Оставалось выгрузить некоторую мебель, и переезд будет завершен.
Аня посмотрела на совок, полный зеркальных осколков, и ее лицо разделилось на сорок деталей, вмещающих одновременно кусочки неба, солнечных бликов и других таких же обломков зеркал. Зеркальные куски отражались друг в друге, образуя бесчисленные коридоры – лабиринтообразные прямоугольники, напоминающие силуэты тесно сросшегося гаражного кооператива. Аня вглядывалась в совок, словно погружаясь в него целиком, и вдруг разглядела в этом спонтанном скоплении отражений клетчатую структуру, смутно напоминавшую что-то, о чем помнить не хотелось, но не помнить тоже не получалось. Она наступила на совок ногой, чтобы не видеть, – но только окончательно провалилась в зеркальное месиво.
Аня продолжала смотреть на совок, на свою ногу, стоящую сверху, но видела почему-то вместо кроссовки красную лакированную туфлю. Медленно подняв голову, она обнаружила, что контейнер сильно удлинился и размножился, и впрямь образовав ряд гаражных «коробок». Мимо этих «коробок» она каждый день ходит в школу и обратно, а по вечерам прыгает по ним с мальчишками. Ее будто перекинуло обратно в детство, и Аня вспомнила, что надо возвращаться домой, – в школе сегодня и так задержали.
– Из чего же, из чего же, из чего же, – пела Аня, – сделаны наши мальчишки?[33]
И тут же прервала песню смехом, сообразив, как двусмысленно теперь звучат ее слова. Дело в том, что на последнем уроке мама одноклассницы Машки – она у нее была врачом – пришла в класс и объявила, что сейчас расскажет им, откуда берутся дети. Перед этим она раздала всем домашние пирожки с какой-то красной начинкой, брусникой, наверное, – и Машка сама стала красная, как та начинка, после маминых слов.
– Ай, мама, зачем, – закрыла она лицо руками.
Ане, с одной стороны, было жаль Машку, а с другой – ужасно смешно смотреть, как Машкина мама водит указкой по мужскому члену на плакате.
– Пфф, – веселились девчонки. – Она думает, мы не в курсе?
Аня живо вспомнила, как месяц назад – как раз когда ей стукнуло одиннадцать – ее сосед Валька, учившийся в параллельном классе, нашел за гаражами порнографический журнал – сильно потертый и местами рваный. Однако самое интересное сохранилось почти в целости, и всем двором они разглядывали непристойные картинки, громко ржали и подкалывали друг друга, когда краснели. После этого было весело смотреть на анатомические плакаты.
Аня проходила мимо гаражей и уже собиралась повернуть на тропинку, ведущую к дому. Она уже видела большую доску с жестяными почтовыми ящиками, возле которых росла большая рябина. Аня каждую зиму рвала ягоды рябины и ела их – ягоды были горькие и заснеженные, как из морозилки, и хрустели на зубах. А сейчас было тепло, скоро начнутся летние каникулы, и они…
– Дэвичка, – вдруг услышала Аня чей-то голос за спиной. – Дэвичка, ты мне ни поможешь?
Аня замерла, услышав нерусский акцент. В округе было полно нерусских, их еще называли почему-то «чурками», и она их немного побаивалась. Но голос просил о помощи, и она обернулась.
В проеме между двух гаражей стоял очень смуглый черноволосый мужчина.
– Можешь сумку подержать?
Аня растерянно пожала плечами.
– Могу…
Мужчина осклабился.
– Вот спасибо, добрый дэвичка. Ди сюда, ди, не бойся.
Аня подошла. Пи`сать он хочет, что ли, что ему сумку держать надо возле гаражей?.. Он дал ей сумку. Это была обычная клетчатая сумка, с такими мама ездила в Новосибирск за «сувениркой», которую потом на рынке продавала.
Мужчина зашел за гаражи и на какое-то время исчез, а потом крикнул откуда-то из гаражного лабиринта:
– А можешь сюда подойти?..
Аня окончательно растерялась: зачем?.. Но у нее все равно была сумка, а значит, ее нужно вернуть. И она вошла в лабиринт.
Гаражи стояли тесными рядами. Они были сплошь исписаны матерными словами и городскими номерами с женскими подписями. Больше всего было зеленых гаражей, хотя была парочка синих и один коричневый. Он стоял в тесном закутке, в который вели все тропинки – запутанные, расходящиеся во множество концов, – Аня помнила этот гараж, и голос звучал оттуда. «Почему так далеко?» – подумала она, продолжая переступать красными туфлями.
– Дэвичка, ди, ди, я здесь! Я те покажу че-то.
Ане не хотелось, чтобы он что-то ей показывал, но она чувствовала себя обязанной вернуть чужую вещь. Сумка была тяжелой, но она продолжала ее нести.
