— Закройся! — оборвал его Денис. — Лучше скажи, к чему этот цирк с конями? Она соображает, что делает?
Колодин враз помрачнел и мельком глянул на часы.
— Сорок минут, — пробормотал он, посмотрел на Дениса и скривил недоуменную гримасу: — Без понятия, веришь? Но соображает Наташка нормально, иначе она из развалин эту махину не подняла бы. Тут реально сарай был, братва «стрелки» устраивала. Думается мне, что они тут не трупы бомжей нашли тогда, это уж менты подсказали, как лучше оформить, чтобы вопросов не возникало. Но я могу и ошибаться.
Колодин подошел к Анжеле, что-то сказал ей. Та недовольно дернула плечом, обернулась. Рядом остановился аккуратный вежливый Серега с неизменной папочкой, глянул куда-то сквозь Дениса, потом на Колодина. Тот некультурно сплюнул на пол и двинул за Соловьевой, радостно махавшей им от другой двери. За ней оказался светлый чистый тамбур и еще дверь, из-за которой несся угрожающий гул, стены и пол чуть вибрировали. Соловьева туда не торопилась, а разглядывала гостей, наслаждаясь произведенным эффектом.
— Нравится? — оглядывала она их по очереди. — Вижу, что да. Я пятнадцать лет жизни в этот завод вложила, я тут все знаю, сама могу за любой станок встать и отработать смену. У меня люди все обучены, все сертифицированы…
— И техника безопасности на высшем уровне, — вскользь бросил Колодин.
Соловьева и ухом не повела, продолжала держать заметно истерическую уже улыбку.
— У нас более двухсот заказчиков, в основном это крупные компании, «дебиторки» почти нет, все рассчитываются в срок. У нас отличные показатели, аналитика отчетности по балансу и отчету о прибылях и убытках…
Она запнулась, точно конь на скаку, и часто заморгала. Серега неслышно обошел Дениса, расстегнул папку и вытащил оттуда несколько листков. Соловьева схватила их, быстро пробежала взглядом и продолжила:
— Валюта баланса на конец отчетного года увеличилась на двадцать три с половиной процента по сравнению с началом года, практически все показатели платежеспособности, ликвидности и финансовой устойчивости за отчетный период находятся в пределах нормативных значений, доля собственных средств в оборотных активах больше десяти процентов, а коэффициент общей оборачиваемости капитала, то бишь ресурсоотдача, увеличился. Это значит, что у нас быстрее совершается полный цикл производства и обращения, приносящий прибыль. Вот, посмотри сама!
Она сунула листки Анжеле в руки, та непонимающе глянула на таблицы, на столбцы цифр и выронила бумаги. Серега подобрал их, отряхнул и убрал в папочку. Соловьева улыбнулась Анжеле и нажала кнопку на второй двери. Раздался короткий сигнал, створка чуть отошла от стены, и тут раздался истинно адский гул, от которого заложило уши.
— Рубилка! — радостно выкрикнула она. — Здесь бревна превращаются в стружку определенного размера, потом мы прессуем из нее плиты, и дальше начинается процесс изготовления мебели по размерам заказчика. Пойдемте!
Анжела принялась отряхиваться, но быстро бросила эту затею: пыль и мелкая стружка были везде: под потолком, на стенах, в воздухе. Рабочие за станками в своих комбезах и респираторах походили на инопланетян. Соловьева бежала мимо адских машин, те неторопливо, с лязгом и скрежетом пожирали бревна, в коробах росли светлые, приятно пахнущие груды опилок.
Дышать стало нечем, пыль была везде. Денис принялся откашливаться, глаза слезились. Анжеле и Колодину тоже приходилось несладко, они почти бежали за Соловьевой к другой двери, и только Сереге все было нипочем. Он по-прежнему топал в хвосте «экскурсии», и пыль будто облетала, сторонилась его. Соловьева своим ключом открыла неприметную дверку, из-за нее пробивался слабый свет. Все быстро вбежали внутрь и остановились, осматриваясь. Выход, он же вход, тут был один, Соловьева закрыла дверь на замок и спрятала ключ в карман платья. Денис огляделся: помещение было старым, потолок низкий, стены из красного сырого кирпича, поросшего мхом, окон нет. Из освещения две люминесцентные лампы, одна гудела и моргала, вторая пока держалась, светила вполнакала. Комнатенку надвое перегораживают старые желтые шкафы без дверок и без полок, у стены слева та же рубилка, что и в цеху, только без короба у отверстия для опилок, на корпусе наклейки с надписями по-немецки, уже выцветшие. Из отверстия подачи торчал обрубок соснового бревна, зажатый шипами сверху и снизу, а пахло почему-то едой, салатами, колбасой, как бывает в доме перед застольем.
— Вот она, — пробормотал Колодин, — та самая машина, где Наташка людей покалечила. Ни хрена себе, прямо музей графа Дракулы….
— А вот, с чего все начиналось!
Соловьева погладила бок рубилки, обошла агрегат, чем-то щелкнула, и рубилка ожила. Шипы жадно впились в бревно, вцепились намертво и принялись заталкивать его в жерло рубилки. Полетели опилки и пыль, она отошла к стенке, потом подбежала к дрожащему в пасти монстра бревну, кинулась обратно и по-хозяйски подставила картонную коробку, куда через несколько мгновений потекла струйка опилок. Рубилка за пару минут сожрала сосновый комель, Соловьева вырубила машину, и стало очень тихо.
