Фольклор
Томас Роулендсон. Сатирическая карикатура с дьяволом, который укачивает Наполеона. 1814. Нью-Йорк, Метрополитен-музей
Легенды и сказки, в которых человек побеждает дьявола с помощью различных трюков, довольно широко представлены в народной культуре: эти истории часто комичны и насмешливы, но не лишены морализаторства.
Согласно древним верованиям, искуситель представал в разных обличьях, то внезапно появляясь в нетипичной ситуации (взрыв, гроза, метель и т. д.), то проникая в своих многочисленных формах в повседневную жизнь обычных людей. Когда-то люди видели демонические проявления в грозе (гром часто называли «дьяволом в карете»), в граде, в ветре, который, скользя по валунам, издавал звуки, похожие на вой и призрачные голоса.
Дьявол и его слуги часто хранили секреты предков, им поручалось стеречь таинственные сокровища и препятствовать попыткам осквернить тайны. Если человек присваивал «нечеловеческие» богатства, тем самым он демонстрировал свое превосходство в силе и интеллекте над нечистью. Вмешательство дьявола, однако, не ограничивалось стремлением совратить слабое смертное существо (обещая в обмен на душу богатство, молодость и т. д.) и во многих случаях могло сопровождаться посредничеством ведьмы: смешанного образа, уже не женщины и еще не демона.
В различных легендах, предостерегающих или свидетельствующих о мифическом прошлом, сам Сатана и другие демонические существа побеждены изобретательными людьми. С помощью смекалки люди умело преодолевают ловушки, расставленные теми, кто мог бы подтолкнуть их к злу.
Этот антропоцентрический способ интерпретации отношений между повседневностью и волнующей сверхъестественной Вселенной может служить еще одним подтверждением человеческой способности побороть страх перед превосходящими человека и «иными» неконтролируемыми силами.
Сегодня дьявол в коллективном воображении часто уже не является образом, связанным с конкретной сферой религии, но, подобно карнавальной маске, проникает в различные контексты, становится хранителем неведомых сокровищ, страшным обитателем бездонных пещер, темных лесов и труднодоступных гор.
Следует сказать, что трудно провести четкую границу между дьяволом в фольклоре и дьяволом интеллектуалов и не ошибиться; на самом деле, мы должны отметить, что образ дьявола никого не оставляет равнодушным, особенно из-за его многочисленных символических значений, даже в светской плоскости. Согласно широко распространенному мнению, «народный» дьявол пришел из религиозной литературы и демонизации языческих практик, которые никогда не были полностью изжиты в сельской ритуальной жизни. Жития, рассматривающие дьявола как искусителя святых и благочестивых людей, следует отнести к первому источнику, а проявления одержимости с магической подоплекой, с точным указанием на колдовство – ко второму. В первом случае его образ грозен и деяния ужасны, а во втором он оборачивается комическим персонажем.
Народная интерпретация, склонная помещать дьявола в шутовскую плоскость, одурачивая его своей смекалкой, может быть отчасти обусловлена стремлением получить материальную выгоду – что характерно для народной культуры и прямо противоположно духовному поиску христианской культуры.
В фольклоре дьявол не всегда вызывает однозначно страх, но приобретает некие человеческие, пусть и отрицательные, черты.
Дьявол может быть представлен маленьким глупым мальчишкой, который играет в церкви, забавляясь тем, что двигает скамьи то тут, то там. Он может искренне помогать людям, обмениваться любезностями и возвращать потерянные вещи, даже если люди, которым он благоприятствует, не очень благочестивы, как, например, воришки или еретики.
Глупость дьявола и его иногда услужливое поведение породили такое выражение, как «бедный дьявол». Фольклор обычно стремится сделать фигуру дьявола более домашней, приручить ее [Cocchiara G., Il diavolo nella tradizione popolare italiana, Palermo 1945, pag. 268].
«Вера в дьявола коренится в великих и глубоких терзаниях духа, однако народное воображение разукрасило дьявольские образы в яркие цвета, сделало их знакомыми, устранило их страшный характер.
В самых современных воплощениях дьявол воспринимается не столько как злой дух, вызывающий моральные и физические расстройства: он – сущность, которая досаждает и с которой приходится жить ежедневно, дьявол из плоти и крови, который не подвергает нас серьезным испытаниям, как можно было бы ожидать: дьявол не так уродлив, как его рисуют. В народной традиции он такой же озорной и игривый, как и все гоблины, населяющие воображение» 91.
Следует также отметить, что в Средние века некоторым ритуальным практикам, характерным для христианских народных традиций, приписывали сатанинские значения. Очень показательный пример мы находим в «Трактате о различных материях, пригодных для проповеди» Этьена де Бурбона (ок. 1180 – ок. 1265). В нем автор осуждает и называет дьявольскими древние ритуалы, проводимые во французских деревнях для лечения детей. Творчество инквизитора Этьена де Бурбона не ново и имеет жанровую характеристику. Такие сборники назывались exempla – средневековый жанр зарисовок для устрашения, они несли дидактическую функцию и заставляли людей стыдиться и раскаиваться 92.
