– Не знаю, – сказала Кларк. – Я не знаю, как отбирали детей. Но это было ужасно. Я жила с чувством ненависти к себе.
– Тогда почему ты это не прекратила? Почему твои родители убивали ни в чем не повинных детей? Как они могли быть такими сволочами?
– Они не были сволочами. У них не было выбора!
Она была уже на грани слез, но Беллами не было до этого дела.
– Конечно, был! – Он сплюнул. – Когда-то я решил, что сделаю все что угодно, лишь бы защитить Октавию. А ты решила просто, не вмешиваясь, смотреть, как умирают дети.
– Я не всегда не вмешивалась. – Кларк закрыла глаза. – В случае с Лилли я вмешалась.
Понадобилось время, чтобы Беллами понял, о чем она говорит.
– Лилли? Так вот откуда ты ее знаешь? Лилли была одним из ваших… подопытных? – Кларк, поморщившись, кивнула. Беллами гневно повысил голос: – Значит, она не умерла от загадочной болезни. Твои родители-убийцы прикончили ее своими экспериментами. – Лилли. Единственное существо на весь корабль, которому было до него дело, если, конечно, не считать Октавии. Единственное существо, которое он когда-либо любил. Тут до него дошли слова Кларк, и он замолчал, а потом спросил: – Что значит ты вмешалась? – Кларк ничего не сказала. Он настаивал: – Ты помогла ей бежать? Она до сих пор жива?
– Она была моей подругой, Беллами. – По щекам Кларк бежали слезы, но тот не обращал на них никакого внимания. – Она рассказала мне, как вести себя с парнями, и взяла с меня обещание, что я раз в неделю буду ходить с распущенными волосами. Я приносила ей книги, и она читала их вслух на разные голоса, пока ей не стало слишком плохо. Тогда уже я читала ей вслух. А потом, когда она попросила меня о помощи, я выполнила ее просьбу, должна была выполнить, она не оставила мне выбора.
– И как ты ей помогла? – низким, опасным голосом спросил Беллами.
– Я-Она умоляла меня помочь ей уйти. Она попросила меня… – Кларк шмыгнула носом и утерла его тыльной стороной ладони. Ее голос дрогнул. – Попросила помочь ей умереть.
– Ты врешь, – сказал Беллами, чувствуя, как подступает тошнота. Всего час назад он дрался бы насмерть за честь Кларк, утверждая, что она не способна ни на что подобное. Но теперь сидевшая перед ним девушка казалась ему какой-то жуткой незнакомкой. А вот Лилли он знал хорошо. – Она бы никогда так не сказала, – прорычал он, поднимаясь на ноги. – Она сделала бы все возможное, чтобы выжить в этой безумной игре.
– Беллами, – слабо начала Кларк, – ты не понимаешь… – и она замолчала, всхлипнув.
– Не смей говорить мне, чего я там не понимаю, – выпалил Беллами. – Я вообще больше не желаю тебя видеть. Можешь предложить свои услуги наземникам. Разве это не будет занятно, у них небось столько детишек для опытов…
Беллами развернулся и зашагал прочь, оставив дрожащую Кларк в одиночестве посреди глухого леса. Продираясь среди деревьев, он беспрерывно моргал, чтобы сдержать слезы. Никогда больше он не станет доверять Кларк, никогда и близко к ней не подойдет. Он давно уже знал, что полагаться можно только на себя. И что единственный человек, который что-то для него значит, это Октавия.
Он уже потерял слишком много времени. Пришла пора вернуть сестру.
Хватит играть с этой земной девчонкой по-хорошему. Вообще хватит игр.
Глава 16Уэллс
Он не озаботился тем, чтобы незаметно пробраться в лагерь, хотя на этот раз они с Сашей не принесли продуктов, с ними были только впечатления от разрушенного дома, которые, будто тонкий слой пыли, припорошили память Уэллса.
Когда Уэллс увидел выходящую из-за большого дерева Кларк, он облегченно вздохнул. Их встреча произошла достаточно близко к краю поляны, и можно было легко передать ей Сашу и сделать вид, что Кларк выводила пленницу по естественной надобности. Она, конечно, согласится его прикрыть. Из всей сотни лишь Кларк понимала, какая это глупость – держать Сашу связанной в хижине.
Уэллс уже вскинул в приветствии руку, когда заметил какую-то неправильность. У Кларк всегда было какое-нибудь дело: дома, на корабле, она могла идти в библиотеку за книгой, а тут, в лесу, – направляться к замеченному ей растению, чтобы как следует его рассмотреть. Увидеть, как она еле плетется по лесу, будто за спиной у нее тяжеленный невидимый груз, было шоком.
– Кларк! – позвал Уэллс. Обменявшись взглядом с Сашей, которая кивнула, выражая молчаливое согласие стоять там, где стоит, он бросился к Кларк. Вблизи стало видно, что глаза у той красные. Кларк, которая не проронила ни слезинки во время суда над ее родителями, плачет? – Что с тобой?
– Все нормально, – ответила она, глядя прямо перед собой, чтобы не встречаться с Уэллсом глазами. Даже без всяких слез Уэллс понял бы, что дело неладно.
– Да брось, Кларк, – сказал он, одновременно поглядывая через плечо, желая убедиться, что Саша не может их слышать, – после всего, что мы вместе пережили, – «и после той боли, которую причинили друг другу», хотел было добавить он, но не стал, – думаешь, я не замечу, что ты расстроена? – Она, шмыгнув носом, кивнула, но не сказала ни слова. Уэллс нахмурился. – Что-то с Беллами?