— Ну вот, видите, она еще в прекрасном состоянии и вполне справляется с работой. Ее давно списали с баланса, хотели утилизировать, но я оставила, на память. Как сувенир. — Она глянула на Колодина, поправила малость растрепавшееся «гнездо» и вздохнула устало: — Вы увидели весь наш производственный цикл, познакомились с отчетностью и готовой продукцией, имеете представление о рынке сбыта. Давайте теперь отметим.
— Что отметим? — не выдержал Денис. Только сейчас до него дошло, что их ловко развели: дверь одна, она закрыта, ключ у Соловьевой, выход стережет верный Серега, а рубилка в отличном состоянии — им это только что продемонстрировали.
— Наташ, не дури, — неуверенно проговорил Колодин, — не советую.
— К тебе претензий нет, ты свое отработал, как договаривались, — зло глянула на него Соловьева и переключилась на Анжелу. Та смотрела перед собой в одну точку и так вцепилась в ремень своей сумки, что пальцы побелели.
— Что отметим? — повторил Денис, и голос его чуть заметно дрогнул. Но не от страха, от злости на неопределенность: он ни черта не понимал, чувствовал себя последним идиотом и не мог сообразить, откуда ждать беды. От Сереги, понятное дело, но он сам не начнет, пока не скомандуют «фас». Главное, момент не пропустить, а лучше предугадать.
— Как — что? — совершенно искренне удивилась Соловьева, не сводя с Анжелы глаз. — Сделку, разумеется, по передаче права собственности на мой завод вот этой суке и ее дружку. Разве вы новые учредительные документы не в равных долях состряпали?
Она скрылась за шкафом, чем-то зазвенела, раздался приглушенный смех и возня. Колодин мрачно посмотрел на Дениса, Анжела повернулась к шкафам и прислушалась. А Серега порылся в папке, вытащил пистолет, по виду обычный «макаров», щелкнул предохранителем и опустил руку, но держал так, чтобы вскинуть в любой момент.
— А ты не знал? — вновь появилась Соловьева, держа в руке бутерброд с черной икрой и аппетитно жуя его. — Чернов, когда Игорек Жульку выгнал, ее подобрал по старой любви, но голодранцем быть в глазах любимой не хотел…
Вдруг за шкафом снова что-то звякнуло, Колодин сунулся было туда, но Серега был начеку:
— Не дергайся, — тихо, но зловеще проговорил он, и Колодин попятился.
— Он сначала с меня денег стрясти пытался за молчание, — продолжала тем временем Соловьева, с чавканьем доедая бутерброд. — Я послала его куда подальше, а он решил по-крупному сыграть, завод мой отобрать. Для этого и подсунул в налоговую поддельные учредительные документы, где переписали владельца. Теперь тут двое рулят, — показала она на Анжелу и на дверь, за которой, вдали отсюда, находился Чернов. — Но для бывшего охранника это слишком сложно и изысканно. Он в рожу привык, если что не так, а тут соображать надо: что подделать, как, кому занести, и все такое. Может, подсказал кто? — многозначительно посмотрела она на Колодина.
Тот прикусил костяшки пальцев и глядел то на рубилку, то на шкаф. Там было тихо, но Колодин напряженно прислушивался.
— Наташ! — прижав ладони к груди, повернулся он к Соловьевой. — Ну что ты такое задумала? Дело старое, все забыли уже. Охота тебе прошлое ворошить.
— К тебе претензий нет, — огрызнулась она, — пошли, отметим. Ты же этого хотела, курва? Я тебе спецом вина заказала, кислятину французскую, как ты любишь, — и снова скрылась за шкафом.
Анжела шагнула за ней, пропала из виду. Колодин опомнился, кинулся следом, Денис пошел за ним и едва не сбил Колодина с ног: тот стоял как вкопанный, будто заколдовали его. Соловьева хозяйничала за столом, открывала бутылки с вином и водкой, разливала по стопкам и бокалам. А на табуретке, привалившись к стене, сидела пьяная в хлам Олеся, перед ней стояла полупустая бутылка виски и тарелка с остатками еды. Тут было всего полно: и салаты, и жареная курица, и колбаса нескольких видов, и рыба нарезкой, и икра, красная и черная. Олеся в том же костюмчике, что и вчера, но уже в помятом, в пятнах, с дырой во всю коленку, открыла глаза, узрела Колодина и подняла стакан, еще почти полный:
— Игаша мой пришел, иди ко мне, накатим. И ты иди, дурочка старая, — махнула она Анжеле, — иди, не бойся. Я тебя почти люблю, веришь?
Соловьева подала Колодину полную стопку водки. Тот поставил ее на ладонь, оглянулся. Серега переместился ближе, по-прежнему держа в опущенной руке ствол с досланным в патронник патроном.
— Короче, делаем так, — распорядилась Соловьева. — Вы отмечали сделку, накидались, включили рубилку и покалечились. А что, вы думали, я вас на опилки пущу? — Она оглядела присутствующих и, непринужденно рассмеявшись, махнула рукой в сторону чудовищного агрегата: — Нет, руку, ногу — кому что, выбирайте. Я вам даже «Скорую» вызову, вот ей-богу, больше грех на душу не возьму. А у тебя, — подмигнула она Денису, — еще и дети будут, вот зуб даю!
Олеся пьяно хихикнула и махом осушила почти половину стакана. Колодин вздрогнул, водка выплеснулась из стопки.