«В шестую очередь следует сказать об оскорбительных суевериях, некоторые из которых оскорбительны по отношению к Богу, а другие – по отношению к ближнему. Оскорбительны по отношению к Богу суеверия, воздающие достойные лишь Бога почести демонам или другим тварям: в этом состоит грех идолопоклонения, тем же грешат и несчастные женщины, занимающиеся колдовством, и те, кто в поисках спасения поклоняется кустам бузины и делает им приношения: пренебрегая церквами и святыми мощами, они приносят к кусту бузины или муравейнику или другому подобному предмету своих детей в надежде получить для них выздоровление.
Подобное произошло недавно в Лионском приходе, где, читая проповеди против колдовства и исповедуя прихожан, я узнал от исповедовавшихся женщин, что многие из них носили своих детей к святому Гинфору. Полагая, что это был какой-то святой, я стал расспрашивать о нем и в конце концов узнал, что то был борзой пес. <…> Однако крестьяне… приходили на это место и почитали пса, как какого-нибудь мученика, молились ему об исцелении от увечий и по другим надобностям, и многие стали жертвами обмана и соблазнов, с помощью коих дьявол склонял людей к греху»93.
Еще один пример демонического образа можно найти в уникальном опыте изгнания бесов. Обряд экзорцизма был проведен в 1600 году в Иссиме (Валле д’Аоста) против демона (в документе он указан под именем Астарот), виновного в землетрясениях и оползнях, особенно вредящих местным жителям. Священник, ответственный за проведение обряда, Аннибале Серра, оставил подробное описание событий (Государственный архив Турина, герцогство д’Аоста, том 6, Иссим п. 1), вот как он описывает дьявола Астарота:
«Когда я подошел ко входу в нее [пещеру, в которой скрывался дьявол. – Прим. авт. ], я увидел тень, и чем больше я смотрел на нее, тем более уродливой и пугающей она мне казалась, ибо она имела форму скорее зверя, нежели человека. Он лежал на земле и тут же встал. С первого взгляда я принял существо за медведя, со второго – за одичавшего человека, но с третьего взгляда я узнал в нем настоящего дьявола. Приблизившись к нему со светильником, я увидел, что у него рога и хвост, как у быка, ноги и руки, как у медведя, обезьяноподобное лицо с острыми зубами, а все остальное тело голое, с кожей, как у змеи».
Антуан Ватто. Голова сатира. Нью-Йорк, Метрополитен-музей
Изображение дикаря и дамы на гобелене конца XV века
Демон, наблюдаемый экзорцистом, подобен некоторым животным, в частности змее и обезьяне. Змей, как известно, является животным-искусителем par excellence, «хитрее всех зверей полевых» (Бытие 3:1), и именно в этом облике дьявол подтолкнул Еву, а затем и Адама к греху. Менее известны ассоциации с обезьяной, хотя в средние века дьявола также называли «обезьяной Бога». Происхождение этого названия обусловлено типичным поведением животного, которое «всегда хочет делать то, что видит, как делают другие», о чем свидетельствует “Libellus de natura animalium” («Книга животного мира», XV век).
Тесно связанный с иконографией, дьявол в фольклоре может приобретать черты, подчеркивающие его фундаментальную роль в распространении принципов, восславляющих торжество материальных благ и власти. Например, мы имеем конкретное выражение этого аспекта в традиционных легендах о демонах-защитниках спрятанных сокровищ. Подобно дракону, людоеду и великану, дьявол тоже оберегает многочисленные ценности, часто сомнительного происхождения, желанные людьми, но которые удается выкрасть лишь немногим, наиболее искусным и сообразительным из них.
Эти сокровища часто спрятаны в пещерах или в недоступных горах и почти всегда содержат монеты и другие золотые предметы – очень важные материальные ценности, прозванные в народе «дьявольским навозом».
Крылатые выражения
В пословицах и поговорках дьявол играет символическую роль, прежде всего благодаря тому, что занимает не последнее место в нашем воображении.
Пословицы возникают из необходимости обобщать понятия и ситуации и использовать их в виде емких предложений для передачи из уст в уста, часто рифмованных, чтобы было легче запомнить. Таким образом, они выполняют практическую функцию, закрепляясь в нормах благодаря частотности употребления и возможности применить их к различным обстоятельствам.
Структура пословицы с ее лаконичностью легко запоминается и повторяется в неформальных обстоятельствах. Краткость и рифма делают поговорки удобными в использовании, они всегда предлагали остроумный ответ на вопросы о различных превратностях, ежедневно происходящих в жизни человека.
Если мы обратимся к пословицам и поговоркам, то увидим, что в них дьявол предстает абсолютно таким же, как христианский Сатана: искушая, он пытается внести раздор, он работает над тем, чтобы разрушить все, что построил человек, и постоянно ищет души, чтобы забрать их с собой в ад.
Приведем несколько наиболее распространенных итальянских изречений.
• «Быть одержимым дьяволом» (обозначает неугомонного человека).
• «Как дьявол и святая вода» (об объединении двух очень разных предметов или людей; в некоторых случаях говорят: «Как дьявол и крест»).
• «Поднять дьявольский шум» (устроить громадный публичный скандал).
• «Быть адвокатом дьявола» (все время опровергать очевидные факты; также в положительной коннотации – попытка встать на противоположную сторону, представить себе, как противники будут доказывать свою правоту).
