– Нашел я больше, чем искал, – туманно выразился дон Гильяно. – Знаешь, в Доме принято считать, что мечты всех детей одинаковы. Все мальчики мечтают стать доном Гильяно. Но я мечтал стать Стражем. Занять место дона Гильяно теоретически может любой. Но место в Доме ты занимаешь в соответствии с кровью и дарами. В раннем возрасте все мальчики проходят проверку. Дон Гильяно и Первый Страж ищут тех, у кого есть способности. Путь Стража сложнее любого другого пути. Он должен обучаться искусству работы с Таблицами МЕ, познать смерть и воскрешение. Но ни в коем случае не перерождение, будущий Страж должен прийти к служению в своем единственном теле, потому что кровь очень важна. Меня проверял Первый Страж Ашер Гильяно. Да, не удивляйся, – хотя Марк не выказал ни капли удивления, дон Гильяно все же счел необходимым пояснить: – Мой приемный сын Ашер намного старше меня. Я по примеру других мальчиков протянул ему руки, развернутые ладонями вверх. Он провел большими пальцами по центру моих ладоней. И тут же отбросил их в сторону: «Нет. Смотритель. Слабый». И тут же к нему подошел следующий мальчик. А я отошел в сторону. В восемь лет меня забраковали. Назвали слабым. Определили мое будущее. Будущее, которого я не желал. Я хотел стать таким, как Ашер. Я боготворил его. Ладони мои еще горели от прикосновений его изрубцованных пальцев. Я хотел, чтобы у меня были такие же. Но я не подходил – ни по крови, ни по дарам. С той минуты я знал одно – мне незачем жить, раз моя мечта в этом воплощении недостижима. И тогда, как был, в одежде, я бросился в бассейн, чтобы сидеть на дне, пока легкие не взорвутся кровью. Мне не нужно тело и судьба слабого Смотрителя. Я хочу быть Стражем. Служители вытянули меня из воды. И, как щенка, позорно мокрого доставили в кабинет дона Гильяно. «Ты заболел?» – спросил меня дон Асад, казалось, он больше волнуется за меня, чем сердится. «Нет», – ответил я. «А что случилось?» – продолжал допытываться он. – «Меня проверяли». Я не мог сказать вслух, что не гожусь быть Стражем, поэтому молчал. Дон Асад велел позвать Ашера. Я не знал, куда деться от стыда. Жалкий, трясущийся, в мокрой одежде. С меня натекла лужа на персидский ковер. Ашер лишь мельком взглянул на меня. Они перебросились парой ментальных фраз. Конечно, я ничего не понял.
Ашер наклонился ко мне:
– Я ошибся. Ты не Смотритель. – И на какой-то миг я поверил в то, что он ошибся и хочет извиниться передо мной, но то, что я услышал дальше, могло убить меня быстрее хлорированной воды в бетонной яме. – Ты просто слабый. Слабые не выдерживают видения, они не выдерживают знания. Видеть истину и, тем не менее, жить и сражаться – это подвиг. Так живем мы. Если ты не желаешь принимать на себя ответственность за свою судьбу, совсем не обязательно топиться в бассейне, дон Гильяно всегда может казнить тебя по первому требованию, а твоя душа послужит лакомством несчастным лилу. Так ты принесешь Дому больше пользы.
«К чему эта болтовня? – кричал внутри Марка черно-лиловый бес, словно проросший изнутри, как сорняк, вцепившийся пальцами в голосовые связки, чтобы использовать их как струны для передачи своих сообщений. – Скажи ему – пусть отдаст нож и убирается!»
– Ирония в том, что Дом губит сильный, а не слабый. От слабого вреда меньше. Может, поэтому я оказался лучше него, – задумчиво прибавил дон Марко.
И с ворчанием горы, сдающейся под взрывной силой динамита, выплевывая слова, как тяжелые глыбы, дон Гильяно пообещал:
– Я передам тебе нож, Марк. После завершения ритуала ты снимешь с моего пальца кольцо – перстень дона Гильяно. Утром ты встанешь во главе Дома.
