Некоторое время они молчали.
– Что было потом? – тихо спросила Лиза. – На этом ведь все не закончилось, правда?
– Правда, – сказал Скряба. – Жена подслушала телефонный разговор и узнала о том, что я сделал. После этого она слегла и больше уже не поднялась. Через два месяца ее не стало. – Скряба помолчал пару секунд, потом добавил с горькой усмешкой: – Жизнь за жизнь. Нормальный обмен. Мне не на что жаловаться.
Он замолчал. Лиза медленно подошла к нему, протянула руку и коснулась пальцами его темных волос. Потом осторожно погладила их ладонью.
Семен посмотрел на нее снизу вверх, потом медленно поднялся. Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза, пока он не наклонился и не поцеловал ее. У Лизы слегка закружилась голова. Втянув ноздрями его возбуждающий мужской запах, она запустила пальцы в его волосы и вся отдалась во власть этого долгого поцелуя.
Скряба приподнял ее и посадил на край стола. Увидев перед собой его мерцающие голубые глаза, в которых появился ненасытный плотский голод, Лиза испытала сильное возбуждение. Она больше не могла сдерживаться, и, почувствовав это, он распахнул ей полы халата и рывком сорвал с нее трусики.
…Когда он вошел в нее, она вскрикнула от наслаждения и до крови закусила губу.
Журналист Глеб Корсак, сидя у камина в глубоком кресле, отпил глоток коктейля и спросил:
– Ты сейчас в Москве?
– Нет, – отозвался из трубки голос Маши Любимовой.
– А где?
– В городе Новостройске, сижу в самолете и собираюсь лететь в Москву.
– Так я и думал.
– Что? – не поняла она.
– До меня дошли слухи, что ты расследуешь гибель Дениса Люблинского.
– И что?
– Хочешь угадаю, что ты делала в Новостройске? Ты была в ресторане «Золотая рыбка» и расспрашивала про девушку по имени Лиза Антипова, верно?
Маша помолчала, а затем спросила:
– Глеб, какого черта?
Корсак отпил из стакана коктейль и облизнул губы.
– Я провел журналистское расследование. Хочешь дам совет?
– Ну, дай.
– Поинтересуйся прошлым Ольги Князевой.
– Зачем? Что ты обо всем этом знаешь?
– Знаю я, Маруся, довольно много. Но тебе не расскажу.
– Почему?
– Дал слово одному человеку. А я, как ты знаешь, всегда держу данное слово!
Майор Любимова издала сердитый звук, похожий на рычание кошки.
– Корсак, ты хоть понимаешь, что препятствуешь расследованию?
– Ну, посади меня за это в тюрьму. Только когда будешь сажать, помни, что я отец твоих детей!
– Не детей, а ребенка. Митька не твой сын.
– Это не меняет дела, поскольку я люблю его как родного.
Маша помолчала. Глеб отпил глоток коктейля.
– Что конкретно я должна искать? – сухо спросила она.
– Поинтересуйся родственниками Ольги Князевой.
– Родственниками? Глеб, она воспитывалась в детском доме.
– Вот именно. Узнай, кто определил ее в детский дом, кто помог ей поступить в институт, кто незримо, но постоянно присутствовал в ее жизни.
– Боюсь, я не совсем понимаю, о чем ты говоришь.
– Ольге Князевой двадцать семь лет, а она уже глава компании. Стремительная карьера, ты не находишь?
– Нахожу. И что дальше?
– Дальше? Дальше, Маруся, делай выводы.
Она помолчала.
– Дай хоть одну подсказку!
Глеб поразмыслил и нехотя произнес:
– Ладно. У Ольги на спине есть шрам от ожога. В детский дом она попала в девяносто первом году. Что, если ожог она получила примерно тогда же?
– Хочешь, чтобы я порылась в полицейских архивах?
– В точку!
– Ты представляешь, сколько пожаров было в тот год по всей стране!
– Не только представляю, но даже знаю точную цифру. А ты сократи круг поиска.
– Как?
– Слово на букву «б», обозначающее родных братьев или сестер-одногодок, похожих друг на друга как две капли воды.
– Близнецы?
– Умница! Просто схватываешь все на лету! И конечно, ты понимаешь, что искать нужно не братьев, а…
– Сестер, – договорила за него Маша. – Ладно. Следовало бы отправить тебя в следственный изолятор, но я этого не сделаю.
– Правильно. Тем более что у тебя все равно ничего не получится. Многие пытались, но я сижу дома, перед камином, и пью свой любимый коктейль.
– Сластолюбец, – проворчала Маша. – Алешка с Митькой возвращаются в субботу. Заедешь их навестить?
– А ты не прогонишь?
– С чего вдруг? Я давно сменила гнев на милость, ты же знаешь.
– Только на словах, – возразил Глеб. – Когда ты смотришь на меня, из твоих глаз сыплются искры.
Маша хмыкнула.
– С каких это пор ты стал меня бояться?
– С тех пор, как ты меня бросила.
– Я бросила тебя, потому что ты повеса и игрок.
– Я готов был исправиться. И даже сделал тебе предложение.
– И подарил ворованное кольцо!
– Оно не ворованное, – возразил Глеб. – Я выиграл его в карты[3].
– Для меня это одно и то же.
Глеб вздохнул.
