раствор, остывший, густой, как смола: фигуры были погружены в него до отвисших брюх. Разбухшими руками они иногда зачерпывали темно-красную кашу и отправляли в рот, мерно двигая челюстями.
— Что там? — окликнул сзади Магадан. — Можно спуститься?
Шунды выпрямился, сказал: «Нельзя», — и побрел по плитам дальше.
Все притихли, даже старик перестал сопеть. Он теперь был целиком занят терминалом и картинками, возникающими на экране. Лабиринт все не заканчивался, приходилось то поворачивать под прямым углом, то идти по узким переходам там, где плиты стояли на боку. Шелест, уже некоторое время звучавший впереди, стал громче, и наконец сквозь тускло поблескивающее стекло проступила небольшая долина, над которой шел дождь.
Под темными струями керамика пузырилась и шипела. Множество фигур беспорядочно передвигались внизу.
Отряд взял направление вдоль края плит. На дне керамического мешка, орошаемые каплями, сновали обнаженные клоны — ни один не издавал ни звука.
— И девки, и парни там, — сказал солдат.
— Пасть заткни! — Шунды лишь в самом начале кинул взгляд на клонов и больше старался не смотреть туда.
В тумане проступили два высоких черных мегалита, вроде утесов, стерегущих горловину мешка. Дальше начиналось открытое пространство.
— Командир, дождь только в одном месте льется. Над долиной этой, аккурат так, чтобы ее поливать, но плит вокруг не касаться. А вон там, — Магадан показал на узкое пространство между мегалитами, — какая-то штука… Точно, вижу, прыгает, этих наружу не выпускает. Идем пока вдоль, а дальше посмотрим.
— Во-о… вот, — прошамкал Раппопорт. — Взгляните.
— Ну да, — согласился колесничий, склоняясь над экраном. — Примерно так. Чтоб это дело обойти, надо назад возвращаться, далеко, и потом по кругу… Не, лучше давайте вниз спрыгнем. Возле самого входа, видите, дождя нету…
— Потому они туда и бегут все, — хмуро произнес один из солдат. — Но их же не пускают… Слышите, оно вроде лает на них?
Магадан, покосившись на Шунды, уяснил, что командир совсем вышел из строя и принимать решение нужно ему.
— Ладно, давайте пока ближе подойдем.
Достигнув отвесной черной стены, они остановились. Отсюда можно было разглядеть, кто именно стережет выход из мешка между плитами. Оскальзываясь на пленке пузырящейся ядовитой влаги, затянувшей пол, голые фигуры выбегали из-под дождя прямо на конструкцию из металла и плоти. Раздутое брюхо, три головы, багровые глаза и маслянистые шнуры, вроде длинных бород, свисающих с треугольных подбородков.
Когда очередная фигура оказалась перед роботом, он быстро разинул и сомкнул пасть. Звук, раздавшийся вслед за этим, уподобился вершине айсберга: под отчетливым гулом, недоступное человеческому слуху, располагалось основное звуковое тело — огромная масса вибрирующего воздуха. Лай отбросил клона назад, под дождь; вскоре на его место выскочил второй, затем третий, и каждый раз следующая голова разевала пасть. Магадан видел покрасневшую под ядовитыми струями кожу подростков, видел, как они падают, скользя по мокрому полу, но он не слышал голосов, криков, стонов. Картина эта, полная лихорадочного движения, судорог и боли, казалась статичной, словно навсегда закольцованный однообразный процесс.
— Это у него вроде звуковых кастетов в головах? Пальнем по нему залпом, — предложил колесничий. — Пристрелим и рванем дальше, так?
Шунды молчал, и солдаты, переглядываясь, неуверенно подняли автоматы.
— Н-нет, — сказал старик. — Не в-выйдет ничего.
— Почему не выйдет?
— То-о… разозлите только, оно и на нас лаять начнет.
— Так что же делать?