Сбывалось то, о чем Марк не смел и мечтать. Поистине чудная ночь за окном. И бес снова начал кружиться – на этот раз от радости, используя его позвоночник как пилон.
– Я не сомневался… Всегда знал… Чувствовал… Предвидел, – заикался от счастья Марк. – Я обладаю даром, я не такой, как все. Вернее, я такой, как вы… Могущественный… Нет, таким мне еще предстоит стать. Я волшебник. Нет, чудотворец. Нет, – он почти рыдал от напряжения и от того, что вдруг оказался неспособен донести самую простую мысль, сформулировать фразу, слова стеклянными осколками осыпались, царапали язык и губы, срывались и устремлялись к земле дождем невысказанных смыслов.
«А вот и безумец…» – думал дон Гильяно, разглядывая Марка, пропуская сквозь пальцы его словоохотливый бред. Наконец, сморщившись, он прервал мутный поток излияний спятившего младенца:
– Ты слишком много мнишь о себе. Не видишь истины. Это меня печалит.
– Нет, нет, нет, – заторопился Марк. – Вы не возьмете свои слова назад. Вы обещали мне нож. Мне нужен нож. Но как?! Но как?! – вдруг закричал Марк невпопад, тонко и пронзительно. В его душе происходил диалог, который не мог пробиться на поверхность, он вел беседу сам с собой и не замечал этого. – Как же так? Разве я не прозрел? Место в Доме заслуживается только убийством. Я узнал! Узнал! Ко мне пришло это от стен и от потолка. Я понял, я догадался!
Дон Марко и не думал лишать его уже предложенного наследства:
– Ты прав. Убийством разрушается зло. И ты убиваешь того, чье место хочешь занять. Ты убьешь меня, мой мальчик.
В бассейне красно-белая пена роз, теряя невинность, корчилась под ногами. Марк до крови искусал пальцы и продолжал зубами отдирать полосы заусенцев. Он боялся, что дон Гильяно не сдержит своего слова. Но тот протянул ему нож. А сам, тяжело сгибаясь под властью ревматизма, опустился на колени посреди розовых россыпей. Марк рассматривал нож с глупой улыбкой. Хищный полумесяц скалился ему в ответ. И Марк догадался, что оскал ножа – это вызов. Он сможет, он не маменькин сынок. Всего-то нужно провести лезвием по горлу пассивной жертвы. Дон Гильяно не станет сопротивляться. «Как баран на заклании, ей-богу», – хихикнул Марк. Но смех вышел как бульканье, и он в испуге заткнулся. «Наверное, будет много крови», – озабоченно подумал он.
Марк обошел понурую фигуру дона, встал за спиной. Дон закинул голову, освобождая горло от тесноты воротника и галстука. И Марк неожиданно для себя уперся взглядом в открытые настежь глаза дона Гильяно.
– З-з-акройте глаза, – попросил он.
– Гильяно встречают смерть с открытыми глазами, – спокойно ответил дон Марко.
Ладно, неважно. Один взмах ножа. Как смычком по виолончели. Хриплый звук расщепленной глотки. Толчки крови, стремящейся на свободу. Живые глаза станут стеклянными, как у рыбы. Тело тяжелым мешком осядет на пятки или завалится в сторону, сминая лепестки роз.
Марк застыл, он медлил. Перстень дона Гильяно, снятый с мертвой руки, охватит его палец кольцом всевластия и несвободы. Он будет лишен права покинуть Дом иначе чем через этот гнусный бассейн с тошнотворной массой красно-белых роз. Однажды он должен будет выбрать того, кто убьет его. И этот кто-то точно так же занесет над ним, над Марком, нож и будет надеяться, что Марк не станет сопротивляться.
