Рассмотрев все это, Магадан пожал плечами и отвернулся. Шунды стоял у стены. Уже в который раз колесничему захотелось сорвать с него очки, чтобы увидеть глаза — он не видел их никогда — и после этого, быть может, лучше понять одолевавшие мальчишку чувства.
Шунды сказал:
— Они художники, понимаешь, это я всегда был хулиганом… В «Хрустале» нас же по-всякому… Это был проект ТАГ, мне там нейроптид вкалывали, я от него зверел, а они — в другой группе, хотели из них гениев сделать… Я своего первого в девять лет убил, а Ник с Асей… они тихие такие, интеллигентные… Боялись меня…
Дерекламисты стояли рядом с модулем. Проф водил перед глазами рукой, шевелил пальцами, изучая чешуйки.
— Вы все здесь пока постойте, командир, — решил колесничий. — А я дальше гляну.
Он покатил по коридору. Шунды, просунув указательные пальцы под очки, растирал глаза.
— Клипот, — прошамкал вдруг старик, и мальчишка поднял голову.
— Чего?
— Чешуя Клипот.
— Какой, на хер, Клипот?
— Долго объяснять, ма-а… мальчик. Это лепестки…
Одома собрался уже было сказать старику, чтобы тот отлез со своими лепестками, но в этот момент вернулся Магадан.
— Коридор не прямой, по кругу идет, но по такому пологому, что сразу и не разберешь, — сказал он со странным выражением. — Там семь дверей, за каждой… в общем, три девицы и четыре пацана. Все какие-то зашибленные. У одного пластилин в комнате, он там лепит что-то… странное что-то очень. У другого пластипапер и карандаш, листы все исписаны… Такие дела, командир.
Шунды вяло посмотрел на него:
— Двери — ладно, а что еще?
— Слышишь шум? Это вода. Наверное, та, что сверху от реки течет через дом с куполом. Там какая-то установка и… не понял я, в общем.
Шунды пригляделся к колесничему:
— Чё это с тобой, Магадан?
— Да машина эта там, командир… Или не машина… Дикая какая-то. Вроде она воду в кровь превращает.
— В кровь? — заинтересовался проф. — Не мо-о… может быть такого. Идемте по-о… поглядим.
Коридор изгибался, но действительно так плавно, что заметить кривизну можно было, лишь приложив щеку к стенке и глядя вдоль нее. Шум становился громче, теперь уже было ясно, что складывается он из мерного плеска воды и звука работы какой-то большой установки.
Раппопорт стал пояснять:
— Мы, в-видимо, вдоль стены сфе-е… сферы идем, п-примерно на том уровне, где она по-о… погрузилась в землю. Надо только найти про-о… проход, чтобы попасть в-во внутренний отсек…
— Вот оно, — сказал Магадан, останавливаясь. Здесь на коридор, как бусина на нить, был нанизан сферический зал с круглым проемом, ведущим дальше, внутрь платформы. Дренажная система и резервуар, куда со всех сторон стекала вода, находились где-то вверху. Оттуда по широкой вертикальной трубе, тянувшейся сквозь оболочку платформы, жидкость попадала в устройство, занимающее середину зала. Усеченный снизу конус напоминал чашу высотой с трехэтажный дом, украшенную несколькими толстыми кожаными трубами. Поверхность — вроде шершавой шкуры с редкими жесткими волосами. От круглой мягкой крышки вниз дугами тянулись узкие металлические ребра. Шкура между ними напоминала дольки очищенного от кожуры апельсина; она двигалась, то надуваясь, то опадая, с натугой, пыхтя, заглатывая в себя воду, что-то проделывая с ней внутри и отправляя дальше через трубу, тянувшуюся по полу, похожую не то на тяжелый неповоротливый хвост какого-то динозавра, не то на щупальце спрута-гиганта. Да, скорее на щупальце: Шунды заметил ряд присосок-тарелок, которыми труба крепилась к полу.
Зал наполняли похлюпывание и тяжелое дыхание чаши.
— Проф! — рявкнул Одома. — Это что такое?
— Какая-то б-биотехнология. — Старик медленно пошел вокруг, разглядывая устройство. — Не знакомо м-мне. Оно перерабатывает обычную в-воду во что-то…
— Во что? — Одома, шагнув к чаше, с опаской положил ладонь на теплый бок, ощутил движение огромных масс воды, бурление… От металлических ребер отходили короткие изогнутые стержни с винтовой нарезкой, концами погруженные в красные припухлости на шершавой шкуре. Ниже, окруженный каемкой набухшей плоти, торчал круглый вентиль. Труба с присосками крепилась зажимным кольцом полутораметрового диаметра, острые края которого ввинчивались в плоть чаши.
— В-видимо, раствор. Про-о… протеины какие-то, аминокислоты, жиры, углероды, белки… Питательная смесь. Может, тут использован физиологический про-о… процесс: оно питается водой, а по-о… после извергает ее, наполнив своими внутренними выделениями…
— Я не о том! Платформа приземлилась часов десять назад. И они успели все это настроить, протянуть трубы?
Старик пожал плечами:
— Н-ну да. А что в этом т-такого? Система у н-них и ра-а… раньше наверняка была, п-просто они ее переподключили…
Колесничий, выглядывавший в круглый проход позади чаши, сказал:
— Ты теперь осторожно, командир. Там… — Он замолчал.
— Что там?
— Сам посмотри.