Он ждал, что Кларк осадит его, но, к его удивлению, она наконец посмотрела на него полными слез глазами:
– Прости, – сказала она. – Уэллс, мне так жаль! Я так долго была с тобой груба… я должна была тебя простить. – Ее голос дрогнул, и она замолчала.
– Да все нормально, – нерешительно сказал Уэллс, обвивая ее руками. Каким-то образом он знал, что все эти извинения скорее относятся к Беллами, чем к нему. – Чем я могу тебе помочь? – спросил он. – Хочешь, набью ему морду?
– Нет, – всхлипнула Кларк, но все-таки улыбнулась.
Прежде чем Уэллс успел сказать что-то еще, глаза Кларк округлились: она увидела что-то за его плечом. На миг он подумал, что дело в Саше, обернулся, посмотрел в том же направлении, что и Кларк, и неловкость сменилась ужасом.
С ветки высокого толстого дерева, медленно вращаясь и периодически натыкаясь на ствол, свисало нечто.
«Это человек», – подумал Уэллс, прежде чем успел понять, что это невозможно. Голова человека не может располагаться под таким углом к телу. А человеческие лица не бывают синими. Кларк за его спиной издала полукрик-полустон. Он никогда раньше не слышал от нее ничего подобного.
Уэллс сделал несколько шагов вперед, ища какие-то объяснения тому, что он видит, но в голову ничего не приходило.
– Нет, – сказал он, быстро моргая, словно это было изображение на трансляторе сетчатки глаза, и он хотел, чтобы оно исчезло. Конечно, напрасно.
Это была девушка, и, хотя ее лицо распухло почти до неузнаваемости, он все-таки опознал ее по блестящим темным волосам. И по тонким запястьям да маленьким кистям рук: Уэллс еще всегда удивлялся, какие они сильные.
– Прийя, – задохнулась за его спиной Кларк.
Пошатываясь, она поравнялась с Уэллсом и схватила его за руку. Впервые с тех пор как они оказались на Земле, Кларк была в таком ступоре от ужаса, что могла лишь смотреть.
Веревка, обвивавшая шею Прийи, впилась в кожу – ту самую кожу, которая всего несколько часов назад была золотисто-коричневой, а теперь посинела и пошла пятнами.
– Надо ее снять, – сказал Уэллс, хотя знал, что Прийе уже ничем не помочь.
Сделав неуверенный шаг вперед, он понял, что Саша уже взобралась на дерево.
– Дай нож, – сказала она, ложась на ветку, и, увидев, что Уэллс не шевельнулся, скомандовала: – Быстро.
Подойдя ближе, Уэллс вытащил из кармана нож и бросил Саше, которая поймала его одной рукой, молча перерезала веревку и бережно спустила тело на землю.
– Как ты думаешь, она это… сама? – спросил, отворачиваясь, Уэллс.
Кларк протянула руку к посиневшей шее, чтобы проверить пульс, которого, как они все понимали, быть не могло.
Спокойная, работящая, отзывчивая, стойкая Прийя. Что заставило ее так поступить? Невыносимая тоска по дому? Или она предвидела, что сотне все равно не выжить? Уэллс ощутил, как к ужасу примешивается чувство вины. Может, он сделал недостаточно, чтобы она чувствовала себя защищенной?
– Нет, – дрожащим голосом сказала Саша. Она уже спустилась на землю и стояла теперь в нескольких метрах от Уэллса.
– Я пока точно не знаю, – не сводя с Прийи глаз, сказала Кларк. – Я должна еще подумать об отметинах у нее на шее, о положении веревки… – Она вдруг замолчала. Уэллс понимал, что роль коронера ее не прельщает.
– Это не самоубийство, – сказала Саша, на этот раз более твердо.
– Откуда ты знаешь?
Кларк наконец отвела взгляд от тела и посмотрела на Сашу. Она то ли была недовольна тем, что ее медицинские знания подвергаются сомнениям, то ли возмущалась, что в их горе вторгается кто-то посторонний… Уэллс не мог сказать точно.
– Ее ступни, – тихо сказала Саша, указывая на них рукой.
До этого момента Уэллс не замечал, что Прийя боса. Он шагнул вперед и, прищурившись, пытался понять, о чем говорит Саша. На ступнях были отметины, которые Уэллс вначале принял за разводы грязи. Но, наклонившись, он понял, что там вырезаны буквы.
– О боже мой! – воскликнула Кларк.
На ногах Прийи было вырезано послание. По одному слову на каждой маленькой босой ступне.
Убирайтесь. Домой.
О том, как незаметно провести Сашу в хижину, можно было не беспокоиться. Когда звук шагов и шум голосов оповестили о том, что народ идет в лес выяснять, почему плачет Кларк, Уэллс велел пленнице вернуться в заросли и прокрасться на поляну, когда путь будет свободен. Когда распространится слух о гибели Прийи, начнется суматоха, и никто не заметит, что наземница куда-то пропадала.
Спустя десять минут Эрик и аркадийская девушка волокли тело Прийи вниз по холму, а Антонио вел в лагерь покачивающуюся Кларк, которая смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Уэллс и сам бы не отказался ей помочь – особенно учитывая то, что она вдобавок расстроена из-за Беллами, – но кто-то должен был остаться на месте преступления и заняться расследованием, а сделать это надо было, пока не село солнце.