. Вдруг этот извращенец явится и за нами? – с оглядкой на беснующиеся по стенам тени прогудел в нос Борис, даже не проводив взглядом проплывшую мимо полуголую официантку. Из-под крошечной блестящей юбочки выглядывали упругие ягодицы, а трусиков, похоже, обслуживающему персоналу не полагалось.
– Ты думаешь, он может? Мы-то что ему сделали? У меня ни долгов, ни конкурентов. Дорожку я никому не переходил. – Дмитрий глотал слова пополам с пьяной жижей коктейлей, но спиртное не забирало его, а лишь разжигало тревогу.
– Кто его знает, к чему он прицепился? Может, маньяк какой? Никто ведь не знает.
– Никто не знает. Никто не знает, – повторял, уставившись на малиновый зонтик коктейля, Дмитрий.
– Пойду отолью. – Борис поднялся с дивана.
– Мне с тобой? – дернулся Дмитрий, привстав, как собака на стреме. Басы били по ушам. В грудной клетке сердце танцевало под ритм диджеевской композиции. Борис решил, что он что-то упустил, недослышал:
– Чего? – непонимающе уставился он на Дмитрия. – Зачем?
– Ну ты же сам сказал, что нельзя нам теперь поодиночке…
– В толчок парой ходить, как гомики? – заржал Борис. И веселая, пьяная в розовый дым компания девчонок на соседних диванах загомонила, стараясь привлечь внимание рослого мужчины. – До этого еще не дошло. Сиди жди, я счас.
Но Борис задержался. Сначала Дмитрий не паниковал: «Зацепился с какой-нибудь девчонкой». Потом начал рыскать глазами по залу, но скоро понял, что в потной полутьме его поиски бесполезны. Заказал еще коктейлей и попытался, наклоняя бокал под разными углами, смешать слои «Текилы санрайз».
Кто-то опустился на диван напротив него.
– Долго же тебя не было, – не отрывая взгляда от бокала, где, как ему казалось, уже началось проникновение «красных» к «желтым», заметил Дмитрий.
– Заждались? – участливо спросил незнакомый голос с мягким акцентом.
Дмитрий аккуратно поставил бокал на стол, всмотрелся в незваного гостя. В полумраке он выглядел угрожающе. Отсветы лучей бежали по лицу, уродуя черты.
– Ашер Гильяно, – представился он. – Ваш друг уже не вернется, – добавил он, жестом подзывая официантку.
Дмитрий сглотнул ставший поперек горла колючий ком. Но волна парализующего ужаса не охватила его. А он ведь думал, что повалится без сознания, стоит ему встретиться с опасностью. Сейчас он мог даже говорить:
– Так это вы?
Заказ Ашера блистающая голыми ягодицами официантка выполнила молниеносно – приземистая бутылка виски и два бокала, как по волшебству, возникли у них на столе. Обычно напитки приходилось ждать до безобразия долго. Официантки считали, что они красивы, и этого достаточно. Скорость обслуживания не входила в их навыки и в устав заведения.
Разлил виски по бокалам:
– За встречу.
В страшном сне Дмитрию Величко не могло привидеться, что он будет пить с убийцей своих друзей. А может, и со своим убийцей?
– Как ваши дела, Дмитрий Аркадьевич? Что изменилось у вас за последнее время?
Этот страшный человек с необычным для здешних мест именем спрашивал его так, будто они расстались недавно и лучшими друзьями. Дмитрий не собирался ему ничего о себе рассказывать, но Ашер и так знал многое:
– Сочиняете?
Дмитрию стало неприятно, будто его душу пощупали грязными руками. Но отмалчиваться было глупо, и он сдержанно ответил:
– Я писал музыку в детстве, это было юношеское увлечение. Кто-то пишет стихи. А я писал музыку.
– В юности люди лучше чувствуют свое предназначение, – заметил Ашер, делая глоток виски. – Долг, социальная позиция, деньги, власть еще не имеют влияния над ними. Становясь старше, все стремятся жить проще, быть счастливее, благополучнее. А ведь некоторым на роду написано страдать. Это урок, который они должны вынести из своей жизни. А они прячутся за карьеру и деньги, обходят опасности, не вступают в конфликты. Попусту тратят свою жизнь. Даже, я бы сказал, не осмеливаются жить. Ведь не знают – может, им дан последний шанс. А они растрачивают его без жалости.