Францев показал на новый телефон.
— А это он дал мне на прощание, сказал, что с таким, как у меня, аппаратом только органы позорить. У него, дескать, самая новая модель теперь, у сына тоже и у жены. А старых аппаратов столько, что он устал их выбрасывать. Отказываться, что ли?
Павел взял в руки телефон и осмотрел.
— Ну, во-первых, он новый. Во-вторых, стоит больше твоей месячной зарплаты. В-третьих, надо показать его специалистам на предмет прослушки. В-четвертых, ты дурак, что ли, взятку брать?
— Выбросить?
— И в самом деле — дурак. Нет, конечно. Подари кому-нибудь или продай, но только не здесь. И не болтай об этом.
— Спасибо за совет, гражданин начальник, так и поступлю.
— На здоровье. Но самое главное то, что теперь и Романову, и Кулькову, и всем иным заинтересованным наверняка известно, что ты общался с Ашимовым с глазу на глаз в укромном месте. Думаю, это ускорит события. Но я думаю об этом сейчас, а ты наверняка знал об этом перед тем, как садиться в его машину. За дурака прости. Кстати, уж если вспомнили о Васе Кулькове, он — единственный с четной стороны Боровой улицы, с кем я еще не успел пообщаться.
— Нет проблем. Сейчас вызвоню его, и он подскочит сразу. Вася — пацан тертый и знает, что с ментами ссориться не стоит.
Участковый набрал номер и включил кнопку громкой связи.
Гудки были долгими, очевидно, Кульков размышлял, отвечать ему или нет. Наконец прозвучал мужской голос:
— Слушаю тебя.
— Вася, подскочи ко мне ненадолго, — сказал Францев.
— Может, завтра? А то у меня, сам понимаешь, шашлык-машлык.
— А ты прямо сейчас и подъезжай на четверть часика. Сам понимаешь: раньше сядешь — раньше выйдешь.
— Хорошо, только не шути так больше. Я закон уважаю…
Кульков замолчал, но вызов не сбросил, и Францев тоже чего-то ждал.
— Следак рядом стоит и слушает? — спросил наконец Вася.
— Правильно понимаешь, — ответил участковый.
И тут пошли гудки.
Вскоре в открытое окно комнаты донеслась громкая музыка, вылетевшая из подъехавшего внедорожника. Хриплый мужской голос, надрываясь от напряжения, проникновенно исполнял:
— Она работала в полиции,
а я был циник и нахал.
Она при форме, при амбициях,
но я ей запросто сказал…
Музыка и песня оборвались. Хлопнула дверца. Огромная фигура с квадратным торсом промелькнула под окном. Дверь открылась, и в помещение опорного пункта вошел мощный мужчина в обтягивающей майке и с золотой цепью на шее.
На майке были огромные буквы предупреждения «Не подходи!».
Кульков вошел и вместо того, чтобы поздороваться, выдавил сквозь сжатые зубы:
— Ну!
Подвинул к себе стул, опустился на него, откинулся на спинку, закинул ногу на ногу. Стул испуганно треснул под ним.
— Пятнадцать минут — не больше, — преду-предил Кульков.
— Как получится, — ответил Кудеяров.
— Позвольте, товарищ майор юстиции, представить вам местного предпринимателя Василия Васильевича Кулькова, — сказал Францев. — Он же Вася в квадрате, или Вася Кулек.
Кульков посмотрел на золотые часы, украшающие его запястье, и отвернул голову к окну.
— Вы догадываетесь, в связи с чем вас пригласили?
Вася помотал головой.
— Абсолютно не в курсах.
— На улице, где вы проживаете, обнаружена убитая молодая женщина, а вы были с ней знакомы, — сказал Павел.
— С ней полгорода были знакомы, вы всех, что ли, опрашивать будете?
— Но есть свидетели, утверждающие, что пару лет назад вы угрожали Карине Сорокиной. Нам даже известно, в связи с чем, — подключился к разговору Францев.
— Не понимаю, о чем вы. Покажите мне этих свидетелей, пусть они при мне предъяву сделают. С той женщиной меня ничего не связывает. Наоборот, я ей помогал всегда, потому как у нее всегда какие-то заморочки были. Помогал бескорыстно… Безвозмездно, то есть даром. Достаточно убедительно?
— А по поводу ее убийства, что можете сказать?
— А чего говорить? Жалко девочку, симпатичная была. Подробней не знаю. Вернулся домой ночью, и жена сообщила, что Карину замочили на нашей улице. К кому она шла, зачем шла — не знаю. А в пятницу меня здесь не было и в четверг тоже. Я на рыбалку ездил. Можете проверить.
— Где были и кто может подтвердить?
— На Ладоге находился. Там мини-отель «Рыбачий домик». Три спальные комнаты, баня на берегу, камин, лодка с мотором. Хотите отдох-нуть хорошо, дам телефончик. Но там недешево, сразу предупреждаю.
Францев стал что-то искать в компьютере.
Кудеяров задумался, вспоминая, что недавно слышал о рыбалке от кого-то.
— Много поймали?
— Не так чтобы, но с десяток хороших судаков домой привез.
Павел вспомнил.
— Алику Ашимову вы порекомендовали этот отель?
— Может быть, не помню. Отцу его говорил как-то, Алик, может, слышал. И он как раз в субботу после меня этот домик арендовал.