• «Дергать дьявола за хвост» (рисковать слишком сильно, ходить по краю) или: «Схватить дьявола за хвост»; «Кто ловит дьявола за хвост, того дьявол ловит за душу».
Поговорки, связанные с дьяволом, встречаются в самых разных странах и на самых разных языках. Вот пара ярких примеров:
• «Дьявол – отец лжи»:
французский: Le diable est le père du mensogne;
испанский: El diabolo figura de hombre suele tomar para mejor a los hombres engañar;
английский: The devil is the father of lies;
немецкий: Der teufel ist ein vater der lüge.
• «Дьявол прячется за крестом»:
французский: Derrière la croix souvent se tient le diable;
испанский: Detràs de la cruz està el diablo;
английский: The devil sits behind the cross;
немецкий: Hinterm Kreuz versteckt sich der Teufel.
Богатые остроумием и иронией, пословицы о дьяволе напоминают человеку о том, как сильна власть Сатаны и как приятно не иметь никаких дел с этим существом. Ведь его единственное стремление – сделать так, чтобы зло торжествовало. Но и народное чувство юмора в «дьявольских» пословицах нельзя не заметить.
• «Кто взошел на корабль дьявола, должен остаться в его команде» (о том, что нужно «договариваться на берегу»).
• «Хорошо бы и Богу зажечь свечу, и дьявола задобрить» – прекрасный парадокс о невозможности совместить несовместимое, у которого есть и другой, более мирской вариант: «Хорошо бы, чтобы и жена пьяная, и бочка полная».
• «Дьявол делает кастрюли, но не крышки» – одна из наиболее используемых до сегодняшнего дня «дьявольских пословиц» говорит о том, что сложно, словчив, получить желаемое – какого-то принципиально важного элемента будет не хватать.
• «Нет хуже дьявола, чем тот, кто раньше был ангелом» – о том, с какой страстью иные праведники пускаются во все тяжкие.
• «Кому Бог не дает детей, тому дьявол дает внуков» – о маленьких любимых бабушками бесенятах-проказниках.
• «Кто дает, а после забирает, того дьявол прибирает» – несколько назидательная, но тем не менее верная пословица о том, что нельзя подводить человека, который на тебя рассчитывает.
• «Двух женщин разом даже дьявол не переспорит» – иллюстрация силы женщин, что действуют сообща.
Демонические локации
Часто в народной традиции определенные жуткие места, что считаются опасными или таинственными в силу своей формы (глубокая пещера, труднодоступная гора, местность с большими камнями жуткого вида и т. д.), приписывают дьяволу.
«Стулья» или «троны» дьявола, или попросту причудливые валуны и камни, встречаются в европейских населенных пунктах и становятся объектом ритуальных практик, необходимых, согласно местным суевериям, для того, чтобы дьявол не смог вмешаться в жизнь людей (чем не отголосок древних традиций жертвоприношений или подношений языческим божествам?).
Нельзя не упомянуть и «дьявольский мост», или «чертов мост». В основном легенда отмечена повторяющимся сюжетом, который за исключением нескольких местных вариаций в целом развивается по стереотипным канонам. Упорядочив сюжетные элементы, мы можем получить следующую обобщенную схему:
• дьявол предлагает помочь построить мост (обычно святому или отшельнику);
• призыв к дьяволу почти никогда не осуществляется напрямую, но намеками, например «знал бы я когда-нибудь, к какому демону обратиться, чтобы получить мост» или «ах, если бы дьявол пошел и построил мост вон там»;
• дьявол предлагает построить мост за очень короткое время, в обмен на душу первого живого существа, которое пройдет по нему;
• играя словами «живое существо – животное», после строительства моста дьяволу часто посылают животное: иногда осла, теленка, свинью или серну, но в большинстве случаев собаку;
• часто дьявол терзает жертвенное животное или обращает его в камень;
• в некоторых случаях возле моста местные поверья указывают на предполагаемые «следы», оставленные на камнях разъяренным дьяволом.
Реакция дьявола описывается реже: в одном из вариантов легенды дьявол намерен в ярости уничтожить город человека, который одурачил его.
Демон Хираньякша на иллюстрации из «Бхагавата-пураны». Ок. 1740. Нью-Йорк, Метрополитен-музей
В этих легендах мост, построенный Сатаной, характеризуется необычными формами, что отсылает нас к теме опасного моста, «тонкого, как волос» или «как лезвие ножа», которую мы прослеживаем в многочисленных легендах о путешествии в загробный мир. Присутствуя во многих религиях, этот мотив имеет свое выражение в тексте «Видения святого Павла», имеющем несколько версий и созданным с IX по XII век:
«И вот точно мост, тонкий, как волос, соединяет этот мир с раем: души праведников благополучно переходят его, души нечестивых падают в реку под ним.
В видении аббата Иоахима (XII век) мы находим тот же образ узкого, шаткого моста, пересекающего адскую реку горящей серы, моста, который праведники перейдут так же стремительно, как орлы. <…> Память о тонком, как волос, мосте зафиксирована в «Пентамероне» Базиле. <…>
Во фриульском фольклоре его задокументировал итальянский гравер Паоло Тоски [1788–1854], и до сих пор упоминание о мосте присутствует в сельской местности Губбио, в молитве, которую по сей день поют во время агонии умирающих» 94.
