Бреду за круглый валун, достаточный, чтобы прикрыть меня. Просто чуть-чуть времени, чтобы никто не трогал. Голоса опять сливаются в гул, перед глазами туман и я падаю прямо на спину, в песок. Он для меня сейчас мягче любой перины.
Я уже начинаю проваливаться в сон, но мне не даёт вырубиться тревожное ощущение. Тихонько отпускаю силу. Вокруг все чисто. Насколько можно так назвать раздражающий сумрачный фон силы хаоса.
Но сердце продолжает сжиматься и колотиться. Я ёрзаю, устраиваясь поудобнее, вздыхаю. На смену тревоги приходит ноющая боль. Хтонь, у меня что, приступ на нервной почве?
Я набираю воздуха полные лёгкие, пытаясь унять сердцебиение. И слышу шуршание одежды, совсем рядом. Открываю глаза — надо мной склонился один из наших. В слабом свете фонарей я с трудом разглядываю надпись на его каске.
И от этого мои глаза распахиваются на полную. Потому что там написана фамилия того, что чуть не убил меня. Фамилия призрака. Панаевский.
Глава 23
Похоже, приложило меня головой прилично. Машу перед собой рукой, прогоняя призрак. И попадаю тому ровно по лицу, сбивая очки. Хтонь, не привиделось.
На меня злобно глядят тёмные глаза на незнакомом молодом лице. Тело парня окутано слабым сиянием силы и она тонкими струйками тянется ко мне. К моей груди.
Сердце сжимается ещё сильнее и замирает на миг.
Моя сила отзывается неохотно, слишком вымотался. Как будто не считает, что мне что-то угрожает. Или я сам так не считаю? Но знакомое царапанье когтей по внутренностям помогает прийти в себя.
Так, только бы спросонок не прибить его. Бурые нити оплетает его руки и шею, затягиваясь. Пепел с поднявшихся символов оседает на слабом потоке его силы, впитывая его в себя. Чуть усиливаю хватку за шею и парень, хрипя, приваливается к валуну.
Сердце отпускает, приток чужой силы бодрит немного, но достаточно, чтобы я мог сесть. Осторожно выглядываю — никто в нашу сторону не смотрит. Пара пустынников с Игнатом дежурят у входа.
Остальные рассредоточились по пещере, почти все лежат. Только командир явно проводит проверку припасов и оборудования — перед ним свалены рюкзаки.
Перевожу взгляд на незнакомца. Со стороны должно казаться, что мы разговариваем. Собственно, поговорить я и хочу.
Злоба в его глазах меняется на непонимание. Он не может пошевелиться и даже говорить. Немного ослабляю давление. То, как послушно реагирует сила, придаёт мне ещё немного энергии.
— Ты кто вообще такой? — задаю ему главный вопрос и стучу в надпись на каске. — Панаевский?
— Хррр, — он прочищает горло и сдавленно отвечает. — Да. Ты даже не запомнил род, который подставил.
— Чего? — я трясу головой. — Кого я подставил? Ты о чём вообще? И кто тебе Глеб Панаевский?
— Не делай вид, что не понимаешь о чём речь, я вё знаю, — он пытается приблизиться и мне приходится снова его слегка придавить. — Что… Что это такое?
— Особое родовое умение, — усмехаюсь. — Спокойные переговоры называется. Не дёргайся, тогда не пострадаешь.
Но я уже не уверен, что долго удержу свою «чужую» силу. Она начинается едва заметно пульсировать, пробуждаясь. Жадная, зараза, не нравится ей, когда дразнят. Я так и не понимаю, что она может делать.
Экспериментировать на недружелюбном, но вроде как своём, как-то нехорошо.
— Не слышал о таком… — бормочет парень, хмурясь.
— Предполагаю, что ты о многом не слышал. А некоторое из того, что слышал, и вовсе чушь. Так кто ты такой? И кем тебе был Глеб Панаевский?
— Отцом он мне был, тварь, — сквозь зубы рычит он, снова заводясь.
Ну вот тебе и наследие былых встреч. Хтонь, мог бы и догадаться, что при таких густонаселённых аристократических семьях, и у психопата есть отпрыск. А то и не один. Сколько ему было, сороковник? К этому времени немало можно настругать…
Я слегка придавливаю шею и отпускаю, как только вижу, что губы его начинают белеть.
— Давай без этого, — вежливо прошу я. — У меня очень плохое настроение, а терпение так вообще закончилось демоны знают когда. Объясни нормально.
— Ты убил моего отца! Так нормально объяснил? — глаза парня вспыхивают злостью.
— Я не убивал. Кто тебе вообще такое сказал?
— Не ври! — он шипит, но на крик не переходит, не привлекая внимания. — Я знаю, что он занимался тобой. И после его смерти слышал от старших о контрибуции. Тебе лично!
Контрибуция? Я пытаюсь вспомнить значение мудрёного слова. Это вроде выплата победителю. Мне лично род Панаевских что-то там выплатил, а я и не знаю? Ну прекрасно, ну дед, вот старый хрыч. Вот выберусь, дождёшься ты разговора по душам.
Интересно, если прорыв хаоса в столице замаскировали под взрыв газа, то как выставили смерть безопасника? Знай этот воспылавший местью о демонах, обвинял бы их, а не меня.
— То есть того, что это я виноват в его гибели, ты не слышал? — вкрадчиво спрашиваю я.