Одома еще раз оглядел тяжело дышащую, булькающую кожистую биомашину, похожую на снабженный легкими конический желудок, внутри которого кипела непонятная реакция, и направился к Магадану.
Когда он перешагнул порог, куполообразный простор обрушился на него какофонией звуков, излился океаном чешуек, более плотных, чем раньше… Далекий свод был почти не виден в переплетении лиан, густых кронах и паутине, за площадками и лестницами, иногда покрытыми землей, из которой все это росло, иногда посверкивающими металлом. Многоярусные джунгли расползлись под куполом, не позволяя определить его истинную величину. Мшистый ковер скрывал широкие спирали переходов; подвешенные на тросах мостки и заросшие кустами лестницы под разными углами тянулись в растительную глушь. Поскрипывание ветвей перемежалось резкими криками птиц, порхавших в вышине, и шелестом бледно-зеленой листвы. Под куполом кипела жизнь: в густых миазмах что-то двигалось, иногда медленно, а иногда принималось яростно возиться, качая ветви.
— Это что такое… — начал Шунды, и тут вверху поднялась стрельба.
Что-то массивное, вцепившись в лиану, стремительно перемахнуло с одной площадки на другую, расположенную ниже. Тут же на едва различимом железном квадрате между лианами возникла другая фигура, казавшаяся отсюда крошечной. Частые вспышки озарили полумрак; существо внизу зарычало, попятившись, обрушилось с края площадки.
— По-о… — начал Раппопорт. — Полигон там у них. Одома не слушал: он смотрел уже не на купол, а в пространство впереди. Под сводом чешуек было меньше, только это и позволяло разглядеть джунгли, но ниже чешуйки сновали плотной стаей и видно было метров на десять-пятнадцать, не дальше. Со всех сторон от кольцевого коридора гладкий керамический пол тянулся под небольшим уклоном к далекому центру. Отходящая от чаши труба с присосками круто изгибалась вдоль стены, исчезая вместе с ней в стеклянистом тумане. Впереди плескалась вода, но пока что Шунды не видел ее.
Он обернулся. Дерекламисты стояли с автоматами на изготовку, Магадан расстегнул обе кобуры. Раппопорт набирал что-то на терминале, сосредоточенно глядя в небольшой экран.
— Проф! — позвал Одома.
— Туда… — Не поднимая головы, старик указал вперед. — К центру.
— Что это под куполом? Какого хера они тут теплицу устроили?
— Это не те-е… теплица. П-просто испытательный полигон. Са-а… самый первый, заброшенный.
— А кто там прыгает? — спросил Магадан. Раппопорт наконец оторвал взгляд от терминала.
— Ро-о… роботы, наверное. Киборги какие-нибудь. Искинам при-и… присылали обезьян, медведей, они их клонировали и сращивали с механическими частями. Это еще до то-о… того, как у н-них люди по-о… появились.
— Полиго-он, — протянул Шунды. — Ладно, идем. Отряд двинулся сквозь треск, шелест и птичье пенье, лившиеся сверху, будто из оркестровой ямы, подобно звукам сотни инструментов, которые настраивают музыканты перед выступлением. Шунды не шел, а будто плыл, бесшумно скользил сквозь свою галлюцинацию, завороженный ею: он попал в храм посреди джунглей, давно заброшенное каменное здание-исполин, поглощенное растительностью, где под высокими сводами поселились обезьяны, белки и попугаи; там зияли прорехи, теперь скрытые стволами и кронами — Одоме казалось, что вот-вот сквозь одну из них внутрь влетит облако, повиснет среди лиан и длинных искривленных ветвей, изойдет на пол дождем.
Он сбился с шага, растерянно оглядываясь: шесть фигур сзади, Магадан, потом проф, потом дерекламисты, двое держатся за конец сетки, она расширяется, как кошелка, в которой запутался большой бесцветный ком пластилина.
— Магадан, ты свободен, — сказал Шунды. — Можешь делать что хочешь. Понял?
— Что? — удивился колесничий. — Ты о чем, командир?
— Не командир! — рявкнул Шунды, вздохнул и произнес тише: — Можешь вернуться.
Магадан поглядел на него, неуверенно улыбаясь:
— Да не, командир… Идем дальше.
— Я собираюсь убить искинов, — сказал мальчишка. — И через средад… Ты не поймешь.
— Они наверняка в самом н-низу, — прошамкал старик. — Д-далеко.
— В самом низу! Слышишь, Магадан? До них еще… Мы не знаем, что там впереди. Ты можешь остаться здесь. Или уходи, или покарауль, пока мы не вернемся… Если вернемся.
Шунды видел, как колесничий забеспокоился, повел плечами. Он, хоть и был взрослым мужиком, вскоре после присоединения к группе Одомы словно отключил в себе узел, ответственный за важные поступки. Конечно, Магадан все еще принимал простейшие решения в алгоритме «да — нет», «убить — не убить», «идти влево — идти вправо», но все более серьезное он оставлял на усмотрение Одомы, и теперь, когда ему предложили сделать выбор, занервничал.
— Не, командир, идем, — решил Магадан. — Слышишь, а что это там впереди? Река, что ли?
Вон как плещется…
Трепещущие стеклянистые червяки заполняли пространство под куполом. Вскоре отряд остановился. Одома присел на корточки, разглядывая жидкость, текущую по широкому каналу. Противоположный берег не был виден.