Доминирующий мотив этой широко распространенной легенды о чертовом мосте может быть связан с отголосками традиций жертвоприношения. В целом обряд жертвоприношения для постройки моста основан на глубоко укоренившемся убеждении о том, что некоторые строения (такие как мосты, замки, а также другие каменные строения) были возведены благодаря сверхъестественным силам в обмен на одну или несколько жизней. Смысл жертвоприношения животных сохраняется в легенде о дьявольском мосте и представляется нам важным элементом в контексте изучения ритуального отношения человека к некоторым особо важным сооружениям. Это свидетельствует о глубоко укоренившемся убеждении в необходимости принести в жертву животное высшему существу, чтобы умиротворить его гнев. Традиция «благословлять» новое строительство жертвоприношением сохранилась до относительно недавнего времени.
В случае с чертовым мостом роль козла отпущения играет собака – животное, в древних религиях связанное со смертью и темнотой, в которой традиционно таится зло. В христианском Средневековье, сохраняя свою роль спутника загробной тьмы, собака тем не менее часто помещалась рядом со святыми и мучениками, что укрепляло ее «имидж» как верного и храброго друга.
Еще одно место, представляемое в народной традиции как обитель дьявола, – это пещера. В христианском мире пещеры, ранее дома Митры и Эроса, стали дьявольским убежищем. Вновь обратимся к цитате из Откровения (20:1–2):
«И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет; после же сего ему должно быть освобожденным на малое время».
Таким образом, подземные пещеры олицетворяют место тьмы, и в религиозной символике обычно связаны с неопределенным, таинственным местом, где обитают отвергаемые существа, боящиеся людей света.
Прозвища дьявола
Как мы уже поняли, у фольклорного дьявола есть свои особенности, отличающие его от теологического образа. Часто Властелин тьмы оказывается одурачен человеком и ему почти никогда не удается одержать победу над разумом и здравым смыслом. Эти особенности народного образа дьявола особенно вдохновляли писателей, подпавших под глубокое влияние крестьянской традиции.
Данте Алигьери создал и дал говорящие имена дьявольским прислужникам в Песне XXII «Ада», что заняты мучениями грешников кипящей смолой95. Другие писатели также черпали демонических героев своих произведений из народной традиции. Очень интересным примером такого влияния является, в частности, безграничное количество прозвищ дьявола. Современный итальянский лингвист Джан Луиджи Беккариа (р. 1936) предложил свидетельства тесных и часто сложных отношений, связывающих дьявола, фольклор и литературу.
«Смысл и значение вместе указывают на некоего гротескно-экспрессивного персонажа, наподобие слуг в комедиях Делла Порта [Джованни Баттиста Порта (1535–1615). – Прим. ред. ], чьи имена по сути являются именами демонов (Фарфарелло96, Сатанассо97, Барбаджанни98, Скарамелла, Граффиньино, Рампиконе, или «брави» (хорошие) у Мандзони: Тирадритто, Гриньяпоко, Сквитернотто).
Фоленго [1491–1544] расширил комическую вселенную в песни XIX поэмы «Бальдус», населенной огромным сонмом чертей с именами, взятыми из народной традиции или заимствованными у Данте (Рубиканус от Рубиканте, Малаболза от Малеболдже, Малабранка от Малебранке, а также Либикокк, Барбарицца, Калькабрина, Фарфареллус, Драгиньяцца, Малакода, Граффиканис, Алихинус, Чириаттус, Скармилиус, Каньяццус), взятыми из Библии, а иногда и придуманными: Гамбасторта, Малатаска, Стиццаферрус, Гарапелл, Уриэль, Футиэль, Сириэль, Меллониэль, Заффус, Таратар, четыре головы Люцифера, Гругнифер, Кутиферрус, Драгамас, Урсаззус и три секретаря Калакрасс, Сесмило и Поффи.
Немного демонов есть также в поэме «Морганте» Луиджи Пульчи [1432–1484] – Бельфагор, Рубиканте, оруженосец Астарота Милусс, Малахель (Макабель в Испании), который несет на своих плечах Карла Великого в Париж. Астарот и Фарфарелло будут присутствовать на битве при Рончисвалле, как эмиссары Люцифера» 99.
Дьявол и женщины
Часто именно женщины «знают больше, чем дьявол» и дурачат Сатану: ведь в народных традициях нет недостатка в заявлениях типа «женщину даже дьявол не собьет спанталыку» или «только женщины знают, где спит дьявол».
Традиции, рассказывающие о попытке дьявола взять себе жену, демонстрируют яркие примеры превосходства женщин в вопросах греха и коварства. Муж-дьявол часто становится жертвой жадной жены, жаждущей только роскоши. Примеры такого рода можно найти уже в средневековых exempla. На их базе возникли более сложные истории, такие как история из «Бельфагор, или Черт, который женился» (1518) авторства Макиавелли. В этом тексте Бельфагор, взяв женщину в жены, терпит всевозможные притеснения с ее стороны, и она превращает его в настоящего «бедного дьявола»… Возможно, Макиавелли имел в виду народные легенды и поверья, которые утверждают, что для изгнания демона из бесноватого достаточно сказать ему, что выйдешь за него замуж.