Я съехал, а он должен был к вечеру заселиться. Пост сдал, пост принял — так у вас говорят.
— Есть такой отель, — подтвердил участковый, оторвавшись от монитора. — Здесь фотографии и телефоны все. Чудное местечко. Внутри все классно обустроено. Интерьерчики роскошные…
— Ну, — кивнул Кульков.
— А по поводу убийства Карины Сорокиной, — вернулся к основной теме Кудеяров, — есть какие-то мысли, предположения?
— А я даже думать об убийствах не могу. А уж тем более предполагать. Поспрошайте ваших… Ну которые все знают и бегают к вам со своими предположениями. А девочку жалко, сочувствую родным и близким. Так у себя и запишите. И потом, очень хотелось бы, граждане представители власти, чтобы подобного больше не было в нашем тихом городке. Устали мы все от беспредела. Устали…
Он снова посмотрел на часы.
— И все-таки это вы посоветовали Алику Ашимову съездить в отель на Ладоге? — поинтересовался Кудеяров.
— Лично ему ничего не советовал. Что он мне, друг, что ли?
— А старший Ашимов — друг?
Кульков задумался, не зная, как отвечать.
— Шимми — мой сосед. И отношения у меня с ним добрососедские, как и с другими. На дни рождения друг к другу ходим…
— К Уманскому тоже? — спросил участковый.
Кульков поднялся.
— Ваше время истекло, господа.
Он сделал шаг, но у двери развернулся.
— Но я отвечу, из уважения к господину майору, которого хорошо помню и который ничего плохого никому не сделал. С Уманским у меня тоже соседские отношения. Но на свой день рождения он никого никогда не приглашает…
Вася Кулек вышел. И снова загремела музыка.
— …это было в понедельник,
хуже нету передряги,
только сдал меня подельник
ни за грош — за горсть лудяги…
Машина уехала.
— Что ты к нему с Аликом пристал? — удивился Францев.
— Сам не знаю. Просто в голову пришло: один уехал из отеля, другой приехал, а Карину где-то в промежутке между этими событиями убили.
— Не в промежутке. Мы точно знаем время убийства.
— Да, но Алик может сказать, что как раз в этот момент он, думая о предстоящей рыбалке, уехал покупать снасти.
— Да какие снасти! Ты посмотри на фотки этого рыбачьего домика — самый настоящий элитный бордель. Там огромные дубовые кровати, камины из черного мрамора… Как бы то ни было, но у Васи стопроцентное алиби.
— А ты не заметил, как он и другие уходят от прямого ответа, когда мы интересуемся Уманским? Я сегодня, когда был в городе, получил всю информацию на этих персон: на Ашимова, на Романова, на Василь Васильевича Кулькова, даже на покойного Михаила Борисыча Друяна… Но на Уманского в базе данных нет ничего абсолютно. А такого не бывает в принципе. То есть что-то есть, но не криминального характера: родился, женился, развелся, зарегистрировал предприятие, которое отчисляет в бюджет то, что требуется, прошло без замечаний плановую проверку налоговых органов. Я даже личные банковские счета Леонида Владимировича проверил: суммы там приличные, но не фантастические. Образцовый гражданин. За ним даже нарушений правил дорожного движения не зафиксировано.
— Такого не бывает в принципе, — не поверил Францев, — чтобы законопослушного гражданина так уважали местные авторитеты.
— Уважают, не уважают, но явно опасаются. И что ведь удивительно: человек с такой репутацией портит ее в один момент, когда сожительствует с никчемной, пусть и симпатичной молодой женщиной, которую вся округа считает чуть ли не проституткой. А этот ничего не боится. И прямо тут же Карина стала защищенной от злых языков. И после этого, после всех полученных от Уманского материальных и нематериальных благ она уходит от него и начинает продавать по электричкам пиво и чипсы. Зачем ей это — уже привыкшей благодаря богатому любовнику хорошо одеваться, приученной к дорогой косметике и изысканным духам? И курила она самые дорогие сигареты, которых нет в свободной продаже, «Блек энд голд Нэт Шерман», пачку которых нашли в ее сумочке.
— Дома у нее разбросаны пустые пачки «Ричмонда», — сказал Францев. — Я при досмотре квартиры видел.
— Если пачки металлические, то они тоже дорогие. Из табака сорта «вирджиния» с добавлением сорта «берлей».
— Ого! — поразился участковый. — Откуда такие познания?
— Специально изучал. Люди, которые подсаживаются на них, уже не могут курить тот фальсификат, который нам выдают за табак. Те сигареты, что курила Карина, — самые дорогие дамские сигареты в мире. У нас каждая пачка стоит не менее пятисот рублей. Может, и тысячу, если посчитать таможенную пошлину. Для нее это были не понты: у нас мало кто понимает в сигаретах. Очевидно, Сорокина уже подсела на высокое качество и не могла курить всякие там «Мальборо» или «Винстон». Только как дама с таким изысканным вкусом ходит по вагонам? Понять хочется — зачем?
— А я курю «Петра» и доволен.
— Просто ты не пробовал английских сигарет «Трежер». В Лондоне они идут по двадцать пять фунтов за пачку. Меня в Лондоне угостили как-то. Сладковатый табак, но хороший.