Дом, в котором проживал почетный член Монгольской академии, Павел отыскал без труда, но был чрезвычайно удивлен его внешним видом. Фасад смотрелся еще куда ни шло, но со стороны двора дом выглядел так, будто подвергся артиллерийско-минометному обстрелу. Штукатурка местами обвалилась, обнажив добротную кирпичную кладку, часть стекол была выбита, и проемы прикрыты кусками жести или затянуты полиэтиленовой пленкой. В таких местах обычно гнездятся бомжи и беспризорные дети. Подъезд производил столь же жуткое впечатление, поскольку, несомненно, служил в качестве общественного туалета для москвичей и гостей столицы, а граффити на его стенах можно было вполне выставлять в качестве образцов современной живописи, скажем, в музее Гуггенхейма.
Павел поднялся на третий этаж и остановился перед сто лет не крашенной дверью, снабженной древним почтовым ящиком с наклеенными на него колонтитулами давнишних советских газет, ныне частично не существующих. Тут же имелась табличка с длинным перечнем жильцов квартиры. Некоторые фамилии были вычеркнуты или замазаны чернилами.
«Н.М. Бурышкин, – прочел Павел. – Звонить один раз». И он позвонил.
Дверь открыли почти сразу, словно ждали.
– Здравствуйте, – услышал Павел из тьмы. – Вы Мерзлов? Проходите, пожалуйста.
Он перешагнул порог и очутился в еле освещенном коридоре, уходящем куда-то в кромешный мрак.
Сейчас по башке треснут, испуганно подумал наш герой. Но опасения журналиста не оправдались. Впустивший его человек, не предлагая раздеваться, настойчиво потянул за рукав, отворил какую-то дверь, и Павел попал в залитую дневным светом огромную комнату.
– Снимайте вашу куртку, – пророкотал человек, – и давайте знакомиться. Бурышкин Никифор Митрофанович.
Представившись, Павел оглядел хозяина. Перед ним стоял высокий, крупный, пожилой мужчина, с почти коричневым, как видно, продубленным ветрами, мужественным лицом. Почти лысый череп, орлиный нос, глубоко упрятанные в черепную коробку глаза, мощные надбровные дуги с кустистыми бровями делали его похожим на старинного разбойника или испанского конкистадора. Глаза эти, глубокого янтарного цвета, сейчас снисходительно взирали на гостя.
Павел оробел.
– Значит, вы и есть Мерзликин? – строго спросил хозяин.
– Мерзлов, – поправил Павел.
– Прошу пардону. Обмишурился. Был у меня, знаете ли, один знакомый Мерзликин. Капитан дальнего плавания. Не ваш ли родственник?
– Я – Мерзлов, – вновь напомнил Павел.
– Ах, да. И слава богу. Этот Мерзликин плохо кончил. В сталинскую эпоху, году эдак в пятидесятом, пытался бежать на Запад. Для чего угнал рыболовецкий траулер. Дело происходило на Камчатке. Задержали, конечно… В нейтральных водах. Дали четвертак. Я с ним познакомился в Воркуте. Славный малый, между нами. Непоседа. Все ему на месте не сиделось. Пристрелили во время побега, на этот раз сухопутного. Чайку, кофейку?..
– Лучше кофе.
– Отлично. Я и сам предпочитаю кофе. Приготовлю по-турецки. Вы как, сладкий употребляете?
– Когда как, – промямлил Павел, сраженный наповал напором хозяина.
– Я на кухню, минут на пятнадцать, – сообщил Бурышкин, – а вы пока осмотрите мое логово. Здесь есть над чем полюбопытствовать.
Едва хозяин вышел, Павел стал с любопытством озираться. Помещение скорее напоминало захудалый музей, чем жилую комнату. Почему захудалый? Да потому, что здесь собрали всевозможный причудливый хлам, самого разного происхождения и назначения. На одной стене были представлены: шкура белого медведя, гарпун китобоя, акульи челюсти, чучело глухаря и кривая восточная сабля, на другой – коллекция тропических бабочек, верблюжье седло, древний проржавевший шлем, а рядом немецкая каска времен Первой мировой войны с шишаком, примерно в таком же состоянии, что и шлем… Имелись также кремневый карамултук, две причудливые маски, длиннейший, украшенный бисером чубук и корабельный штурвал. Но больше всего Павла поразили фотографии, которыми в изобилии были увешаны стены. У него глаза на лоб полезли.
Мы уже упоминали о страсти Бурышкина фотографироваться в компании звезд и знаменитостей и приводили некоторых персонажей его собрания. Вот, например, Никифору положил руку на плечо Тур Хейердал, а на этом снимке Бурышкин пожирает глазами Софи Лорен…
Помимо вышеописанных, имелись вещи, которые на стену никак не помещались. Например, стоявшее в одном из углов древнее изваяние – каменная баба. Впрочем, имелись здесь и предметы вполне утилитарного назначения: старинный секретер с откинутой крышкой, перед которым стоял столь же древний стул, кожаный диван с высокой спинкой и стеллаж с книгами. Однако эти предметы быта нисколько не контрастировали с общим духом гостиной «Клуба знаменитых капитанов». Единственным, что полностью выбивалось из стиля, было весьма современное стоматологическое кресло и стеклянный шкафчик с зубоврачебными инструментами, да еще включенный телевизор. На экране беззвучно копошились мультяшные герои, поскольку звук был выключен. Телевизор стоял в самом темном углу комнаты. Перед ним в вольтеровском кресле находилось нечто массивное и темное. Павел подошел поближе, стараясь получше рассмотреть очередной, как он думал, экспонат. Вначале он решил: перед ним скульптура, вырезанная из дерева, но тут же понял, что ошибся. Новая догадка пришла на ум, и он похолодел: мумия! Лицо монгольского типа, изрезанное морщинами, было совершенно неподвижно, щелочки глаз не отражали света. Точно! Мертвец!