«Дьявола связывают с определенными локациями и определенным временем суток. Его направление – север, область тьмы и холода страданий; он предпочитает Лапландию, и здесь он скачет на олене.
Поскольку все церкви строились с апсидой, обращенной на восток, север всегда находился слева от входящих и располагался с северной стороны церкви. Там, за ее стенами, скрывался дьявол: поэтому люди не хотели быть похороненными в той стороне. Левая сторона связана со зловещим и опасным во многих цивилизациях и культурах. В Средние века север – это направление ада» [Russell J. B., Il diavolo nel medioevo, Roma 1990, pag. 47].
Дьявол и священник
Фольклор также предлагает нам другого персонажа, который, балансируя на грани между серьезным и шутливым, иногда считается близким другом дьявола, и это… священник.
Действительно, в народной традиции священник неоднозначен, мы часто встречаем в культуре священника алчного, а монаха распутного. Но их демонизировали не только из-за того, что они были грешны. Существует целый ряд источников, в которых отражена жестокая борьба католической церкви со «священниками-магами». Парадоксальная на первый взгляд связь приходских священников с дьяволом в некоторых случаях имела свою основу – по крайне мере основу, достаточную для церковных институтов той поры. Священников обвиняли в ереси, и иногда речь действительно шла о целых «диссиденствующих группах» (многочисленные взаимные обвинения в ереси, на которых практически построен роман Умберто Эко «Имя розы», может послужить наглядной иллюстрацией).
Ну и, конечно, сама глубинная народная вера была не только далека от схоластических диспутов, но и вобрала те остатки язычества, которые не удалось выжечь огнем и мечом. На бытовом уровне обычный приходской священник чаще всего оказывался единственным человеком в селе, который вообще когда-либо чему-либо учился.
«Священник представляется, – по крайней мере, представлялся, вплоть до нескольких десятилетий назад, – как тот, кто знает все, а возможно, и практикует. Он знает, как заглянуть в будущее, ему удается раскусить воришек, он знает, как обращаться с неупокоенными душами умерших, он знает, что может случиться с теми, кто нарушает социальные правила; он иногда выступает как лекарь. Считается, что он знает, как пресечь дерзкие выходки и святотатственные действия, что он может управлять бурями и стихийными бедствиями» 100.
Следует отметить, что в прошлом (XV–XVI века) судебные процессы против священнослужителей, обвиненных в магии и колдовстве, не были редкостью. Этот «опыт», вероятно, обусловил мифическую атмосферу, сложившуюся вокруг персонажа священника. Таким образом, возникает измерение, которое «двойственно только в наших глазах исследователей: с одной стороны, викарий, с другой – колдун. В народном же сознании он слился в единую фигуру – посредника между оккультным и своими прихожанами. Крестить или предсказывать будущее, благословлять причастие или совершать любовный приворот, исповедовать или приносить жертву дьяволу – все это составляло множество граней работы, которую община была склонна приписывать ему» 101.
Сатирическая иллюстрация XVI века, изображающая папу Александра VI в образе дьявола
Все это вело к самосуду над церковнослужителями. Привести пример можно из известного исследования Марка Блока «Короли-чудотворцы» 102:
«Жак из Витри узнал, по его собственным словам, "из верного источника": в одной деревне случилась эпидемия; чтобы положить ей конец, крестьяне не придумали ничего лучшего, чем принести в жертву своего кюре; однажды, когда он в полном облачении хоронил мертвеца, они столкнули его в свежевырытую могилу, к погребаемому трупу»103.
«Роман о Фовеле»
Темой «Романа о Фовеле», разные главы которого создавались в течение первых двадцати лет XIV века, является аллегория зла, воплощенная в облике лошади рыжеватого цвета.
«Священник также фигурирует среди главных героев популярной фантастики: в некоторых комических романах нам встречается священник, имеющий доступ к материальным благам. <…> В других работах он представляет собой того, кто отдает приказы и наводит порядок в обществе, человека, наделенного уникальным знанием достоинств и недостатков своих верующих. <…> Священник часто дает советы, а в некоторых случаях является лицом, к которому обращаются за магическим вмешательством. Научные знания слуг Церкви фигурируют в ряде страшных историй» [Pirovano M., op. cit., pag. 96].
В одной из частей романа упоминается шаривари (народный обряд, практикуемый по случаю повторных браков, в том числе среди овдовевших), текст представляет собой одно из важнейших свидетельств традиции, которая была, безусловно, широко распространена и к которой относились по-разному. Эта традиция демонизировалась Церковью вплоть до XVIII века, о чем свидетельствуют синодальные документы.
Имя Фовель – это акроним слова Flatterie (лесть), Avarice (скупость), Vilenie (злодейство), Variété (непостоянство), Envie (вожделение), Lacheté (трусость).
Когда главный герой Фовель собирается отпраздновать свой брак с Ванаглорией, им мешает шумная процессия. В хаотической группе выделяется один персонаж (здесь мы приводим перевод М. Лекко, «Роман о Фовеле», Милан – Тренто, 1998),
«который продвигался вперед с проклятиями;
Он был одет в хорошие шерстяные одежды;
Я думаю, это был Эллекен,
и все остальное его воинство
следовало за ним, полное ярости» 104.