— Это и дураку ясно! Контрибуцию выплачивают только после прямой схватки.
— Так и что тебе сказали?
— Что не моего ума дело, — скукоживается он, но не надолго. — Да вот только не на того напали! Я не оставлю смерть отца без ответа!
— Да успокойся ты, — я раздражённо морщусь и снова затягиваю силу на шее.
Панаевский сипит, скребя руками по невидимой удавке. Борется отчаянно, не сдаётся. Я даже проникаюсь уважением. Не понял, чем его прихватили, но не боится.
— Повторю ещё один раз. Я не убивал твоего отца. Могу дать тебе слово княжича.
Парень замирает, смотря на меня с недоверием. В глазах его борьба. Нарушить слово, насколько я понял, без непоправимого ущерба для здоровья, невозможно. Обойти, частично, при очень специфических обстоятельствах, можно. Но соврать напрямую не выйдет.
И мне приходится подтвердить обещание, дав это слово. Наши силы сплетаются и расходятся, оставляя частички себя внутри. Это простое взаимодействие во мне вызывает лёгкую дрожь.
— Но… — теперь он совершенно растерян. — Но как тогда? Что случилось? Как умер мой отец?
— А вот этого я сказать тебе не могу, извини. Дал слово императору.
— Императору? — Панаевский таращится на меня со священным ужасом. — Самому императору?
— Да, лично, самому, — киваю и отзываю силу. — Могу только сказать, что он погиб не от руки человека. И защищая других.
Приходится говорить медленно и подбирать слова. Надеюсь он не зацепится за это «не от руки человека». Но он цепляется за совсем другое.
— Но почему тогда мой род выплатил тебе целое состояние?
Какой хороший вопрос. Только вот меня как-то не удосужились проинформировать. Ни о версии гибели Панаевского, ни о «целом состоянии».
— Честно, не знаю. О чём договорились старшие и почему так — я не в курсе, — признаюсь я. — Тебя хоть как зовут то?
— Глеб, — с грустью отвечает он. — В честь отца.
Боги, вы там, смотрю, неплохо потешаетесь на небесах, или где вы наблюдаете за забавными людишками. Глеб Панаевский, второй, собственной персоной. Ещё и с таким же родовым умением, как у бати. Надеюсь, он не унаследовал и слепой фанатизм.
— Игорь. Ну вот и познакомились, — ворчу я, поднимаясь на ноги и протягивая ему руку.
Он смотрит на мою руку с подозрением, потирая шею. Но решается и подаёт свою. Рассеянно пожимает.
Жаль, что не могу рассказать ему про демонов. Его бы дурь сейчас как раз против них направить, и было бы отлично. Но он даёт мне ещё одну пищу для размышлений. Точнее подтверждение догадки.
Панаевский, как и его отец, смог использовать кровавое родовое умение только из-за уверенности в своей правоте. Можно сказать, что младший Глеб тоже фанатично верил, что я убийца и ушёл от справедливого наказания.
А если это так — то тут такая огромная брешь в системе, что жуть берёт. Допустим, силу можно применить только при исключительных условиях. Как прямая угроза империи или преступник, избежавший страшного наказания.
Но даже при таком раскладе — можно подстроить всё так, что и боги не докопаются до использования своего дара. Мне такие интриги и игры в долгую не интересны, но есть же умные люди.
— Давай-ка наш разговор оставим между нами, — предлагаю я, глядя как он озирается, не зная, что дальше делать.
Вот так всегда, прёшь за отмщением, а получаешь пшик. Да убей бы он меня, тоже теперь стоял бы с такой непонимающей рожей. Надеюсь только, что когда вернусь в свой мир и найду наставника, меня не будет ждать такое же разочарование.
— Хорошо, — кивает Глеб. — Спасибо. И… извини.
Ну потерявшийся щенок, видят боги. Но места в нашей группе поддержки уже нет, уж прости, парень. Я утешительно хлопаю его по спине.
Сон с меня окончательно слетает. И я иду к старлею, разузнать как наши дела.
В пещере прохладно и сухо, но даже сюда залетает яростный ветер пустыни. В воздухе мерцают песчинки, и навязчиво фонит тлетворным хаосом.
— Ты уже очнулся? — удивляется командир. — Отдохнул бы ещё, кто знает, когда удастся в следующий раз.
— Я в порядке, — вру я ему и присаживаюсь рядом. — Как наши дела?
— Хреново, — со свистом сплевывает он.
Как он умудряется плеваться при таком обезвоживании — для меня загадка. Мой язык упорно присыхает к небу, а рука постоянно тянется к фляге.
— Запасов на пару дней, — продолжает сталей. — Это если сильно урезать порции. С водой дела ещё хуже. Если ты не умеешь находить в пустыне воду, то нам и пары дней не протянуть.
Я задумываюсь. Мне, похоже, простой путь куда надо, найти сложно, не то, что источник воды. А шляться серди бури, кишащей демонами, проверяя предположения — так себе идея. Мотаю головой:
— Вряд ли. Никогда не пробовал. А пробовать сейчас…
— Да, да, понял, — перебивает он, вздыхая. — До базы пешком мы не дойдём, запасов не хватит. Нужно выбраться из бури и связаться с нашими, чтобы забрали. Но выходить прямо сейчас опасно. Одарённые истощены, толку от вас в таком состоянии ноль, и в пути сила не восстановится.
— Пережидаем? — догадываюсь я.