– Я вижу, рождение ребенка не смягчило твое сердце.
– Оно было пластилиновым, пока я жила с тобой, и ты лепил из него все, что хотел. Мне стоило больших усилий положить этому конец.
Глеб несколько секунд молчал, потом сказал:
– Хочешь еще одну подсказку?
– Какая неслыханная щедрость! Ну, давай.
– Директор детского дома, в котором воспитывалась Ольга, имел слабость к хорошеньким девочкам. Однажды он положил глаз на Ольгу. А на следующий день его нашли мертвым – кто-то воткнул ему отвертку в живот.
Маша помолчала.
– И что ты этим хочешь сказать?
– Только то, что у Ольги был ангел-хранитель. – Глеб отпил глоток коктейля, облизнул губы и добавил: – Детский дом – неплохое место, чтобы спрятать там ребенка. Прости, но больше я тебе ничего не скажу.
– Я в любом случае не могу тебя больше слушать. Мы взлетаем.
– Счастливого полета, королева эльфов!
– А тебе удачи в поисках подземных сокровищ, гном Гимли!
Глеб засмеялся, отключил телефон и швырнул его на журнальный столик. Потом посмотрел на бутылку водки, стоящую рядом, перевел взгляд на бутылку с тоником и решил смешать себе еще один коктейль.
За Машу Любимову он был спокоен. Она обязательно раскопает то, что сумел раскопать он сам. И сделает это быстро.
Думая об этом, Глеб с удивлением поймал себя на том, что все еще гордится ею. Совсем недавно он попытался поступить как взрослый, ответственный человек и предложил Маше выйти за него замуж. Реакция Любимовой была, мягко говоря, нетривиальной. Сначала она удивилась и долго не могла поверить, что он серьезно. А когда поверила – так же долго смеялась. А когда закончила смеяться, просто сказала ему:
– Корсак, не сходи с ума! Ты никогда не станешь хорошим мужем. И кстати, верни кольцо тому, у кого ты его украл. Неужели ты и правда думал, что я буду носить на пальце этот слиток чужого горя?
Только тогда до Глеба наконец дошло, что между ними все кончено – окончательно и бесповоротно и ему здорово повезет, если они с Машей останутся друзьями.
Глеб смешал себе коктейль: треть стакана водки, треть – тоника. Выжал в него сок из половинки лимона и швырнул несколько кусков колотого льда. Затем взболтал содержимое, откинулся на спинку кресла и с наслаждением выпил первый глоток.
К тридцати девяти годам Глеб Корсак, искатель приключений, игрок и авантюрист, пришел к выводу, что быть арбитром не менее интересно, чем быть полноценным участником игры. Роль всезнающего очевидца событий доставляла ему наслаждение.
– Вероятно, это и называют зрелостью, – сказал сам себе Глеб и запил глубокомысленную сентенцию хорошим глотком коктейля.
Корсак не ошибся в Маше Любимовой. Уже через несколько часов она знала все, что знал он, и даже больше. Правда, для этого ей пришлось напрячь Стаса Данилова и еще двух полицейских-оперативников, но это уже нюансы.
В тот же день майор Любимова и капитан Данилов вошли на территорию тщательно охраняемой частной психиатрической клиники «Дубрава». Миновав все кордоны, они проследовали прямо к кабинету главврача.
Постучались, услышали «да» и вошли в кабинет.
– Здравствуйте! – поприветствовала Маша человека в белом халате, сидевшего за столом. – Я из полиции. Майор Любимова. Мария Александровна. А это – мой коллега, капитан Данилов.
Стас коротко кивнул в знак приветствия.
Врач, худощавый, долговязый тип лет пятидесяти, оторвал взгляд от бумаг, разложенных на столе, и взглянул на Машу и Стаса. У него были обвисшие усы и жидкая бородка, но взгляд серых глаз отличался необыкновенной твердостью и остротой.
– Игорь Константинович Соломатин, – представился он. – Проходите, пожалуйста!
Маша и Стас сели в предложенные кресла.
– Чем обязан? – спросил главврач.
– Мы хотели бы расспросить вас об одном пациенте, – сказала Маша.
– Пожалуйста. Как его имя?
– Роман Родионович Вольский.
По лицу Соломатина пронеслась тень.
– Э-э… Что конкретно вас интересует? – уточнил он.
– Все, – сказала Маша. – Просто расскажите мне о нем, а если мне что-то будет непонятно – я задам вопросы.
– Что ж, хорошо… – Главврач откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – Начнем с того, что он на принудительном лечении…
– Да, я в курсе. Он отбывает у вас срок за убийство жены и маленьких дочек.
– Для меня он прежде всего больной человек, а не преступник, – сказал Соломатин.
– Само собой, – усмехнулась Маша. – Продолжайте.
– Да вы и сами все знаете. Двадцать с лишним лет назад Вольский сжег свой дом вместе с находившимися внутри женой и дочками-близняшками. Сам он выжил, хотя получил сильные ожоги. Потом было расследование и суд. Его признали невменяемым и направили на лечение. С тех пор он у нас.
– И как?
– Что как?
– Он выздоравливает?
– Пока видимых улучшений нет.
– Напомните мне, пожалуйста, его диагноз.
– Пожалуйста. Параноидальная шизофрения, отягощенная комплексом вины.