Эллекен, очевидно, – отсылка к демону Херлекинусу, дальнему предку Арлекина. В другом отрывке «Романа о Фовеле» повествуется о том, как некоторые персонажи, участвующие в шаривари, «несут два гроба с очень искусными людьми, чтобы петь песнь дьявола, / Один кричит о воронах и ветре, другой – о направлении ветра» 105.
Иллюстрация обряда шаривари из «Романа о Фовеле». Рукопись ок. 1317.Париж, Национальная библиотека Франции
Ученые, занимавшиеся вопросами шаривари, утверждают, что, согласно фольклорной традиции, в «слишком искусных» участниках можно распознать души грешников. В пользу этой интерпретации говорят миниатюры в романе, иллюстрирующие различные аспекты шествия и дающие довольно четкое представление о мероприятии: эти иллюстрации, по-видимому, являются самыми древними на эту тему.
«На одной из них изображены мертвые (включая, в центре, голову мертвеца с черной кожей и оскаленными зубами); в тексте мы не встречаем точного указания на этот образ. В каждом из гробов появляются три покрытые головы, одна из которых мужская, под тремя фестончатыми арками, напоминающими религиозную архитектуру или, скорее, реликварий из трех частей. Может быть, обратное направление процессии шаривари достигает здесь кульминации в пародии на культ святых?» 106.
По сути роль шаривари заключалась в том, чтобы вызвать у участников ритуала ощущение присутствия мертвых, которые должны были помешать браку вдовцов.
Шаривари обычно представляла собой шумную процессию в масках, и функция участников заключалась в высмеивании второго брака вдов и вдовцов. Эта традиция утвердилась в XIV веке и играла роль контроля над брачными обычаями в соответствии с моральными нормами христианства. В «Романе о Фовеле» процессия шаривари следует за свадьбой Фовеля с Ванаглорией – в духе фольклорной традиции.
Вот отрывок из фрагмента рукописи B. N. f. fr 146:
Никогда не было такого шаривари,
какое устроили наши герои,
как это обычно делается на перекрестках
городов и посреди улиц.
Нет человека под небесами,
который мог бы описать это,
каким бы богатым воображением он ни обладал.
Те, кто ведут процессию, рассеиваются повсюду,
не боясь Фовеля и его людей.
Они хорошо предупреждены
и не придают значения своим врагам.
Как происходило это шаривари,
немного рассказывает
наша история,
которая приводится здесь, чтобы ничего не забыть.
Они замаскировались очень смело:
одни вывернули одежду
наизнанку;
другие надели
мешковину и монашеские рясы:
человека едва можно было узнать,
настолько они были разукрашены и разодеты:
они были готовы на любую глупость.
Один держал большую сковороду,
другой – решетку, крюк и
пест, а третий – медный котелок,
и все они демонстрировали пьяные жесты;
У других был таз, и они били по нему
так громко, что оглушали всех.
У третьих были коровьи колокольчики,
пришитые к бедрам и ягодицам,
а сверху – большие погремушки
с резким, пронзительным звуком,
У прочих барабаны и цимбалы
и большие, отвратительные инструменты,
кастаньеты и молоты,
из которых они извлекали такие вопли
и звуки, которые невозможно было передать.
Один толкает вперед, а другой тянет,
и так они тащили телегу, внутри которой был механизм,
поставленный на колеса от кареты,
крепкие, жесткие и очень хорошо сделанные;
когда они поворачивали,
то видели шесть железных прутьев,
хорошо прибитых гвоздями и прикрепленных
к внутренней стороне ступиц. Теперь слушайте:
звук был такой громкий и необычный,
такой высокий, такой пугающий,
когда они производили его во время шествия,
нельзя было услышать, как Бог посылает гром.
Потом они издали вопль, подобного которому
никто не слышал;
Один показывает свой зад ветру,
другой ломает скат крыши,
третий разбивает окна и двери,
четвертый бросает соль в колодцы,
а пятый швыряет им в лицо грязь.
Они были поистине ужасны и дики,
а на лицах у них были бородатые маски.
С собой они тащили два гроба,
в которых лежали очень искусные люди,
чтобы петь песню дьяволу.
Один кричал про корзины и сита,
другой – о том, с какой стороны дует ветер.
С ними был великан,
который продвигался вперед с проклятиями;
Он был одет в хорошие шерстяные одежды;
Я думаю, это был Эллекен,
и все остальное его воинство
следовало за ним, полное ярости.
Он сидел на высокой кляче,
такой толстой, что, клянусь святым Квентином,
можно было бы пересчитать ей ребра
и вскарабкаться по ним, как по перекладинам,
потом обшить их черепицей или досками:
он выглядел так, словно возвращался из изгнания.
На него действительно было страшно
смотреть, я могу сказать это искренне.
Никогда еще не было такого шаривари,
в масках, в песнопениях.
Их рты точно не были на замке —
Они кричали и разглагольствовали.
