а радость, что жена сразу на развод подала.
— Один теперь живешь? — поинтересовался Павел.
— Не всегда, — уклончиво ответил участковый и тут же сменил тему: — Как, на твой взгляд, очень изменился Ветрогорск?
— Очень. При мне здесь иномарок почти не было. Разве что у Ашимова, Романова, Друяна… И, разумеется, у Васи Кулька со товарищи.
— И не говори. Раньше к рынку подходишь — там в основном «Жигули», а теперь сплошь иномарки. Есть, разумеется, старенькие, но и такие встречаются, я тебе скажу! Хорошо стал жить народ. Попритерся к новым условиям. Всякие бизнесы пооткрывали, кто на рынке стоит — не запросто так, конечно, кто еще как-то крутится. Ты такого ухаря Шишова помнишь?
— Фамилия знакомая. Был такой ханыжного вида. На него соседи жалобы писали.
— Так он и теперь такой же. Только надыбал где-то «Газель» — развалюху. Ну и развозит: кому мебель из магазина подвезет, кому картошку. Дрова из леса на «Газели» привозит и продает. А в прошлом году посадил жену в кабину, и смотались они в Карелию. В прошлом июне. Грибов здесь еще не было. А он притаранил целый свой фургончик белых грибов. Встали с женой на рынке и как начали продавать все это! Кучка — триста рублей. Народ тучей налетел. Так Шишовы до пятисот цену подняли. И все равно ведрами у них, корзинами все расхватали. За день машина пустая стала. А у Шишовых тонна этих грибов, если не больше, была. А люди наши набрали этих белых, замариновали, по банкам раскатали и сами осенью на тот же рынок вынесли. Одна баночка на полкило — пятьсот рублей. Влет уходило. Грубо говоря, трехсотпроцентная прибыль, не считая затрат на тару и маринад. На Западе разве такое бывает, чтобы за полгода так обернуться? Или возьмем…
В дверь позвонили.
— А теперь будем серьезными. Пришел главный свидетель, — шепнул Францев и тут же крикнул: — Заходите, не заперто!
В комнату заглянула молодая невысокая женщина с округлыми формами и остановилась на пороге. В руках у нее была пляжная плетеная сумка.
— Проходи, Алена, — устало произнес Францев, — садись за стол. Поговорим о делах наших скорбных.
Женщина подошла к столу, достала из сумки банку с маринованными красными перцами, потом вторую с грибами, покосилась на Кудеярова и выставила на стол бутылку.
— Вот, — сказала она, — смородиновая из Лаптя. Надо же Кариночку помянуть.
Слезы выступили на ее глазах, Алена отвернулась. Смахнула слезы ладонью и опустилась за стол.
— Пойду хлебушка принесу и тарелки, — сказал Францев, поднимаясь.
Кудеяров почувствовал себя неловко. Он не собирался выпивать. Думал, что просто поужинает, попьет чаю с участковым, ляжет спать…
— Я вас знаю, — сказала Алена, — ведь это вы у нас тут на Колином месте были? А до вас — Веня Круглов.
— Так и есть, — признался Кудеяров.
Вернулся Францев, поставил на стол тарелки, поверх которых положил буханку хлеба.
— Теперь Павел… как тебя, Сергеевич, кажется… Так вот, теперь Пал Сергеич — большой начальник, — деловым тоном произнес участковый. — Теперь он майор юстиции и начальник районного следствия. А потому будь с ним откровенна. Мы с тобой без протокола, без подписи твоей поговорим. Надо же скорее убийцу найти. Ты только на его вопросы честно отвечай, чтобы потом неприятностей не было.
— Спрашивайте. Я расскажу все, что знаю.
— В каких отношениях вы были с убитой? — спросил Кудеяров.
— Я? — удивилась женщина. — А при чем здесь я? Мы с ней подруги, можно сказать. У нас мужья — братья родные. То есть мы даже как сестры были. Но вообще с Кариной дружить трудно. Она обидчивая очень. То есть была обидчивой. Что-то не по ней, и сразу обижается. Не скандалит, не ругается, а просто перестает общаться. В последнее время она опять…
— Когда вы виделись в последний раз?
Алена закрыла глаза, зажмурилась. Очевидно, вспомнила, как увидела в последний раз подругу — вернее, тело убитой подруги.
— Виделись вчера в синем магазине. Поздоровались, но Каринка спешила, сказала, что у нее ко мне разговор и она хочет кое-что мне сообщить по секрету. Мы договорились встретиться сегодня полседьмого в магазине. Она просила ее там встретить, а потом мы куда-нибудь пошли бы, ко мне или к ней.
— Где она работала?
— Ходила по электричкам. Продавала там… Ну вы знаете, что там продают. Мороженое, чипсы, пиво, журнальчики с программками и кроссвордами.
— Что? — не поверил Францев. — Такая девушка — и в электричке? От нее всегда за версту дорогими духами несло! Не верю, чтобы она вот так пала низко…
— Я тоже удивилась, когда узнала. Но Карина сказала, что это временно, на сезон до осени. А по деньгам очень даже неплохо получалось. За первый месяц у нее почти полсотни вышло.
— Вот оно что! — удивился участковый. — Никогда бы не подумал. А кто хозяин у нее?