Старик помолчал, глядя то на робота, то вверх.
— Я л-лучше по-другому по-о… попробую. М-мож-но управление захватить над кем-то из тех, кто у купола обитает, сбить его… По-о… подождите немного.
Его пальцы вцепились в джойстик. Магадан встал на краю плиты, упершись плечом в черную стену мегалита. Вершина громады терялась в тумане; керамический пол долины поблескивал метрах в трех внизу. Откуда этот дождь? Колесничий посмотрел вверх, но ничего, кроме чешуек, не увидел. Казалось, над долиной они конденсируются, превращаясь в жидкость, сеются кислотными каплями, а пространство, которое они занимали, тут же заполняется новыми чешуйками. Керамика парила ядовитым маревом, ноги подростков были погружены в него по щиколотки. Отброшенный лаем робота очередной клон отлетал на несколько метров назад, падал, исчезая в мареве, затем медленно поднимался. Не все стремились к выходу — некоторые бесцельно ходили из стороны в сторону, тыкались в стены, поворачивали и брели обратно. Сквозь влажную труху капель трудно было различить выражения лиц, но Магадану казалось, что все они одинаково отрешенны.
— Есть, — сказал Раппопорт, и колесничий обернулся.
— П-приготовьтесь спрыгнуть — и сразу бегом вперед… Мо-о… модуль просто в-вниз спихните, ничего ему не сделается.
— Так что сейчас будет? — спросил Магадан.
— Летит что-то, — произнес один из солдат.
То, что неслось к ним сверху, не летело, а скорее падало, при этом кружась. Продолговатое тело, масляно поблескивающая кожа, крылья — каркас железных трубок, обтянутых металлопленкой. Из головы торчал короткий ствол; увенчанные когтями растопыренные пальцы скребли воздух. Летающий робот выстрелил, прочертив туман пунктиром красных трассеров и выбив из плиты фонтанчик керамической крошки, после чего рухнул перед трехглавым роботом-стражем, подняв шипящие брызги. Страж тут же вцепился в него всеми пастями, и старик выдохнул:
— Да-а… давайте!
Модуль, подталкиваемый несколькими ладонями, тяжело перевалился через край и шмякнулся на пол, словно большой куль с водой. Магадан, вцепившись в плиту, уже повис. Шунды прыгнул, за ним последовали солдаты. Двое подхватили старика, остальные взялись за сетку модуля, и отряд побежал вдоль плиты, по узкому пространству, свободному от дождя. Шунды не смотрел по сторонам — сощурившись, он пялился перед собой; мир для него сузился так, что виден был лишь проход между мегалитами. Магадан на ходу повернул голову, разглядывая фигуры за пеленой дождя — одинаковые, словно один человек, размноженный несколько десятков раз…
Все три пасти робота-стража терзали летающий автомат. Металлические крылья дергались, когти на кривых коротких лапах скребли пол. Магадан, способный передвигаться куда быстрее других, первым вылетел в пространство за мегалитами. Багровые глаза робота уставились на пробегающих мимо, провожая их взглядом, — казалось, трехголовый цербер хочет остановить беглецов, но не может побороть кровожадность и оторваться от своего занятия. Он уже прогрыз бок автомата, стальные зубы одной пасти проломили ребра на боку, вторая вцепилась в грудь, а третья, широко разинутая, заглатывала голову.
Дан выскочил из тамбура и бежал вокруг сферы, спотыкаясь об арматуру и обломки, скользя взглядом по оплавленной поверхности, пока не увидел горизонтальные выемки, геодезической линией соединяющие точку на том уровне, где платформа погрузилась в землю, и вершину. По ступеням он достиг круглого люка, который открылся перед ним сам. Короткий узкий шлюз закончился еще одним люком, дальше была переходная камера с несколькими скафандрами, за ней — коридор-труба, выводящая к квадратной платформе с поверхностью из зеленого ребристого металла.