Неважно, обращал ли кто-нибудь на это внимание или нет,
Фовель, конечно, не показывал, что видит все это:
гораздо больше его заботили награды,
которые он получит со своей невестой,
которую он почитал как свою возлюбленную.
«Христианство в своем неприятии вторых браков просто следовало старым римским традициям, согласно которым повторно вступившие в брак считались несдержанными и развратными. Эта концепция была настолько сильна, что только невесты в первом браке получали венец скромности, и только женщинам, вышедшим замуж один раз, разрешалось присутствовать при заключении других браков.
Кроме того, девам запрещалось выходить замуж в праздничные дни – требование, которое не распространялось на вдов, уже лишенных девственной чести, являвшейся строгим условием для допуска женщин к священным таинствам богини Фортуны. Таким образом, женщины, повторно вышедшие замуж, были отстранены от служения культу в честь Фортуны Женской [Fortuna muliebris], по крайней мере, до времен упадка…» 107
Из книги Бартоломео Наполи «О торжествах, проводимых во время свадьбы вдовцов и именуемых в народе Чембалата, или Скампаната», изданной в 1772 году, мы узнаем, что в целом «скампаната» отличалась непристойными стихами и жестами, призванными обнажить пороки супругов. Невесту высмеивали, превращали ее в проститутку, а ее мужа, обычно пожилого, в пациента больницы; иногда фигуры супругов изображали в карикатурном виде и несли эти изображения публично, как бурлескный трофей. В сопровождении жуткой музыки, исполняемой на всевозможных деревенских инструментах, с криками и свистом, было принято бросать несколько петард перед домом жениха и невесты, и это могло повторяться до пяти ночей подряд.
Уильям Блейк. Дьяволы, терзающие Чамполо. Иллюстрация к XXII песне «Ада» Данте Алигьери. Ок.1825–1827
Традиции ритуального порицания были и в других европейских странах: в Италии – scampanate, в Испании – cencerrada, в Германии – Katzenmusik и Haberfeldtreiben, В Англии – skimmington (skimmity или stang riding).
В 1329–1330 годах синод Компьеня открыто осудил «игры, называемые шаривари», пригрозив участникам отлучением от церкви. Несколько лет спустя, в 1337 году, Авиньонский синод счел различные формы шаривари «неподобающими играми», в которых «маски демонов», используемые участниками, выдавали их языческое происхождение. Более того, «скампаната» была обвинена в искажении таинства брака, что также указывает на символические смыслы, которые возникали в пространстве происходящей шумихи и жертв, выставленных на посмешище.
В самых древних упоминаниях обряда шаривари, «направленного на контроль над обычаями деревни (в особенности сексуальными), буйная толпа молодых людей в масках отождествлялась с толпой мертвых, возглавляемой мифическими существами, такими как Эллекен» 108.
Помимо функции контроля, эта традиция фактически оживляла древний страх перед возвращением умершего мужа, призванного наказать неверную вдову. Символичной является практика участников, несущих чучело умершего. В этом смысле маскарад шаривари – это следствие страха возвращения мертвых. Он находил поддержку в морализаторстве средневековой церкви, наделяя новой символикой первобытный ужас мести со стороны призраков.
Добавим также, что шаривари можно рассматривать как социальный ритуал против брачных союзов, отклоняющихся от нормы, в Англии.
«Мишенями шаривари становились не только герои аномальных браков, но и все те, кто по той или иной причине шел против общества, нарушая его неписаный закон. В Англии XVIII и XIX веков этот обряд стал де-факто символическим инструментом народного правосудия» 109.
Ученые единодушны в том, что приписывают шаривари социальную функцию с символическими коннотациями, часто связанными с крестьянскими образами. В ритуале шаривари фигуры из народной мифологии, демоны христианской религиозности, породили спектакль, характеризующийся удивительно тревожными тонами.
По мнению Карло Гинзбурга, в шаривари можно выделить некоторые элементы, подготовившие почву для идеи шабаша:
«В начале XIV века участники громогласных шествий шаривари выдавали себя в глазах зрителей за командующих ожившими мертвецами во главе с Эрлекинусом. Это пример изофорфизма, иногда явного, иногда скрытого. <…> Появление, полвека спустя, дьявольского шабаша деформировало эту симметрию до неузнаваемости» 110.
В этой свирепой оргии также встречаются призраки дьявольских собак, которые вместе с другими участниками преследуют свою добычу. В «Романе о Фовеле» подробно описывается удивительная процессия с таким множеством деталей, что зримой становится не только сама процессия, но и тот эффект, который она оказывала на зрителей. В нем можно обнаружить даже отсылки к мифу о «дикой охоте»111.
Частью маскарада являются «одежды наизнанку», «монашеские одеяния» и «колокольчики, пришитые к одежде».
Участники, «готовые к любому безумию», выполняли бессмысленные пьяные выходки, но их главной задачей было шуметь любыми средствами, от простой сковороды до «повозок-кораблей» (сarrus navalis) – как на карнавале. Они играли какофонию на разных музыкальных инструментах для торжества хаоса, в котором акты буффонады «один показывает свой зад ветру» соседствовали с действиями, направленными на причинение вреда: «другой бросает соль в колодцы».