— Хозяин тот же самый, что почти всем тут заправляет. Ашимов, разумеется. Он и с железной дорогой договорился, и товар давал, который просроченный и под списание. С сумками таскаться по вагонам, конечно, не сахар, но Карина терпела. Она-то вообще девушка с запросами была. Всегда говорила, что добьется чего-то в жизни. А вон как обернулось.
— Враги у нее были?
Алена покачала головой.
— А с мужем бывшим в каких отношениях находилась?
— Ни в каких. Тот давно уже с другой живет. Теперь вроде как официально женился. Только ни брата, ни меня на свадьбу не пригласил. Он в городе постоянно, здесь, в поселке, появляется редко. Что ему здесь делать? Его даже родной сын не интересует.
— А где сейчас ее сын?
— Карина на лето отправляет его к бабушке. Бедный мальчик. — Алена всхлипнула.
— У Карины был постоянный мужчина? — спросил Кудеяров.
— Не знаю. Она обычно скрывала. Но мне кажется, что не было никого. Иначе зачем ей по поездам таскаться?
— А временные? Те, с кем она не так давно рассталась.
— Не знаю. Скорее всего, никого у нее не было.
— Такого не бывает! — не выдержал Францев. — Чтобы такая девушка — и одна. Как она оказалась на Боровой улице? Ведь к кому-то она шла.
— А чего гадать? Знаю только, что мы договорились увидеться в синем магазине. Я не смогла прийти, а куда Карина потом собиралась, мне неизвестно.
Францев обернулся к Павлу и принялся перечислять:
— На четной стороне живут Погудины, рядом участок Ашимова, потом Романов и небезызвестный Василь Васильевич Кульков — он же Вася в квадрате. Улица кончается спуском к лесу, внизу — болотце и речка, там люди не ходят. По нечетной стороне первый дом принадлежит Лидии Степановне Друян — вдове бывшего главы администрации. Следующий участок известного адвоката Куравина, потом отец Петр, который в миру — Петр Иванович Федоров, и дом гражданина Уманского, представляющего для меня некоторую загадку. А поскольку тело было обнаружено на дорожке нечетной стороны, то идти она могла или к бывшему директору школы Лидии Степановне, или к известному адвокату, которого здесь никто не видел уже месяца полтора, давно в поселке не появлялся. Потом святой отец, которого заподозрить можно едва ли.
— Почему? — спросил Кудеяров.
— Видел бы ты этого попика. Ему и тридцати нет, худосочный, бороденка жиденькая, голосок тоненький…
— Разве у вас такой богатый приход? У священника дорогой дом…
— Да это покойный Друян Михаил Борисыч устроил. Участок возле леса был выделен епархии для строительства храма. А бывший глава администрации предложил попам обмен. Администрация выделяет им участок меньшей площади непосредственно в городке, а взамен город получает этот. Земля возле леса продается под строительство коттеджей, и вырученные средства вкладываются в строительство храма. Кроме того, на период строительства церкви Михаил Борисович обложил всех местных предпринимателей церковной десятиной. Все добровольно должны были сдать десятую часть месячного дохода на храм. А кто не мог, должен был лично отработать. Сдавали все. Это поспособствовало тому, что люди потянулись туда. Надо же было узнать, куда свои кровные ушли. Не сомневаюсь, что и сам Друян на этом поднялся немного. Хотя утверждать не могу. Но он ведь если что и делал для города, то всегда с прибылью для себя.
Участковый перевел взгляд на свидетельницу и махнул рукой:
— Ладно, Алена. Открывай свои баночки. И сама подсаживайся. Сейчас помянем…
Водку разлили по рюмкам, маринованный перец и грибочки разложили по тарелочкам.
— А теперь, Алена, честно признавайся. Твоя родственница и подруга шла к Уманскому? Ведь у них была связь?
— Была, но давно.
— Странно, — удивился Павел. — Я совсем недавно был здесь участковым, но не знаю ни про улицу с туями, ни про храм, ни про отца Петра. Здесь священников не было вовсе. И не знаю ничего про связь неизвестного мне Уманского с молодой женщиной, которая считалась здесь первой красавицей.
— Карина с Леонидом Владимировичем познакомились пару лет назад или чуть больше, а потом расстались, — объяснила Алена.
— В чем причина расставания?
Женщина пожала плечами.
— Карина сказала, что себя перестала уважать, потому что спит с мужчиной, который старше ее матери. Лене, как выяснилось, пятьдесят два года.
— Ему пятьдесят два? — не поверил Францев. — На вид — лет сорок, не больше.
— И Карина так думала, а потом увидела его паспорт. Заглянула, чтобы узнать… Ну вдруг он женат или детей куча… Даже плакала потом.
— То есть она всерьез думала о замужестве?
— Вероятно.
— И вот они расстались. И что этот Уманский? — спросил Кудеяров.
Алена опять пожала плечами и попыталась объяснить:
— Ну он звонил, разумеется, спрашивал, почему она не приходит…
— Не скандалил, не угрожал? Простите, но вы так неуверенно отвечаете, что я не знаю, правду вы говорите или предполагаете. Плечами все время дергаете.
— Это у Алены такая дурацкая манера общаться, — усмехнулся участковый и строго посмотрел на гостью. — Ты это… Давай как-то поувереннее говори. И вспоминай, вспоминай! От твоих показаний во многом будет зависеть раскрытие преступления.