Данислав отпрянул, увидев стволы и ветви. Он очутился под просторным куполом, в окружении деревьев и лиан — между ними что-то двигалось, перепрыгивало, перепархивало с места на место. По краям платформы от двух небольших лебедок вверх тянулась пара тросов и исчезала в узких отверстиях в куполе. Платформа чуть качнулась, когда Дан ступил на нее. Возле правой лебедки был пульт с кнопками и рычагом. Потянув рычаг, Дан заглянул через край — голова закружилась. Он присел, когда лебедки медленно завращались, и платформа с тихим жужжанием начала опускаться. Лианы и ветви поползли вверх вместе с покрытыми землей площадками, изогнутыми, заросшими мхом трубами и лестницами. На ступенях одной возникло существо — вроде обезьяны, но с очень длинными, гибкими конечностями. В левой передней лапе оно сжимало черный арбалет. Дан распластался на платформе, пытаясь отстегнуть от сбруи оружие. Киборг, повиснув на лиане, выстрелил, тяжелая керамическая стрела цокнула по металлу перед носом Дана. Он выстрелил в ответ — пули взбороздили лианы гораздо выше обезьяньей головы, киборг перепрыгнул на трубу, на четвереньках пересек ее и пропал среди ветвей.
После этого долгое время было тихо. Платформа медленно опускалась сквозь плотный туман, состоящий будто из скрученных спиральками стеклянных пикселей. Они морем прозрачных червяков разлились вокруг, скрыв купол и джунгли.
Дан лег на платформу, положил оружие рядом и достал монокль.
«Другой Другой уже здесь», — сказали искины.
Раппопорт сидел у их ног. Когда Дан появился, старик поднял голову:
«Это снова вы. Узнали, как проникнуть внутрь?»
«Сейчас я спускаюсь на платформе от купола, — сказал Дан. — Что такое средад? Вы начали рассказывать…»
«Разумная среда. Ее оболочка состоит из квантовых точек, то есть искусственных атомов. Это вычислительная поверхность — вроде компьютера, уровень обычного логического сознания, бинарное „да — нет“. А весь объем внутри сферы — подсознание, или личное бессознательное средада, как хотите. Смертный сон под коркой логики, бесконечный сон разума, которому снятся чудовища. Понимаете, мне трудно разобраться в их психологии, но насколько я понял из того, что говорил Гэндзи… В общем, перед искинами была поставлена задача: создавать все более смертельные технологии, а также технологии защиты от них. В результате они пришли к выводу, что лучше создавать не предметы, а среду, смертельную среду. Можно, допустим, окружить такой средой границу автономии… Двух доставленных им близнецов они множество раз клонировали и помещали клонов в эту среду, наблюдая, как она убивает их. При этом они определили, что человек — не просто тело с мозгом, но и какая-то… информационная сеть, что ли. Психоматрица, которая наложена на мозг и не умирает после смерти тела. Отсюда следующий вопрос: будет ли смерть тела абсолютной смертью или лишь промежуточной, неполной? Ведь перед ними поставили задачу: нести смерть, не уточнив, что смерть должна быть частичной. Так какая смерть нужна „Вмешательству“ — только физическая или полная? Искины принялись дальше изучать историю. Вроде бы пытки инквизиторов, всякие застенки и концлагеря потому так ужасают, что там хотели — возможно, неосознанно — не просто убить человека, но разрушить его психосеть. Ну или душу, если вы верите в такое… В конце концов искины увидели… не знаю где, может, прочли какую-то старинную книгу или посмотрели двухмерный фильм… в общем, увидели ад, как его изображали в истории человечества, то есть нашли описание и картины ада и поняли, что ад — это и есть выдуманная людьми среда, уничтожающая не только тела, но и психоматрицы… Понимаете? Они решили, что душа человека разрушается под очень сильными пытками, то есть для абсолютной, окончательной смерти необходима мучительная боль…»