Зачем он так смотрит? Будто не понимает, что Марку нужно сосредоточиться. Он не привык размахивать ножом, лишая жизни направо и налево. И вспомнил, как в детстве на лугу деревянным мечом сшибал желтые головки одуванчиков, даже тогда ему казалось, что цветы вопили от боли. А вдруг и дон Гильяно закричит? И крик это будет преследовать Марка всю жизнь? Он будет просыпаться ночью, в поту, от рвущегося из сна крика.
Сейчас, вот сейчас… Он даже зажмурился, мысленно повторяя все свои простые, как ноты, действия. Это быстро. Раз – и ты уже убийца. И каждый человек в Доме знает это. И каждый целует твою руку, которая несколько часов назад держала в руке нож и была обагрена теплой кровью.
Что-то теплое капнуло ему на руку, Марк вздрогнул. Капля крови. Еще одна. И еще. Кровавый дождь заколотил по руке, держащей нож. Он провел кулаком левой руки по лицу, стирая кровь, но фонтан не унимался. Кровь текла из носа, он чувствовал ее металлический привкус во рту, он захлебывался ею. «Убийца, мерзкий убийца, умойся своей кровью!» – кричал откуда-то голос.
Марк испугался, что кто-то видит их. Есть свидетели. Он отбросил от себя нож. Упал на колени, схватил охапку роз и прижал их к лицу, стараясь унять кровь. Но от их сладковатого запаха у него еще больше помутилось в голове. «Посмотрите на него! – надрывался голос. – Он хочет стать убийцей! Больше всего на свете он хочет стать убийцей! Как некоторые мечтают стать врачом или адвокатом, так он хочет быть убийцей!»
Дон Гильяно давно держал Марка за плечи, пытаясь его утихомирить, но тот кричал, затыкая себе рот горстями роз, выплевывал их, снова кричал. Служители связали несчастного и доставили в спальню. Но и там Марк, завернутый в простыню, извивался всем телом, рычал, вгрызался зубами в кляп, на лбу у него проступили жуткие вены, похожие на рога дьявола.
На лужайке столы были расставлены как попало, но Марк Вайнер все равно угадывал в этом хаосе систему, такую же, как на террасе Дома Гильяно. Он следил за тем, кто и как садится за столы, и радостно отмечал, когда за одним столом оказывалось пять человек, значит, все было правильно, эти люди тоже, как и он, соблюдали правила и знали Законы.
В этом Доме Гильяно, чтобы тебе открыли дверь, нужно было с силой постучать. И каждый раз, когда Марк слышал стук, на ум ему приходила фраза: «Стучат – открывай ворота». И он улыбался в кулак, чтобы никто не заметил, как много он знает об этом месте.
«В доме Отца моего обителей много», – бормотал Марк, расхаживая по длинному коридору жилого этажа его нового Дома Гильяно. По обеим сторонам выстроились двери в комнаты. В каждой двери было окошко со стеклом, защищенным сеткой, чтобы дон Гильяно в любое время дня и ночи мог узнать, что делают его домочадцы.
Когда он только приехал, дон Гильяно вызывал его к себе, задавал много вопросов. В тот раз поверх своего обычного костюма дон Гильяно накинул белый халат. Марк сразу понял, что это символ святости, и проникся еще большим почтением к тому, что происходит в Доме. Он обстоятельно отвечал на все вопросы. Дон Гильяно хотел убедиться, что Марк понимает, куда он попал, знает, какой на календаре год и день недели. Марк к своим ответам благоразумно добавлял, что «время течет иначе в Доме Гильяно». Когда дон Гильяно спросил его о стоимости последней картины, приобретенной для коллекции, Марк уже знал, что второй раз он в одну и ту же ловушку не попадется, и гордо отвечал, что «деньги так мало значат в Доме Гильяно». А когда дон Гильяно спросил: «А что же тогда имеет значение в Доме Гильяно?» – Марк ответил: «Кровь». И это был правильный ответ, потому что дон Гильяно что-то записал в огромной книге, которая лежала у него на столе.