Граница между возможным и невозможным и почти карнавальный антураж делают из маски символ, скрывающий истинное лицо и в то же время проливающий свет на связи с «другим» миром, отличным от привычного для всех.
Если посмотреть под определенным углом, то можно выстроить такую цепочку ассоциаций: дикарь – дьявол – Эллекен. Как мы уже указывали, этот образ отсылает нас к фольклорной традиции, к темному миру подземного царства.
Истории о демонах
В фольклоре многих стран встречаются фантастические персонажи. Их задача заключается в том, чтобы досаждать людям. На Западе такими персонажами являются, например, гномы или эльфы. Впрочем, во многих случаях эту функцию выполняет сам дьявол. И этот дьявол, как мы видели, часто бывает побежден смекалкой человека и в итоге становится жертвой собственного тщеславия.
Фольклористы, сталкиваясь с раздражающими персонажами, дали им особое название: трикстеры. Трикстер – это озорник, действия которого не очень злые и не наносят серьезного урона здоровью и жизни жертвы, но причиняют мелкий вред.
Питер Николай Арбо. Дикая охота Одина. 1872. Осло, Национальный музей
Термин «трикстер» имеет множество значений. Это и плут-обманщик, и весельчак, и бесенок, исполняющий ловкие трюки. В этнологической литературе он встречается часто, поскольку в мифологии его задача – нарушить позитивный миропорядок и выступить в роли «сверхъестественного» козла отпущения для оправдания мелких бытовых неприятностей.
Если в классическом мире отголоски этой сущности можно найти в Геракле, Гермесе или Прометее, то в народной культуре трикстер присутствует в нескольких историях. В них он описан как не сильно грозный, но капризный, тем не менее двусмысленность этого образа настораживает.
Diable boiteux (франц.), diablo cojuelo (исп.), hinkender teufel (нем.), хромой дьявол – вот некоторые из прозвищ, приписываемых дьяволу и указывающих на физическое уродство, происхождение которого весьма загадочно.
Если мы обратимся к ветхозаветной традиции, отчасти повлиявшей на образ хромого дьявола, то найдем несколько указаний. Например, в Книге Левит (21:18) говорится, что хромые не считались пригодными для священнических упражнений, а в Книге Царств (18:21) хромота – метафора духовной слепоты. Тема физической травмы, указывающей на травму духовную, обусловила отношение общества к людям с отклонениями: это отношение грубо выражено в девизе «избегай меченых».
В народной культуре человек с дефектами ходьбы часто считался шутом, поскольку люди верили, что эта особенность – следствие божественного наказания. Сейчас можно предположить, что идея «меченого», как существа, связанного с миром греха, возможно, способствовала созданию образа хромого дьявола, приближающегося к человеку и пытающегося склонить его к злу. Наверняка лис-искуситель в «Пиноккио» Коллоди не случайно изображен хромым. Есть и прозаическое объяснение хромоты дьявола – это результат падения с небес.
В народной традиции Северной Европы считается, что у дьявола есть бабушка – это Хольда112, божество, изначально связанное с культами плодородия. В результате давления со стороны «охотников на ведьм» Хольда стала главным персонажем шабаша.
Мы также находим Хольду в архаической религии Германии под другими именами (Holla), и часто ее уподобляют или путают с Берхтой (богиней судьбы у кельтов).
В средневековом фольклоре она стоит во главе «дикой охоты», в которой участвуют призраки, демоны и чудовищные существа.
В «Беседе о чудесах» Цезария Гейстербахского (ок. 1180 – ок. 1240) мы находим интересный эпизод: дьявол пытается рассорить паломников, чтобы они не могли держать свой путь.
«Двое кёльнцев, мужи богатые и благородные и близкие друзья – одного из них звали Систапп, другого же Готфрид – одновременно отправились в паломничество к святому апостолу Иакову.
Ушли остальные паломники вперед, ехали они вдвоем верхом и вошли в некую чащу. Тогда диавол, завидовавший их дружбе и согласию, сломал пополам посох Готфрида, висевший у него на спине и довольно прочный. Огляделся Готфрид и, не увидев никого вокруг, обеспокоенно прокричал товарищу: "Эй, брат, почто сломал ты посох мой?"
Тот стал клятвенно это отрицать, и, как сам названный Готфрид мне рассказал, он так взъярился, что едва удержался от того, чтобы поднять на него руку. Затем, милостью Божией и заслугами блаженного апостола возвратился к нему рассудок, и перед сердечно любимым другом принес он покаяние. Тогда в бегство пустился диавол, глава всякого раздора»113.
Баски – народ, живущий на севере Испании, в районе Пиренеев, граничащем с южной Францией. Их язык – единственный во всей Западной Европе, не принадлежащий к индоевропейской семье. Это очень трудный для изучения язык, и мало кому из иностранцев удалось овладеть им. Сложность объясняется тем, что в его структуре восемь диалектов и двадцать пять поддиалектов; кроме того, лексика и синтаксис могут варьироваться от деревни к деревне.
Местная легенда гласит, что однажды дьявол, проходя по Земле, решил ненадолго остановиться в стране басков. И, хотя его пребывание длилось семь лет, за все это время, несмотря на все свое могущество, ему удалось выучить только два слова: «да» и «нет»…