– Дэвичка! – снова позвал голос, и ей вдруг показалось, что звучит он как-то иначе, странно звучит – ниже, более хрипло и как будто с примесью рычания – словно принадлежит не совсем человеку. И действительно: она услышала совсем близко какое-то булькающее дыхание, как будто рядом бежала большая собака. Тогда Аня испугалась. Она бросила клетчатую сумку на землю у какого-то гаража и побежала обратно, но наткнулась вдруг на гараж, который по ее представлениям был совсем в другой стороне – как он оказался здесь? Аня почувствовала себя запертой в гаражах, как в жестяном почтовом ящике, от которого потеряли ключ. Она все время бежала по разным тропинкам, слыша за спиной тяжелое дыхание, но постоянно натыкалась на сумку, возвращаясь на то же место. Ни одна из тропинок не выводила ее наружу, и Аня начала задыхаться от усталости и испуга. Она резко взяла влево и наткнулась на что-то мягкое.
– Закрой глаза, дэвичка, – приказал грубый раскатистый голос. – Я че-то те покажу.
Аня обмерла от ужаса и крепко зажмурилась, словно от этого могла просто исчезнуть и не существовать совсем. Она услышала какое-то движение, а потом почувствовала, как что-то взяло ее за руку и повело руку вверх, а потом куда-то опустило ее ладонь.
– Как думаешь, че это?..
Аня ощупала предмет. Он был склизким и покатым, как лизун, с которым любили играть все ее друзья, и даже она сама – особенно если бросить его в стену и смотреть, как медленно он сползает, оставляя влажный след.
– Это лизун, – с недоумением ответила Аня.
Голос хрипло, гортанно засмеялся.
– А-у, ты угадала. – Владелец странного предмета заговорил еще более хрипло. Примерно так говорило Чудовище в диснеевском мультике. – А знаешь, для чего делают лизуны?
Она начала было что-то говорить, но на полуслове ощутила, как в ее рот входит что-то твердое и громадное. Аня дернулась назад, но поняла, что не может пошевелиться, и только чувствовала, как что-то само шевелится у нее во рту. Она закашлялась и стала задыхаться, ее затошнило, и она изо всех сил стала лупить держащее ее существо ладонями.
Оно отпустило ее и сказало:
– Открой глаза.
Аня открыла глаза и отшатнулась, с трудом удержавшись на ногах. Перед ней возвышался огромный, словно гора, черный бык с телом человека. Над его лбом нависали черные витые рога с острыми концами, которые возвышались над гаражами, заслоняя солнце. У него были маленькие красные глазки, а из оттопыренных ноздрей шел едкий дым. Тело его было покрыто шерстью, а внизу живота болтался несообразно маленький член, из которого на землю капало что-то белое.
Аня скорчилась, схватившись за живот и глядя на свои ноги. И тут она увидела, что на ее туфли – на ее прекрасные новые туфли, которые только недавно привезла из Новосибирска мама, – попало это, что-то белое, и красная лаковая поверхность сразу полопалась и покрылась черными трещинами. Аня попятилась назад – мимо гаражей, мимо рябины, мимо почтовых ящиков, но гаражи продолжали обступать ее со всех сторон, даже когда она переступила порог дома.
Она сразу легла.
– Ты чего такая бледная? – спросила мама.
– Нас сегодня пирожками в школе угощали. Наверное, они были просроченными. Сделай мне, пожалуйста, марганцовки, меня тошнит.
Аня отдернула ногу, подняла совок и выбросила его в контейнер вместе с битыми зеркалами.
– Что это?
Аня задрала подбородок и увидела черные скалы с красноватым отливом. Местами виднелись сломы породы, и тогда было видно, что изнутри камень радужный, как бензиновая лужа.
– Это Острые скалы, место рождения Чистого ветра. Патш в дул[34].
Они стояли на высоком холме, являвшем собой границу между степью и горами. Ян поднял руку, указывая направление, и Аня пригляделась. Внизу росли какие-то уродливые сухие кустарники с длинными острыми шипами. На некоторых из шипов, словно нанизанные на шпажку, висели птицы и мелкие животные. Еще там были люди. Мертвые. Много мертвых тел: совсем недавно убитые, еще истекающие кровью, и просто голые скелеты.
Аня вскрикнула, зажав рот руками.
Ян достал что-то из кармана и протянул ей. Она взяла и увидела маленький круглый камешек, черный и радужный одновременно.
– Это обсидиан. Застывшая вулканическая лава. Носи его при себе, он будет защищать тебя, когда ты здесь.
– А когда я там?..
Ян бросил на Аню быстрый взгляд и отвернулся. Он долго смотрел на черные скалы, а потом сказал:
– Когда-то из обсидиана делали первые люстра[35].
Аня пригляделась и различила в радужной поверхности собственный глаз.
– А до этого – бронь до складаня офяр[36]. Потому что они острые на сколах… Как стекло. Очень прочное стекло.
– Это здесь ты избавляешься от злости?
– Так.
Ян постоял еще немного, глядя вниз, а потом резко развернулся, схватив Аню за руку.
– Ходьжьмы стонд[37].
Они уходили, и Аня старалась не оборачиваться, но все равно продолжала видеть радужный слом и окровавленные серые шпажки. Она погладила камень и положила его в боковой кармашек сумки.
– По одной из легенд, этот камень появился после войны между индейцами и бледнолицыми. Индейские жены так много и так горестно плакали, что каждая кропелька[38]