Превозмогая себя, он едва дотронулся до плеча. «Мумия» вдруг пошевелилась, и Павел в ужасе вздрогнул и отскочил.
– Испугались? – громко произнес у него за спиной хозяин, и Павел вторично вздрогнул. – Не бойтесь, это Катя. Мультфильмы смотреть шибко любит. Сидит себе, никому не мешает.
– Ясно, – стараясь сохранять спокойствие, произнес Павел. – А я думал…
– …Что это мумия, – весело закончил за него Бурышкин. – Вы знаете, многие принимают ее за мумию. И не без оснований. Тут недавно сюжет по телевизору прошел… Рассказывали об откопанной недавно на Алтае мумии. А Катя наша именно оттуда. Древнее захоронение… Молодая женщина, как полагают, знатного рода, возможно даже – царица, вся украшена татуировками и по типу лица действительно похожа на нашу Катю.
– Плохо сделали, что раскопали, – отозвалась представительница коренного алтайского населения. – Мертвый должен земля лежать. Будешь доставать – плохое может случиться.
– И она права, – заметил Бурышкин, ставя поднос с джезвой, чашками и сахарницей на низкий, маленький столик в восточном стиле. – Древние захоронения беспокоить небезопасно. Помню, двигались мы с караваном через плато Устюрт, пустыня такая, недалеко от Каспия. На пути мазар попался, гробница по-ихнему. Не знаю уж чья. Какого-нибудь местного святого. Полуразрушенная такая построечка. Остановились, думали – колодец есть. Один шоферюга наш заорал: «Здесь золото где-то спрятано! Клад!» Схватил лопату и бегом в мазар. А с нами старик-казах ехал. Он давай кричать: нельзя, мол, туда соваться с дурными намерениями. Беда будет! И правда. Не прошло и получаса, началась пыльная буря, да еще какая. А ведь до этого ни ветерка не было. Жара и голубое, без облачка, небо.
– Вы меня зачем к себе пригласили? – без церемоний спросил Павел. Он уже почувствовал, что визит затянется надолго. По-видимому, в запасе у этого авантюриста не одна сотня историй.
– Познакомиться захотел, – так же напрямик ответствовал Бурышкин.
– С какой, извините, стати?
– Прочел вашу статью. – Никифор потряс перед носом Павла знаменитым номером. – Кое-что интересное для себя почерпнул. Выводы любопытные делаете.
– Какие, например?
– О причинно-следственных связях некоторых преступлений. Даже, скажем так, не выводы, а вроде как намеки. Есть соображения на этот счет?
– Возможно.
– Может, поделитесь?
Павел задумался. Ничего подобного он не ожидал услышать. Скорее предполагал: этот тип сейчас потребует написать о нем статью.
– А почему это вас интересует?
– Потому что я иду в том же направлении.
Павел колебался.
– Ум – хорошо, а два – лучше, – заметил Бурышкин. – Тем более три.
– А кто третий?
– Вон она. – Никифор указал на Катю.
– Еще не хватало! – презрительно произнес Павел.
– Зря пренебрегаете. Она – шаманка. Между прочим, вчера общалась с духом мальчика. Я имею в виду Никулина.
Павел засмеялся:
– Где, интересно?
– Специально ночью в морг ездили. Во второй судебно-медицинский, на Хользунова.
Павел недоверчиво взглянул на Бурышкина:
– И вас пустили?
– Деньги открывают любую дверь. К сожалению, нас прервали. Милиция неожиданно нагрянула.
Павел не знал, верить или нет словам странного дядьки.
– Но зачем вам это нужно? – наконец спросил он.
– Видите ли, молодой человек, буду с вами откровенен, я давно мечтаю прославиться. По-настоящему прославиться! Все это, – Бурышкин обвел широким жестом обстановку комнаты, – мишурный блеск. Он может произвести впечатление, может даже вызвать недолгое восхищение, но и только. Умри я завтра, послезавтра обо мне никто не вспомнит.
– Кокетничаете, – со свойственной юности жестокостью произнес Павел.
– Отнюдь, молодой человек, отнюдь. А вы разве не желаете того же? Хотите сделать себе имя, не так ли?
Павел пожал плечами:
– В нашем возрасте это вполне естественно.
– Намекаете на мою старость?
– Да ни на что я не намекаю. Просто хочу понять, что вам от меня нужно.
– Еще раз предлагаю: давайте действовать вместе. Поделитесь своей частью информации, а я своей.
«А почему бы и нет? – размышлял Павел. – Расскажи я кому про все случившееся за последние дни, все равно никто не поверит. Разве что Лилька… Но она не в счет. А этот Бурышкин, похоже, взялся за дело основательно. Вон даже шаманку призвал на подмогу. И вообще, он производит впечатление бывалого и решительного человека. Павел вспомнил характеристику, которую дал Бурышкину ответственный секретарь. Говорил хоть и иронично, но уважительно. Так почему бы не поделиться…